ЛЮДИ И ТВАРИ. АЛЕКСАНДР ГОРДЕЕВ

        Марина, простая российская парикмахерша, натоптавшаяся за день вокруг кресла с клиентами, устало возвращается домой, не миновав, как обычно, магазина на углу улицы. Выйдя потом из его искусственной прохлады в июньское пекло улицы, Марина натыкается у входа на людей, которые с ласковым любопытством рассматривают что-то на асфальте… Ой, а там в обувной коробке маленький пятнистый щенок…

        – Пацан бросил, – кто-то кому-то объясняет в стороне. – Бросил и убежал. Весь в слезах. Видно, жалко было…

        Марине нужно идти, варить на ужин куриный суп, а её, как привязало. Подходит ближе, присаживается к коробке, забыв о подоле сарафана, широким кругом, упавшим в пыль асфальта. Щенок с влажным, блестящим носом попискивает, боясь покинуть коробку, смотрит умными глазками. Марина хочет погладить его, и щенок вдруг лижет её ладонь цепким язычком. И всё! У Марины перехватывает и сердце, и дыхание. Это безобидное существо уже её… Надо просто взять и отнести его домой. Марина смотрит снизу на окруживших её незнакомых людей – не будет ли кто против? Берёт коробку, поднимается. Взгляды одобрительные, лица тёплые. Люди даже рады и за неё, и за щенка, так быстро нашедшего хозяйку.

        С сумкой в одной руке и с коробкой в другой Марина быстро уходит от магазина, сама не понимая, как это вышло, что она взяла щенка. Даже толком и не подумала об этом, как-то всё на одном порыве. Хотя, конечно, и порыв не бывает просто так…

        С Аркадием они живут десятый год. Сошлись уже зрелыми людьми, когда дети того и другого встали на крыло. Им уже и помогать особо не надо. Так что жить они могли бы и вовсе замечательно, если бы не погружённость мужа в какие-то постоянные, но для Марины несколько туманные проблемы. Аркадий – бывший десантник, ростом за сто восемьдесят, с огромными лапами, работает в охранной фирме и дежурит в ювелирном магазине. В охранники с его фактурой и биографией взяли без всяких проблем, не подозревая даже, что в девяностые годы он и сам был хозяином магазина. Многие в те годы шли в предприниматели. Многие и разорились. Правда, теперь почти все они воспринимают свой крах не горше ошибок бурной молодости на личном фронте, а вот для Аркадия это осталось травмой навсегда. Иронизируя над собой, он и сам называется себя моральным инвалидом эпохи предпринимательства. В те бурные угловатые годы у людей шёл коренной пересмотр отношений с деньгами, и ох, сколько неожиданного вывернул из людей этот пересмотр... Один из неразрешённых вопросов Аркадия: почему кто-то тогда смог, а он нет? Тупой что ли совсем? Да по мозгам-то с богатыми, которых знает теперь, вроде бы наравне. Только им почему-то доставались деньги-липучки, а ему деньги-песок… Действовал всегда расчётливо и верно, а потом выяснялось, что кто-то обманул, другой (друг, между прочим) испарился с большим долгом, а сослуживец, такой же десантник (!), своровал... Почему мир таков, что друзья предают, а жёны подставляют (было и такое, не зря же один потом остался)? Эти-то депрессивные вопросы, считай, уже почти два десятка лет (десять лет из них уже при Марине) как обручи на его мозгах.

        – Не пойму, – говорит ему как-то Марина, – ты, что же думаешь, вот наступит какой-то прекрасный момент, тюкнет тебя в макушку и ты сразу всё поймёшь?

