Удельный князь. Почему не стоит обижаться на Лукашенко

Судя по реакции ряда общественных деятелей и публицистов, значительная часть общества в России, мягко говоря, “не поняла” недавних высказываний белорусского президента Александра Лукашенко по Донбассу и Крыму. Не поняла и не приняла. Одни, как, например, литератор Герман Садулаев, использовали их для весьма эмоциональной критики самой идеи о возможности существования искренних и дружественных отношений даже между самыми близкими, кровнородственными славянскими народами  (http://svpressa.ru/politic/article/90345/).  Другие, как петербургский блогер-другоросс Андрей Песоцкий (http://pesotskiy.livejournal.com/80552.html) заклеймили в ответ белорусский режим как реинкарнацию “брежневщины”, не забыв попутно предъявить “батьке” целый набор обвинений в либеральном духе. Но огорчает, что никто (или почти никто) из обличителей белорусского президента не сумел ни разглядеть, ни указать публично на главные причины такой внезапной для многих метаморфозы нашего давнего союзника и партнёра. Похоже, в очередной раз эмоционально-поверхностный подход к действительно значимым общественно-политическим событиям не позволил понять их суть. Причём, в который уже по счёту раз. Печально…

Для того, чтобы вскрыть мотивы, побудившие президента Белоруссии в противоборстве русских ополченцев и киевской хунты открыто принять сторону последней, необходимо отталкиваться не от того медийного образа Лукашенко, который за последние двадцать лет был создан стараниями российскими СМИ (причём, что удивительно, и поношения либералов, и восхваления патриотов де-факто оттеняли в нём, хоть и в разной  степени, но  почти одни и те же черты), а от краткого исторического анализа пути, что прошла под его руководством страна в постсоветское время.  И тогда очень многое разъяснится.

Для начала следует отметить, что Александр Лукашенко, впервые победивший в Белоруссии на президентских выборах летом 1994 года, принадлежал к той категории хозяйственных руководителей (“красных директоров” в терминологии либералов начала 90-х), которые болели душой за общее дело, а не за личный карман. А потому не приняли губительного рыночного эксперимента, органически не смогли “вписаться в перемены”, буквально на глазах ведущие к деградации и смуте. Именно его отказ от проведения масштабной приватизации общенародной собственности, сворачивание начатых С.Шушкевичем экономических реформ и вызвало первый острый приступ злобы российских реформаторов и их медийной обслуги. А в патриотическом лагере, наоборот, породило надежды на становление сильного русского лидера, защитника обираемого, загоняемого в катакомбы народа.

В своём изначальном стремлении к интеграции с Россией (а в ту эпоху либерального буйства сама постановка подобного вопроса рассматривалась “элитами” нашей страны едва ли не как “мыслепреступление”) Александр Лукашенко был, без сомнения абсолютно искренен и честен. Созидатель и человек труда, в противовес кликушам деструкции и развала, он прекрасно осознавал, что сила государства – в его единстве, а мощь общества  - в сплочённости. Предательски оторванная от общерусского тела Белоруссия (не имевшая, к тому же, сколько-нибудь значимой традиции собственной государственности) представлялась её президенту всего лишь временно дезинтегрированной частью русского мира, а сама подобная дезинтеграция на тот момент воспринималась как нелепый исторический казус, который, без сомнения, должен быть в ближайшее время исправлен. Да и экономическое положение бывшей союзной республики, нежданно-негаданно для её народа обретшей самостоятельность, представлялось ненадёжным и шатким. По всей видимости, у Лукашенко на тот момент не было уверенности в том, что она сможет прожить сама, без тесного сотрудничества с Россией в хотя бы в хозяйственной сфере.   

О том, какова была реакция Кремля на открыто протянутую ему из Минска руку (вспомним хоть, кто вообще тогда готов был протянуть руку дружбы разгромленной “империи зла”), мы прекрасно помним. И если Ельцин (не знаю уж, что им на тот момент двигало: инерция советского мышления или один лишь политический расчёт) подписывал с президентом Лукашенко договор об образовании союзного государства, то “семибанкирщина”, властвовавшая тогда над Россией почти безраздельно, предсказуемо встала на дыбы. Воссоединение русского народа (а белорусы, по сути, почти те же русские, что в этническом, что в культурном плане) в её планы никак не входило. Как результат, заключённые союзные соглашения с российской стороны планомерно саботировались, в принадлежавших олигархам газетах и телеканалах против руководителя Белоруссии была развёрнута настоящая информационная война, подконтрольное Березовскому ОРТ организовывало самые настоящие межгосударственные провокации на границе и т.д..

Итог всему этому оказался сколь закономерен, столь и печален.

