Те, кто против.

Отдельные идеологи современных молодёжных движений напрасно полагают, что ролевые игры и всяческие сообщества по интересам придумали они. Ещё полтора века назад всё это уже было в России. И зачастую в такой «крутой» форме, что нынешним хиппи, готам и эмо остаётся только завидовать. Речь идёт о нигилистах – уникальном культурном явлении в русской жизни второй половины XIX века.

Назло аристократам

Как считал Лев Толстой, аристократ должен прекрасно говорить по-фран­цузски, владеть собственным телом (то есть быть адекватным на балу, в седле, за столом), не показывать эмо­ций и следить за своими ногтями.

Когда дети зажиточных крестьян, мещан и священников оказались в одной университетской аудитории с отпрысками аристократических семейств, они почувствовали себя крайне неуютно: их неумение вести себя за столом, в компании, с дама­ми и прочее становилось объектом насмешек.

В ужасе бежал Виссарион Белин­ский с гусарской пирушки после того, как неумело повел себя за столом и опрокинул бокал красного вина на белые лосины Василия Андреевича Жуковского. В ужасе бежал Николай Гаврилович Чернышевский от дамы, которая умирала от смеха, услышав его французский.

Социальная обида копилась и крепла. И будь ты семи пядей во лбу, останешься на людях шутом гороховым!

И вот в конце пятидесятых годов XIX века по университетским коридо­рам стали прохаживаться неопрятно одетые бородатые и усатые моло­дые люди с длинными нечесаными и немытыми патлами. Одни курили и прогуливались, другие стояли в уголке, опираясь на суковатые палки, и задумчиво грызли ногти. Находясь на улице, они укутывались в плед с кистями, а на головы надевали ши­рокополые шляпы с высокой тульей, костюм дополняли очки с синими стеклами. В обращении приветствовалась нарочитая грубость. Так выразился сословный протест этой новой социальной группы – раз­ночинцев. Грубость, неопрятность, небрежность в одежде они противо­поставили дворянскому воспитанию: это позволяло им ощущать себя еди­ным кланом.

Те же и Тургенев

Идейной платформой «новых людей», как впоследствии их назвал Чернышевский, был вульгарный ма­териализм — нужно только то, что полезно; то, чего нельзя потрогать, не существует. Все эти манеры, условности, сословные и половые различия — пустые выдумки! Сво­бода личности — вот за что надо бороться.

И столько силы и новизны было в этом поведении, и так эпатажно было пройтись в пледе, блестя сини­ми стеклами очков, по Невскому, что ряды «новых людей» пополнялись, как река в половодье.

Горячий отклик движение находи­ло и в дворянской среде, а женщины и вовсе видели в них борцов за свое равноправие.

Ивана Сергеевича Тургенева ни­как нельзя назвать человеком политически ангажированным: он писал, как видел. И в романе «Отцы и дети» вывел надменного, грубого и в то же время глубоко несчастного «нового человека» — Базарова. В1861 году ро­ман был опубликован: скандал вышел на всю Россию, да и за ее пределами обид хватало. Писатель «высек» целое поколение! Критика была погромной, Ивана Сергеевича засыпали оскорбительными письмами, нигилистичес­кая молодежь с песнями и прибаутка­ми жгла его портреты и книги.

Но слово «нигилист» уже поко­рило Россию. Отругав как следует напроказившего классика, передо­вая молодежь бросилась подражать Базарову. Именно Базаровым был обусловлен всплеск интереса к естествознанию в 70-е годы XIX века, лягушек резали даже те, кто к меди­цине не имел никакого отношения. Молодые люди так же, как Базаров, просто и грубо разговаривали, носи­ли балахоны с кистями и главное (как это делал Базаров!) — отрицали все: Бога, культуру, искусство. Короче говоря, Тургеневу удалось то, что уда­валось мало кому: с помощью лите­ратуры он фактически создал новое движение — нигилизм.

Но идеологом и вдохновителем этого движения стал оппонент и неприятель Тургенева — Николай Гав­рилович Чернышевский.

От неформалов к ролевкам

Чернышевский полагал (и оши­бочно), что «Отцы и дети» — это пародия на разночинцев. Он был, кро­ме того, уверен (и тоже не попал), что в личности Базарова Тургенев сводит счеты с его покойным другом и единомышленником Добролюбовым, который часто критиковал Ива­на Сергеевича.

