У русских нет пух, пух. Свидетельства тех, кто прошёл фронтовыми дорогами

Федор Леонтьев:

20 июня я был дежурным по роте и находился в столовой. Рота готовилась к обеду. В это время раздался сигнал: "Боевая тревога!" Полк вышел за пределы военного городка и в 5 км от него занял оборону. Я был командиром машины со счетверенной пулеметной установкой в 5 взводе. Тревогами и отбоями нас нельзя уже было удивить. За три года службы в ПВО штабной роты 242 артполка 67 СД Прибалтийского Военного Округа, в городе Литава (Латвия), их было столько...

Раз объявили тревогу, значит, будет и отбой. Но отбоя нет.

Поступила команда открыть огонь по самолетам на поражение. Нам объяснили, что началась война. Стало известно, что немецкие войска перешли границу в районе Плужи (Литва), что наши пограничники отбили атаку противника. Получив отпор, немецкие части пытаются прорваться на Литаву. И мы были готовы к отражению этой немецкой авантюры.

С каждым часом все усиливались боевые действия. Самолеты противника бомбили наши боевые позиции, а наши самолеты были уничтожены на аэродроме. Противнику удалось заминировать канал, и мы лишились выхода в открытое море.

К вечеру 21 июня получили приказ: занять новую точку обороны. С надеждой, что 22 июня будет "Отбой", легли спать. Только уснули, как слышим, рвутся бомбы, летают самолеты, бьет артиллерия. Повыскакивали из укрытий, готовим пулеметы к стрельбе.

К вечеру 22 июня к городу Литава подошли немецкие войска. Мы получили приказ вернуться в город и занять оборону. В этот критический момент мы выводили свои машины ПВО на самый передний край обороны, чтобы поддерживать стрелковые подразделения. Но наши силы были неравные, нас оставалось все меньше и меньше. Кончились снаряды.

27 июня получили приказ выходить из окружения вдоль моря. К исходу дня мы с боями вышли в заданный район, но выйти из окружения дивизии не удалось.

28 июня из остатков всех полков был сформирован сводный отряд, и мы с боями стали пробиваться в направлении Риги. Под городом Кульдиги (Латвия) я был ранен и контужен.

Леонтьев Федор Федорович. Узник плавучей тюрьмы "Кап-Аркона".

Анна Мищенко:

Июнь. Успешно окончила четвертый курс Днепропетровского мединститута, и только что приехала в пограничный город Пинск для прохождения врачебной практики. Устроилась в общежитии, перезнакомилась с девчонками. Вечером пошли на танцы. Домой возвращались после двенадцати. Пели, шутили, смеялись. Уже в постели делились впечатлениями прошедшего дня.

На зорьке двадцать второго в распахнутые окна общежития ворвался грохот. Ревели самолеты, рвались бомбы, трещали пулеметы. Звенели разбитые стекла. Как в лихорадке, содрогалось четырехэтажное здание. В это страшное утро я впервые увидела смерть беззащитных женщин, стариков и детей. И поняла: место будущего врача – среди раненых. Как найти санчасть? Увидела автомашину, а в ней – в окровавленных повязках солдат. Прыгнула на подножку. Возмутившемуся шоферу показала студенческую зачетку с таким видом, будто это документ, удостоверяющий высокопоставленную личность. Объяснения в санитарной части пограничников были короткими. Во всем выручала студенческая зачетка. А через час в новом солдатском обмундировании, с санитарной сумкой через плечо я уже мчалась в самое пекло. У околицы Пинска увидела ползущие к городу немецкие танки, вражеских солдат и наших пограничников, отбивающих одну за другой атаки. Им дорог был каждый клочок родной земли. Сражались до последнего патрона.

Валентина Викторова:

Я с девчонками собирала в лесу ландыши, и когда мы вышли на опушку, увидели скачущего во весь опор всадника, он кричал:

– Война! Война!