        – Так оно, скорей всего, и будет, – отвечает он. – Тут одной какой-то мысли и не хватает…

        – Что ж, – соглашается Марина, – думай, только кепку не носи, а то тюкнет, да не пробьёт…

        Смех смехом, но кто знает, сколько ещё Аркадию в своей мрачности пребывать? Так что такой «смягчитель», как кошка или собака в доме уже просто необходим. Только опять же, как посмотрит на это Аркадий, приверженец почти армейского порядка? Про кошку она ему уже как-то намекала, и Аркадий так скислился, что про собаку и намекать страшно стало. А теперь, пожалуйста, вот… Ну, что ж, может и не надо ему всегда во всём уступать? Сначала-то она, конечно, похитрит, но если что, так придётся, наконец, и ноготки выпустить. Заодно и по его морщинистой угрюмости, как на паровом утюге прокатиться…

        На Аркадия ей вообще жаловаться грех. Он не курит и не выпивает. Совсем! Близкие подруги Марины к этому чуду уже привыкшие, а не близким лучше не разглашать – хорошо ещё, если не поверят, а то и ненавидеть начнут. Вообще из всех грехов, свойственных мужикам, Аркадий в совершенстве владеет лишь одним. Если бы в России существовала академия мата, то его приняли бы туда директором на повышенную зарплату и без всякого конкурса. Матерится он так, что святых и выносить не надо – они сами вместе с подсвечниками убегут.

        – Ты бы уж как-то про себя что ли попробовал…, – просит его однажды Марина.

        – Хм… про себя… А вот когда мы с тобой под одеялом, ты можешь все свои звуки про себя?

        Н-да, ждала от него какого-нибудь обещания, а получила лишь свои красные уши. Хотя, надо признать, что сравнение его очень даже убедительное…

        В последнее время поводов для матов у Аркадия лишь увеличилось. Скажи ему лишь одно слово «Украина», и у него уже, что называется, шерсть дыбом. Там-то, на Украине, он в своём десанте и служил. Армия для него вообще, как особая, праздничная страница жизни; воспоминаний столько, что Украина вроде второй родины. Так что святое – не тронь!

        Аркадий, правда, насколько возможно, щадит уши своей жены. Бывает, увидит что-нибудь по телевизору и как подавится. Едва рот не зажимает, чтобы успеть из кухни выскочить. А уж там несё-ёт его на всю катушку и с одного на другое. По весне, когда оттеплело, Аркадий стал и вовсе на балкон убегать. Беда только, что балкон у них не застеклённый, а открытый, как трибуна. Марина его там почти не слышит, зато соседям, случайно вышедшим на свой балкон, можно потом целый год документальные репортажи не смотреть. Тем более что Аркадий не портит маты телевизионным пиканьем, а произносит их честно, как они есть и даже отчётливей обычных слов.

        Буквально на днях Марина, спускаясь по лестнице, догоняет соседку Татьяну Ивановну, а та смотрит на неё с какой-то непонятной жалостливостью и сочувствием. Соседка – учитель русского языка и литературы на пенсии, и можно представить каково ей от декламаций соседа сверху. Спускаясь, Татьяна Ивановна на каждом повороте лестницы норовит оглянуться, чтобы что-то спросить, да не успевает – всякий раз надо уже дальше шагать и под ноги смотреть. Спрашивает только во дворе на ровном месте:

        – У вас, Мариночка, видно, не всё ладно. Ругаетесь, слышу…

        – Да что вы, – покраснев, лепечет Марина, представив, что могла слышать Татьяна Ивановна, поклонница поэтов серебряного века. – Вы, думаете, это ко мне относится?

        – А к кому же?

        – Нет, это к Юле Тимошенко. Ну, и к остальным, которые в Киеве. К этим… Как их там: Яценюку, Турчинову, Кличко...

        – А-а-а... – даже останавливается Татьяна Ивановна. – Ну… Ну, тут-то он, пожалуй, даже прав... А я ведь, признаться, в догадках терялась. Знаете, прислушаюсь к его речи, а он, судя по стилю, не к женщине обращается, а к мужчине. Причём, чаще к нескольким сразу, во множественном числе…

        – То есть, как конкретно вы это поняли? – теперь уже невольно улыбнувшись, спрашивает Марина.

        – Понимаете, он произносит... То есть, называет их… Как бы это выразиться… Ну, в общем, на букву «пи…».