Сполна убедившись за несколько лет, что полноценная интеграция с Россией в таких условиях попросту невозможна (а если и возможна, то лишь ценой разорения и разграбления Белоруссии хищным околокремлёвским олигархатом), укрепив экономику страны, Лукашенко постепенно отвернулся от Кремля и взял стратегический курс на построение собственного самостийного государства. Причём, подчеркну, выбор этот был поначалу вынужденным, но постепенно, с каждым последующим годом  своего успешного правления, “батька” начал, что называется, входить во вкус.

“Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание”, - утверждал Карл Маркс в предисловии к “К критике политической экономии”.  И утверждал, надо сказать, справедливо. Бытие бывшей союзной республики, так и не вернувшейся в Россию, постепенно меняло сознание её верхов.

Нынешняя Белоруссия – это уже не оторванный от русского мира осколок, мучительно переживающий свой отрыв и мечтающий о воссоединении. Таковой она во многом была ещё десять-пятнадцать лет назад, в годы правления раннего Лукашенко. Но сегодня в Белоруссии уже запущены механизмы укрепления её самостийности, упрочения государственной независимости, отстаивания  собственного национального интереса (в том числе и в отношениях с РФ). Сила их, конечно, не та, что на постсоветской Украине, но и условия иные: в Белоруссии, на наше счастье, отсутствует сколько-нибудь весомый аналог галицийских западенцев, а местные антирусские националисты малочисленны и маргинальны. Однако даже несмотря на данный смягчающий фактор благодушествовать нам не стоит. Процесс, хоть и медленно, но идёт, таймер ещё одной бомбы, заложенной под русский мир беловежскими преступниками, исправно тикает. Отчуждение белорусских правящих кругов от России ощущается всё сильнее, и проявилось оно задолго до появления в СМИ пресловутых заявлений о необходимости уничтожения бандитов. Ещё пара десятилетий “автономного плавания” – и вслед за правящими кругами неизбежно потянется и народ.

По сути, президент Белоруссии давно уже обрёл психологию этакого удельного князя, который зорко и ревниво оберегает собственный удел. Заметьте, что с определённого момента (а конкретно, с того момента, как инициированная им когда-то интеграция зашла в тупик) Лукашенко всячески уклоняется от поддержки политики распространения сфер российского влияния и уж тем более территориальных приращений РФ. Непризнание независимости Абхазии и Южной Осетии, пожелание украинской хунте поскорее вернуть назад Крым, открытое осуждение восставшей Новороссии – всё это, увы, звенья одной цепи. И совершая такие действия, Лукашенко руководствуется уже не идеалами и ценностями русско-советского человека (каким мы его когда-то знали, уважали и любили), а логикой политика-самостийника, новоявленного удельного князя, не принять которой в своём нынешнем положении он, по сути, и не мог.

В крымском прецеденте и последовавшем за ним новороссийском восстании глава Белоруссии видит, прежде всего, угрозу своему княжеству и продолжению собственного безраздельного княжения в нём. Если сегодня отрезанные от России русские люди вышли с лозунгами воссоединения в Севастополе и Донецке, то есть ли гарантия, что завтра они не захотят этого сделать в Минске? Начавшийся процесс русской ирреденты, судя по всему, Александра Григорьевича не на шутку встревожил, ибо за двадцать лет президентства он сполна успел усвоить давнюю истину: лучше (и безопаснее!) быть первым у себя на деревне, чем третьим-десятым в Риме (Москве). Да и с Москвой, кстати сказать, не всё столь очевидно. Помня истории “молочных войн” с Кремлём, поверит ли Лукашенко личным гарантиям в обмен на отказ от суверенитета, даже если таковые и последуют? Прозападное лобби в РФ ох как сильно, и вряд ли оно станет особо противиться настойчивым требованиям Запада выдать “последнего диктатора Европы”.

Да, подобное перевоплощение того, на кого ещё не так давно взирали с верой и надеждой, не может не огорчать. Засыпаемые ныне в белорусскую землю семена самостийности (нападки местных историков на армию Кутузова, будто бы учинившую грабёж белорусских деревень во время войны с Наполеоном,  отбор на высшие командные должности в армии и других силовых структурах этнических белорусов и т.д.) рано или поздно дадут всходы. Будем надеяться, что они не окажутся столь ядовитыми, какими оказались всходы “свидомых” сеятелей, но кто знает… Теоретиков украинской самостийности тоже когда-то не воспринимали всерьёз. Объединяться надо уметь вовремя. Одно удельное княжество на русской карте уже обозначилось (второе – украинское – и вовсе на глазах превращается в смертельного врага). Потому необходимо сделать всё, чтобы предводителей рождающейся сегодня Новороссии не вынудили со временем пойти по стопам Александра Лукашенко.