Евразийский союз: смена названия или что-то большее?

На прошлой неделе был подписан договор о создании Евразийского экономического союза (ЕАЭС), который должен вступить в силу с января следующего года. В качестве целей интеграции заявляется обеспечение свободы движения товаров, услуг, капитала и рабочей силы, проведение скоординированной, согласованной или единой политики в различных отраслях экономики. Но что даёт договор на практике?

Если посмотреть на документ и приложения к нему, то станет понятно, что в соглашении нет практически ничего нового по сравнению с тем, о чём стороны договорились ранее.

Из четырёх частей две части — вторая и третья (76 статей из 118) — просто скопированы из договоров 2009 года о Таможенном союзе (ТС) и 2011 года о Едином экономическом пространстве (ЕЭП). Двадцать две статьи первой части посвящены созданию новых органов, а, по сути, переименованию уже существующих. Создается Высший совет на уровне президентов, Межправительственный совет на уровне премьеров, суд ЕАЭС. Евразийская экономическая комиссия остаётся основным исполнительным органом интеграционного объединения.

И лишь в четвёртой части соглашения, посвящённой переходному периоду, прослеживается некоторый интеграционный прогресс. Заключается он в том, что стороны декларируют необходимость достижения договорённостей в определённых сферах к определенным датам. По самым чувствительным вопросам — нефти, газу и финансам — к 2025 году, то есть очень нескоро. По электроэнергетике стороны договорились договориться до июля 2019 года. Единственная относительно близкая к сегодняшнему дню дата — это 1 июля 2016 года, к этому моменту должен быть решен вопрос о снятии взаимных ограничений по торговле лекарственными средствами, изделиями медицинского назначения и медицинской техникой.

Следует отметить, что все эти переходные моменты, за исключением планов по созданию к 2025 году союзного финансового мегарегулятора в Астане, касаются товаров. Но свободное перемещение товаров и создание единого товарного рынка — конечная цель не для экономического союза, а для более ранней стадии интеграции, такой как таможенный союз.

Откуда вообще возникают выгоды интеграции? Наличие барьеров в торговле между странами порождает неэффективность использования и воспроизводства ресурсов. Связано это с тем, что торговые ограничения создают так называемые невосполнимые потери общественного благосостояния. Не вдаваясь в подробности механизма их возникновения, отметим, что любой торговый барьер вызывает снижение спроса на товары из-за более высокой цены: в отсутствие таких барьеров различные отрасли экономики той или иной группы стран, могли бы произвести, продать друг другу и потребить бόльшие объёмы продукции.

В таком случае снятие взаимных торговых ограничений высвобождает порождаемый неэффективностью ресурс, который распределяется между участниками интеграционного объединения. Появление дополнительного ресурса естественным образом повышает конкурентоспособность объединения.

Однако после образования Таможенного союза России, Белоруссии и Казахстана изменилось не так много.

В первую очередь начал действовать Единый таможенный тариф по отношению к третьим странам. Импортных пошлин в торговле между Россией, Белоруссией и Казахстаном и так практически не существовало в рамках договора о создании СНГ от 1992 года. В рамках Таможенного союза речь шла о взаимном снятии нетарифных ограничений: согласовании технических стандартов, взаимном признании санитарных норм и ветеринарных требований, снятии количественных ограничений доступа на рынок и т.д. Но это происходит очень медленно. Достаточно вспомнить «молочные войны» России и Белоруссии, когда один участник союза запрещал на своей территории продажу продукции своего партнёра. После образования ЕЭП стороны договорились еще и о необходимости проведения согласованной макроэкономической политике, политике в сфере услуг, промышленных субсидий, однако сделано пока очень мало.

До общего рынка нашим странам далеко. Пока нет даже абсолютно свободного перемещения товаров, о котором можно говорить только после того, как пройдут все согласования по отмене нетарифных барьеров. По-хорошему, к следующему интеграционному названию — ЕЭП, в котором предполагается единый рынок услуг — следовало переходить после установления полноценного единого рынка товаров в рамках ТС. А уже после формирования единого рынка услуг можно говорить о следующей стадии интеграции — экономическом союзе, в котором полноценно работают все четыре главные экономические свободы: товары, услуги, труд и капитал.

Одновременно с медленным движением в сторону получения дополнительных ресурсов за счёт повышения эффективности, наблюдается перераспределение ресурсов внутри Таможенного союза.

Дело в том, что вне договоров о ТС, ЕЭП и ЕАЭС Белоруссия имеет двухстороннее соглашение с Россией, согласно которому российские нефть и газ поставляются без экспортных пошлин, составляющих для нефти примерно половину от мировой цены. До последнего времени Белоруссия компенсировала России пошлины на ту часть нефти, из которой производили бензин, идущий затем на экспорт в третьи страны. По состоянию на 2013 год Белоруссия получила за счёт этого годовые преференции порядка $10 млрд., из которых $4 млрд. компенсировались российскому бюджету, то есть чистый трансферт из российского бюджета в белорусскую экономику составлял примерно $6 млрд (~10 % ВВП Беларуси). Белорусский президент давно настаивал на отмене компенсации российскому бюджету. В договоре ЕАЭС этот вопрос формально не фигурирует, однако в начале мая была достигнута двусторонняя договорённость о предоставлении в 2015 году Россией 50% скидки на эту компенсацию (т.е., около $2 млрд), которая во многом обусловила согласие белорусской стороны на подписание соглашения о ЕАЭС. В Белоруссии полагают, что с 2016 года требование этой компенсации будет полностью отменено — тогда трансферт из российского бюджета в белорусскую экономику вырастет до $10 млрд (~15 % ВВП Беларуси).

Так что, по сути, пока сменилось название интеграционного объединения, а его участники по-прежнему пытаются решить ещё не решенные в рамках Таможенного союза проблемы.