        – А-а-а, – легко догадывается Марина. – Ну, это у него любимое…

        …Войдя в квартиру, Марина ставит коробку у порога, потом перекладывает продукты в холодильник, определяет блюдце для щенка. Сегодня она накормит его уж чем придётся, а завтра в магазине надо будет заглянуть в отдел кормов для кошек и собак. Никогда не обращала внимания на эти корма, а теперь придётся вникнуть… Правда, эта новая забота даже приятна.

        Марина почти до минут знает, когда приходит Аркадий. Доваривая суп, сидит, любуется щенком, и, убедившись, что это кобелёк, пытается придумать ему кличку. Хорошо бы придумать её до прихода Аркадия, притом такую, чтобы мужу она понравилась. «Ну, значит так, – рассуждает Марина. – Лучше всего придумать, что-то на тему Украины. Ну, например… О! – тут же вскидывается она. – А что, если «Крым»? Здорово! Правда, Крым – это уже не Украина, но когда служил Аркадий, Крым был Украиной. И тогда щенку с такой кличкой можно говорить, например: «Наш верный друг – Крым!» Символично. Или можно будет сказать: «Крым, иди сюда!» Нет, что-то не очень… Хотя Аркадию может понравиться. К тому же, есть тут и хороший тайный крючок. Ведь если Аркадию не понравится щенок, то не скажет же он: «Давай откажется от этого Крыма» или «Отдай его кому-нибудь…» У него просто язык не повернётся. Вот уж верно говорят англичане: «Дай собаке плохое имя и можешь спокойно её пристрелить». А это значит, что хорошее имя, наоборот, может спасти. Хотя с другой стороны… Что же получается? Ведь дрессируя его, Аркадию придётся кричать: «Крым, служить!», «Крым, стоять!», «Крым, лежать!» М-да… Не то… Ну, и как же тогда? Не назовёшь же такого симпатичного щенка Яценюком. Зачем собаку портить?»

        В общем, решение пока нет…

        Буквально за какие-то минуты до прихода Аркадия, Марина уходит на кухню, включает телевизор.

        Аркадий входит в прихожую, но сегодня Марина не встречает его, как обычно. Пусть сначала со щенком познакомится. Слышно, как муж скидывает туфли, уходит в комнату, переодевается, идёт в ванную, моет руки. Понятно, что щенок попал ему на глаза уже не раз. Наконец, Аркадий, уже в домашнем, появляется на кухне, молча целует Марину в щёку. Кажется, играет – делает вид, что не заметил щенка. Или вправду не заметил? Скованный своей обычной хронической задумчивостью, садится за стол. Марина наливает ему суп, но забывает про ложку. Аркадий поднимается, подходит к шкафу… Один из его носок оставляет на линолеуме мокрый след. Марина испуганно выглядывает в коридор. Щенок сидит уже не в коробке, а под стулом, а посредине прихожей – лужица, в которую и наступил Аркадий. Марина даже сжимается. Не чувствовать мокрого носка Аркадий не может. Значит, специально не показывает виду. А это уже не к добру… Да тут ещё целая коллекция отягощающих обстоятельств – новости из Украины. И самая главная из них – инаугурация нового президента, фамилию которого Аркадий ни разу ещё не произнёс без какого-нибудь издевательского выверта.

        – Аркаша, – ничего не объясняя, просит Марина, – ты бы снял носки-то, а?

        Муж, уже поглощённый новостями, автоматически стаскивает носки ногами, наступая один на другой. Да, Марина, кажется, и сама бы сейчас сняла их с него. Подхватив носки, она уходит в ванную, быстро затирает лужицу в прихожей, возвращает щенка в коробку, споласкивает руки и возвращается.

        А в телевизоре, выйдя из чёрного лимузина, по красной дорожке ступает будущий президент… Нет, слово «ступает», пожалуй, не его. Он просто грузно и как-то отморожено идёт, опустив почти неподвижные руки. И тут случается казус с солдатом почётного караула. Буквально за шаг до подхода президента, солдат начинает качаться, роняет из рук карабин, а когда президент минует его, то едва не падает сам. Но будущий президент, демонстрируя какую-то тупую непоколебимость, спокойно движется дальше. А камера в этот момент обличающее крупно показывает его спокойное лицо с прочно устоявшейся чванливостью.