Так кончилась юность. Все вдруг повзрослели. Уходили односельчане на войну целыми семьями. Ушли сражаться за Родину и три моих брата. А я рыла под Москвой окопы, чистила аэродромы.

А еще я была писарем роты. Глубоко запрятав горе, писала похоронки.

Александра Щукина:

22 июня был жаркий безоблачный день. Мама накормила нас и ушла с папой в гости к землякам-воронежцам. А мне приказали играть с младшими сестрой и братом. Я была за старшую няньку, мне 18 июня исполнилось 12 лет. Младшей сестре 11 лет, брату Коле – 5, Вале – 2 годика. К нам присоединилась соседская детвора. Было весело. Неожиданно вернулись родители. Сказали, что идут в сельсовет на собрание. Вскоре возвратились заплаканные. Сказали, что началась война.

Папа отправил соседских детей по домам, а нас обнял и сказал:

– Детишки вы мои родные! Началась война, и ваш отец обязательно пойдет на фронт защищать Родину.

И заплакал. Я спросила:

– Когда?

– Скоро.

Плакали и мама, и папа, и я. Мне было страшно. Я не понимала, что такое война. Меньшие дети смотрели на нас и не могли сообразить, почему мы плачем.

Владимир Слюсарь:

Первый день войны. Мобилизация. Я – молодой отец. Перед отправкой в воинскую часть забежал домой, чтобы попрощаться. Тяжелое, разрывающее сердце расставание с детьми. Долго потом слышал голос самого маленького:

– Папа, ты куда? Папа...

 Александр Плыгач:

Мы базировались в летних лагерях в 30 км от Армавира в станице Советской на реке Уруп. Накануне весь инструкторский состав был отпущен в увольнение. Семейные уехали домой, остальные – с ночевкой в Армавир. Запланировали погулять в воскресенье по городу.

Начальник училища объявил о вероломном нападении на нашу страну. Он поставил задачу: срочно отправляться по местам базирования. Стоя в строю, я ощутил оцепенение, холодок пробежал по спине, показалось, что волосы зашевелились под головным убором.

Были сформированы два боевых полка для отражения самолетов-разведчиков противника. Екатерина Романовская:

Я работала учительницей в Зверево. На второй день войны подала заявление с просьбой направить на фронт. Мое заявление опубликовала районная газета. Внизу было напечатано, что подобные заявления за четыре дня поступили от сотен юношей и девушек. Приятно, что мое заявление заметили, но и обидно – в течение месяца я каждый день ходила в военкомат, но мне все говорили, что надо подождать. Наконец настал день, когда получила направление на курсы радиотелеграфистов.

Алексей Лысенко:

В ночь с 21 на 22 июня дежурил в горкоме. В то время работал лектором горкома партии. По ночам по очереди дежурили. Принимая дежурство, не обратил внимания на слова секретаря горкома партии Ивана Матвеевича Белевского:

– Будьте внимательнее.

Виктор Мозылев:

В субботу 21 июня в нашей танковой дивизии чувствуется какая-то настороженность, нервозность. Но начальство молчит.

В 23.00 – отбой. А через полчаса – тревога. Команда – по машинам. Загрузились полным боекомплектом. Отправились в путь. К рассвету остановились в каком-то лесочке в районе границы.

Загремела артиллерия, залаяли минометы. По всей границе началась ружейно-пулеметная стрельба. Словно черная туча, над нами появились сотни немецких самолетов. Они начали бомбить военные городки, пограничные заставы, укрепрайоны, штабы и узлы связи. Особенно тщательно обрабатывали передовые позиции наших войск.

Мы на своих танках вступили в бой с фашистами в районе Паланги.

Василий Барабаш:

Война застала в пограничном наряде. Нас было двое: я и мой товарищ. Мы были в "секрете", т. е. в засаде.

На поляне появились фигуры немцев. Мы с Дмитрием замерли, немцы нас не заметили.

