Фотограф Анатолий Ерин

 

1. 

 

 

 

2. 

 

 

 

3. 

 

 

 

4. 

 

 

 

5. 

 

 

 

6.

 

 

 

7. 

 

 

 

8.

 

 

 

9. Анатолий Ерин.

 

Перед вами фотографии Анатолия Ерина. Вы не найдете в них экзотических сюжетов, взметнувшихся ввысь деревьев и прочих атрибутов современного экспрессивного пейзажа, все достаточно спокойно, в духе классики. Всматриваясь в эти «тихие» картины северной природы, вы чувствуете, как они втягивают в свое пространство, увлекают, и вот уже не хочется покидать этот чистый и ясный мир. Он, однако, редко бывает ясным, чаще - низкие тучи, блеклые тусклые цвета, подернутые дымкой дали. Но уж если сердитый ветер разметал тучи, то землю накрывает голубой купол бездонного неба с редкими прядями длинных облачных дорожек. Такие виды навевают ощущения ностальгические, «должна же быть хоть капля грусти в прозрачной этой тишине», как сказал поэт. И кажется, что фотограф задался единственной целью - постичь и воплотить в снимках эту прозрачность, эту тишину.

Снимки, представленные на вкладке журнала, сделаны на берегах Кенозера, в заповедном уголке архангельской земли. Не один раз Ерин добирался сюда весной и осенью, жил подолгу в деревне Глазово и смотрел, смотрел... А высматривать было что: каждое утро другое - то серенькое, непригожее, а то светлое, когда далеко видно все вокруг. И закаты разные, и вечера.

Впечатления, чувства, им испытанные, Ерин стремился внести в фотографии так, чтобы авторское настроение было ощутимо для зрителя. Его творчество часто и справедливо относят к импрессионистической линии русского фотопейзажа и, правда, мало кто у нас сознательно продолжает традицию, идущую от Еремина и Андреева, Улитина и Клепикова. Ерин, можно сказать, принял ее из рук в руки, потому что четверть века назад проходил школу в фотоклубе «Новатор» под наставничеством самого Иванова-Аллилуева. Были долгие беседы, совместные поездки на съемки по Подмосковью, тщательный разбор сделанного. С той поры и по нынешний день сохранил Ерин преданность и рыцарское отношение к пейзажному жанру.

Изредка он снимает чистый портрет, акт, чаще фигуры в пейзаже - не на фоне натуры, а в природном окружении, когда человек становится естественной частью изображения, как вода, деревья, тучи. Тучи и небо у него - важнейший элемент каждого снимка, их ритмами кадр живет, дышит. Сразу же вспоминаются пейзажи Андреева с клубящимися летними облаками или сумеречной зимней дымкой, в которой тонут сани с возницей. Небо и тучи позволяют передать состояние природы, ее настроение, и оно почти физически ощутимо на еринских снимках. Холодный майский ветер, пригнувший кусты, последний припорошивший пашню снег, подернутое темной мглой небо. Или озеро, окутанное серебристой дымкой, а в ней плывут, мерцают неверными зыбкими контурами церквушка, редкие сосны рядом, еще - силуэт лошадей у воды. Эта скромная церковь и сосны, и озеро да косогоры вокруг стали главным сюжетом пейзажей, сделанных в разное время года, в непогоду и ясные дни. Готова большая серия, лучше сказать, цикл, запечатлевший один из укромных уголков русского Севера. Есть у этих снимков общее свойство: удиви тельный свет, пронизывающий пространство; никогда бы земля и небо не заиграли; так самоценно, если бы не чародейство света - у Ерина он превращает обыденна мотив в драгоценную световыми переливами картину. Свет холодный, теплый льется с неба, укутывает бликами предметы, дает им живую форму... Говорят, что своеобразие русской природы более всего выражается в осенних и весенних видах. Может быть, поэтому каждый раз в мае, а потом в сентябре Ерина так тянет на Север. Там для него въявь существует та самая Инония, страна счастливого единения человека с природой, о которой мечтал Есенин. Там настоящая прозрачность и реальная призрачность, необъяснимая грусть далей да высокое небо и протянувшие к нему свои маковки островерхие церкви, и расплывшийся окрест тихий звон... Все это есть в лучших еринских пейзажах, воспевающих красоту северной земли.