        – Тва-арь! – как-то даже восхищённо и в то же время брезгливо произносит Аркадий. – Вот тварь, так тварь!

        Марина даже в недоумении: «тварь»? Только-то и всего на этот раз? Впрочем, это, наверное, только зачин. Сейчас он ещё завернёт! Но Аркадий вдруг, стихает, остановленный какой-то другой мыслью.

        – Всё понятно… – добавляет он почти спокойно.

        Оставив телевизор, муж уходит в комнату, пересекая прихожую, где затаился щенок. Марина даже сжимается. Да чёрт с ним, с этим президентом, только бы щенок из-за него не пострадал. Она хотела, чтобы от этого существа в доме стало тепло не только ей, но и мужу. Но вот что будет на самом деле? Марина привычно и настороженно ждёт наката изысканных выражений, но с мужем явно что-то неладное. В комнате его не слышно. А, так он на балконе… Только бы там митинговать не начал. Марина вяло и уже без интереса наблюдает за церемонией инаугурации. Президент что-то произносит, держа ладонь на какой-то старой толстой книге. Потом в его руке появляется булава. В общем, воцарился…

        Не выдержав неопределённости, Марина выходит на балкон. Муж стоит, спокойно глядя вниз. Марина притыкается рядом.

        – Вот оно и прояснилось, – произносит Аркадий. – Понятно, почему всё на свете происходит так, как происходит…

        Аркадий продолжает думать, и Марине приходится пошутить:

        – «Происходит так, как происходит…» Ну, ты прямо, как Кличко…

        – Не-е, тот такую мысль не потянет... Вот всё и объяснилось. Дело в том, что все мы, люди, разные…

        Марина, пряча лицо, отворачивается в сторону. Хороша мысль, на открытие которой ушло двадцать лет…

        – Да, – соглашается она. – Все люди разные. Так же как есть добро и зло, так и люди делятся на добрых и злых.

        – Да, это-то понятно. Тут другая тонкость…

        – Ну?

        – Люди, независимо от того добрые они или злые, делятся ещё на людей и тварей. Вот в чём дело-то… Потому-то я и не разбогател. Я просто не знал, зачем мне это надо. Ну, купить там что-то: машину, квартиру и прочее – это понятно. Но я же дальше заглядывал… А дальше что? Ведь дальше-то весь смысл денег оказывается в самих деньгах. А это уже глупость, и я её не понимал. А, не понимая этого, я и азарта особого в больших деньгах не видел... Да и вообще в деньгах. А деньги любят счёт и не любят тех, кто считать их не умеет. Вот потому-то мы и живём всего лишь нормально, как все нормальные люди, а не богато…

        – А твари тогда кто?

        – А твари это те, кто вопрос зачем не задают. Они просто гребут и гребут. Им смысл не нужен. Их смысл – цифра покрупнее. И всё. До вопроса зачем, они не дорастают. А мы-то, оё-ёй… Мы даже завидуем им! Сдуру, бывает, даже уважаем. И не догадываемся, что, реально-то они недоразвитые… Просто твари, не доросшие до нормальных людей.

        – Так, по-твоему, все богатые – твари?

        – Не все. А только те, для кого в деньгах главный смысл. Ну, они, конечно, бывает и прозревают. Вон Березовский богател, богател, а потом, хоть и убежал в Лондон, но его, еврея, этот, в основном-то, русский вопрос в Лондоне ещё быстрее догнал.

        – Русский вопрос? А почему русский?

        – Да просто сложилось так. И поэтому до других он доходит туже. Он для них, как на другом языке. И для евреев тоже, хоть они и очень умные. Например, до Березовского дошёл. «Зачем?» – спросил он сам себя и прозрел. А позднее прозрение – это самое тяжёлое наказание. Вот и пришла ему полная моральная хана.