Я окликнул нарушителей: "Стой! Руки вверх!". От неожиданности немцы открыли огонь в разные стороны. Один из немецких разведчиков был ранен в ногу, и мы смогли доставить его на заставу.

Василий Чернявский:

Наша седьмая механизированная дивизия располагалась недалеко от границы с Западной Белоруссией в 12 км от г. Белостока в местечке Хорощ. Нас подняли по боевой тревоге и предупредили, чтобы забирали с собой вещи, может, сюда не придется вернуться. Многие недоумевали: только вчера, 21 июня, вернулись после выезда в лес по тревоге, а сегодня опять. Но раз тревога – все по своим местам!

Иван Гончаренко:

В последнюю мирную ночь на заставе дежурил я. Под утро землю окутал густой туман, и, воспользовавшись им, по дороге, идущей мимо заставы, без единого выстрела двинулась колонна немецких войск. Но из окопа ударил по врагу "максим" рядового Коростылева. Ему ответили фашистские минометы. Начался бой.

Еще пять дней назад вокруг заставы отрыли окопы. В час испытания четырнадцать пограничников (остальные были в нарядах на границе) заняли круговую оборону и стали бить врага.

Бой не стихал несколько часов. Мы разили фашистов пулеметным и винтовочным огнем забрасывали гранатами. Несколько раз враг обрушивал на нас шквал мин и бомб. Но когда, полагая что сопротивление сломлено, вставали гитлеровские молодчики, я произносил единственное слово "Огонь!"

Когда наступило внезапное затишье, заметил подкрадывавшегося немца с гранатами. Очевидно, фашисты решили, что горстку пограничников проще всего ликвидировать таким образом. Однако я сумел убрать его из пистолета. После очередного шквала огня решил помедлить с ответом. К окопам подъехал вражеский мотоциклист-разведчик. Пограничники пригнулись, не выдали себя, а он не рискнул проверить более тщательно и, очевидно, доложил своим, что очаг сопротивления сломлен. Появилась группа солдат и стала собирать своих раненых. И тут-то мы ударили вновь. Этого фашисты не могли стерпеть. От взрывов вздыбилась земля, день стал похожим на ночь. И тогда мы поползли в сторону леса по лощине.

Нас было четверо: я, старшина Волков, бойцы Ражев и Степанов.

Николай Проценко:

Накануне войны наша часть находилась на учении в районе железнодорожной станции Жабинка. Когда раздались первые залпы фашистов, я был в блиндаже на связи. Командир взвода Савченко приказал:

– С КП – никуда!

Но вражеский снаряд тут же нарушил связь, и я вынужден был отправиться ликвидировать порыв проводов.

Федор Абдумаликов:

В ночь на 22 июня я оказался на посту у склада с боеприпасами 336 стрелкового полка в Севастополе.

Утром услышал гул самолетов и взрывы бомб. Правда, обошлось благополучно в том смысле, что не угодила бомба на территорию складов, упала чуть в стороне от него. Из 18 часовых, оказавшихся в этот момент на посту, погибли восемь, пять человек получили ранения и контузии. А я, будучи отброшен взрывной волной далеко от поста, получил контузию и небольшое повреждение позвоночника. Но из строя не выбыл. Тут сказалась красноармейская закалка.

Накануне днем нам раздали оружие по казармам. Перед этим проводили светомаскировки, думаю, командование все-таки предполагало нападение Германии. Но, имеющий огромное стратегическое значение Севастополь по существу оказался открытым с воздуха. Он почти не имел средств противовоздушной обороны.

Полк начали выводить в район Инкермана. Весь день был посвящен строительству оборонительных сооружений.

Федор Чернявский:

Стояли в лесу в Латвии. Наш полк был механизированный. Посадили на машины встречать противника. Старшина дает винтовки, патроны. Вышли, а тут как раз немцы идут. Мы стреляли, а результата не было: патроны, которые раздавал старшина, оказались учебными. А немцы нас косили. Нас остались единицы. Мы отошли.