Но главное, он решил этой самой нигилистической моло­дежи, которую так удачно обозначил Тургенев, дать инструкции: как ей себя вести. Сидя в Петропавловке, Чернышевский писал катехизис но­вой жизни — роман «Что делать?». С точки зрения литературы роман «Что делать?» ужасен: ходульные персо­нажи, схематичный сюжет, неестественные диалоги, кошмарные вставные элементы в виде че­тырех снов Веры Павловны, последний из которых явля­ется упоительным рассказом о коммунистическом публич­ном доме... Но современни­ки приняли его восторженно.

«Что делать?» стал учебником жизни: читатели усердно следова­ли примеру персонажей романа и в главном, и в мелочах: заключали фиктивные браки, создавали предприятия коммунистического типа (у Чернышевского героини заводят швейные мастерские, где прибыль делится между швеями, работни­цы живут вместе в общежитии, и их семьи тоже по мере сил и возмож­ностей участвуют в делах швейной мастерской). То есть фактически нигилисты (Чернышевский назвал их «новыми людьми», но термин не при­жился) включились в ролевую игру — они стали проигрывать в жизни книгу своего кумира.

Богатым все доступно

В газетах за 1864 год появились описания нигилистов и нигилисток. О женщинах-нигилистках писали, что у них дурные манеры, они грязно и безвкусно одеты, презирают искусство, отвергают брак и говорят мужчинам «ты». Нигилисты же декла­рировали, что отрицают знаки внимания, которые принято оказывать слабому полу. Они не уступают даме место, не «унижают» девушку предложениями проводить домой или подать пальто, но, если девушка про­являет интерес к учебе, нигилист в дождь и в холод идет ее «развивать».

Поскольку главные герои романа, Лопухов и Кирсанов, были медика­ми, то среди нигилистов фиктивно жениться на девушке обозначалось словом «лечить». Барышни, желавшие сбежать из-под родительской опеки, искали себе таких «врачей». И, как правило, находили. Например, Софья Ковалевская прожила всю жизнь под знаком романа Чернышевского в по­пытке построить ее по книге.

Некоторые фиктивные браки оказывались очень удачными. Но чаще всего игры не удавались. Чернышев­ский написал подробный план жизни и вроде бы рассчитал все до мело­чей: как экономить на жилье, еде, вещах, скажем на зонтиках. Однако в полемике с Тургеневым Николай Гаврилович не обратил или не за­хотел обращать внимание на то, что реальный разночинец в эту авантюру не ввяжется: он либо не имеет на это денег, либо, как сын попа, купца или крестьянина, достаточно сметлив, чтобы понять — дело убыточное и класть время и здоровье на него не стоит.

В общем, играть в «Что делать?» в результате стала лишь «презренная» аристократия: это у них были деньги и иллюзии. Горячими поклонника­ми «книги настоящей жизни» стано­вились отпрыски самых известных аристократических фамилий.

«Когда б вы знали, из какого сора...»

Анна Николаевна Энгельгардт надела синие очки и встала за прилавок в книжном магазине в 1863 году, она же организовала женскую артель переводчиц, в которую входили, на­пример, Елизавета Григорьевна Бе­кетова, дочь профессора Бекетова и бабушка Александра Блока, Анна Павловна Философова, жена главно­го военного прокурора. Артель про­существовала удивительно долго — аж 16 лет, но в основном благодаря общественной поддержке. Обычно все разваливалось гораздо раньше. Опыт коммун, как правило, был трагичен. Яркий пример — коммуна Слеп­цова, в нее вошли двое мужчин и четыре женщины. Просуществовала она менее года: все начинания шли прахом, коммунары ничего толком не умели и, пока были деньги, нанимали обслужи­вающий персонал: кухарку, прачку, даже горничных. Ког­да деньги подошли к концу, коммуна развалилась. В па­мяти современников она осталась из-за скандальной славы: коммунары от­личались очень уж вольными нравами и особой склонностью к дрязгам...

Более полувека несколько поколе­ний пытались снова и снова воспроиз­вести реалии романа Чернышевско­го. Тройственному семейному союзу героев романа пытались подражать Ленин, Крупская и Арманд, Маяковс­кий с Лилей и Осипом Брик.

Но главное — нигилисты, роман плюс извечный вопрос «что делать?» стали теми основными ингредиента­ми, из которых создался удивитель­ный феномен, называемый русской интеллигенцией.

Автора не помню.