        – Мне вот что не понятно, – говорит Марина, радуясь неожиданной разговорчивости мужа, – как связать все эти твои выводы с новостями с Украины?

        – Так я же там, в телевизоре, таку-ую тварь увидел. Породистую, вальяжную, как в мультике про динозавров. Он же по этой дорожке, как в бизнес за мешком денег шёл. Он даже руки для этого мешка приготовил. А тут этот солдат… Да что для него какой-то солдат, солдатик… Я ни на грамм не сомневаюсь, что если бы этот солдатик и вовсе под ноги ему свалился, так он бы просто через него переступил. И через любого ребёнка бы переступил, и через женщину, через старика. И даже через сотню или тысячу человек сразу. У него даже никакого мизерного порыва помочь не возникло, он, как шёл с лицом чемодана, так и дальше это чемодан понёс. Ты знаешь, как у нас обычно люди рассуждают, как будут потом про этот карабин говорить... Мол, знак это был… Не к добру… И всякую ещё чепухень. Так вот главный-то знак тут был не в карабине, а в морде этого президента. Тут сразу понятно, что это за человек и что дальше с Украиной будет. А что будет – видно сразу!

        – А что?

        – А то, что если бы сейчас вон там, на углу появился товарищ Маргелов Василий Филиппович и свистнул бы мне: «Эй, Аркаха, я тут твой АКМС принёс, айда Киев спасать!», так я бы тут же с балкона сиганул, даже в комнату не заходя…

        – А документы?

        – А документы ты бы мне вдогонку полевой почтой отправила… Не хочу, чтобы всякие твари в Киеве по красным дорожкам ходили.

        – Смешной ты… Там же церемония, надо было соблюдать…

        – Чего-о? Какая ещё такая церемония! – кричит вдруг Аркадий, и Марина опасливо смотрит с балкона во все стороны.

        – Ну, а ты что бы на его месте сделал? – тем не менее, шёпотом задаёт она ему, в общем-то, провокационный вопрос, почему-то надеясь, что он шепотом и ответит.

        – Я?! – кричит Аркадий. – Да я бы элементарно остановился около солдата, поднял его, спросил: «Ты чего это, сынок? На солнце перегрелся что ли? Долго тут стоите? А-а-а, меня, козла, ждёте?!» И уж тут-то я бы всех там разнёс, как будущий президент. «Вы зачем для меня эту х… приготовили? Какой-то б… карнавал с красной дорожкой! Да нах.. он мне нужен! Хотите мою дебильную речь услышать? Так я и на крыльце все заявления сделаю! Чего мне в этот курятник к пресмыкающим идти? Тащите сюда микрофон!»

        Марина стоит на балконе, растерянно открыв рот. Ну, ладно Татьяна Ивановна уже в курсе всего, так у них и другие соседи есть…

        – Ну, всё, всё, Аркаша, – успокаивает она своего бывшего десантника и бывшего горе предпринимателя.

        Аркадий, спохватившись, замолкает, стоит, виновато выдыхая остаток невысказанного. Неловко вышло… Снова сорвался…

        Марина чувствует вдруг, как в ногу тычется мокрым носом щенок, приковылявший из прихожей. Аркадий, услышав писк, смотрит вниз, наклоняется, подхватывает щенка, держит его, словно показывая вид с балкона.

        – Видишь, где мы живём...

        Марине кажется, что такого светлого выражения на его лице она не видела никогда. И тени на этом лице никакой – все вопросы разрешены.

        – А знаешь, Мариха, – успокоясь через минуту и, прихватив свой длинной рукой мягкую, тут же доверчиво прильнувшую жену, говорит Аркадий – как всё-таки здорово, что мы люди, а не твари...

        Хм-м… А ведь излишняя патетика тоже режет слух.

        – Аркадий, не говори красиво! – вспоминает, вдруг Марина знаменитую фразу, которую вообще-то не говорила уже несколько лет.

        Они смеются и уходят в комнату, чтобы спокойно придумать там кличку щенку, которую так и не придумала Марина. А, да чего уж там теперь! Марина согласится на любое предложение своего Аркадия…

______________________