Алексей Фурсов:

Севастополь. Экипаж подводной лодки Щ-210 подняли утром по тревоге. Построились на площади. Нам объявили: началась война.

В этот день моряков расписали по военным кораблям. Я попал на подводную лодку Щ-213 радистом. Она по графику должна была плыть на ремонт в Николаев. Когда лодка вышла из бухты, подали команду на погружение. В момент погружения произошел взрыв. Меня контузило.

Александр Анохин:

В 30 километрах от западной границы строили подземный аэродром. Я был на стройке уполномоченным особого отдела НКВД.

Рано утром меня разбудил хозяин квартиры, где я жил. Проснулся - ничего не могу понять. Вышел на улицу и увидел два самолета с черными крестами.

– Что это? – спрашивает хозяин.

– Не знаю, – отвечаю, – может, маневры какие. Возникло непонятное чувство то ли тревоги, то ли растерянности. Сон прошел. Я схватил куртку и побежал в штаб. Вскоре в штабе появился начальник автопарка, показывает пули. Рассказал, что стреляли по бензобакам, чуть не убили часового.

Пытаюсь уточнить, что же произошло. Связи нет. Никаких распоряжений не поступает.

– Что будем делать? – обратился ко всем командир части. – Самолеты беспрерывно идут в сторону Киева.

– Будем выводить солдат на строительство, – говорю.

В 8 часов вышли на работу. И тут – налет на наш объект: обстреляли и посыпались бомбы. Мы не могли ничего понять...

Иван Федоренко:

22 июня. Жертвой пиратского налета избран и город Ленина.

Погода пасмурная. Низко стлались тучи. Но вот объявили тревогу: по направлению батареи шли немецкие бомбардировщики. Миновали считанные секунды – и орудийные расчеты готовы к ведению огня. Еще никому из зенитчиков не приходилось видеть немецкие самолеты. Мы встречали их только на учебных плакатах. Но чувствовали, узнаем, где свой, а где чужой.

И вот звучит короткий доклад разведчика:

– На батарею курсом ноль один идет "юнкерс", высота – 700 метров.

Это низкая высота для тяжелого бомбардировщика. Еще мы не услышали звука, но увидели черную тень. Первый залп. Самолет почти над нами. Опять залп. Второе орудие успевает развернуться и дать выстрел по уходящему бомбардировщику. И сразу же хвост задымился. Он пошел на снижение и скрылся за горизонтом на нашей территории.

Немедленно группу бойцов послали на место падения самолета. Вскоре группа доставила четырех фашистских летчиков. Все они были ранены и изрядно помяты. Их доставили в госпиталь.

Когда немцы пришли в себя, попросили показать им русского зенитчика, которому удалось сбить их.

В госпиталь ездил Александр Цуканов, наш артмастер. Один из немцев, видимо, старший в экипаже, загибая пальцы на правой руке, бубнил:

– Франция – нихт! Голланд – нихт! Инглянд – нихт! Унд русланд – капут!

Он сокрушенно покачал головой и откинулся на подушки.

Да, русские воины в первые же дни войны показали, что они могут бить первоклассных асов. Может, в начале у нас не было умения, но ведь выше военного профессионализма любовь к Родине.

Полина Любицкая:

В г. Саратове мы со старшей дочерью работали на заводе, выпускающем технические масла. Затем в госпитале мыла полы, посуду, стирала белье, готовила пищу для раненых.

Каждая женщина, стирая и штопая одежду фронтовика, думала: "А может быть, это одежда моего мужа, сына, брата?". Никакой работы не сторонились наши женщины, все старались делать для фронта. На наши денежные взносы фабрика приобретала самолеты и танки для скорейшего разгрома фашистов.

Материал взят из пятитомника Николая Даниловича Романова "День за днем и жизнь за жизнью". Каждый том – год Великой Отечественной войны. Где земляки автора из города Красный Луч Луганской области вспоминают те трагические дни.