НЕМНОГО ИЗ ИСТОРИИ ФИЗИКИ

Немного из истории физики

         В древней Греции появились мыслящие люди – философы, которые стали думать об окружающем нас мире, как устроена природа. Они пришли к выводу, что единый Мир должен быть построен из единой субстанции, которую потом стали называть материей. Но материя прерывна (дискретна) или непрерывна?  Если Мир один, он должен быть бесконечным, не иметь никаких границ. Если допустить, что где-то есть граница Мира, то возникает вопрос, в что там за границей? Может быть другой Мир? Но это противоречит исходной посылке, что Мир один. Но сколько материи в бесконечном Мире? Если материя вечна, не возникает и не погибает, то ее в нашем Мире постоянное количество. Но любое постоянное количество всегда конечно (имеет конец). Следовательно, в бесконечном Мире материи конечное количество. Отсюда следует вывод, что материя прерывна, в виде  первоначальных частиц – атомов. Примерно так мыслили древние атомисты, но их опроверг Аристотель.

         Атомисты опирались на бесконечный и единственный Мир. Аристотель же оперся на противоположную посылку. Существует не один, а, как минимум два Мира. Один Мир, в котором мы живем, состоит из неподвижного Земного шара, вокруг которого вращается небесная сфера. Другой, потусторонний Мир находится по ту сторону небесной сферы. О нем мы ничего знать не можем. Атомисты считают, что материя разделена пустотой, но если бы была пустота, то тело, приведенное в движение, двигалось бы бесконечно «ибо, что его остановит здесь, а не там?». Но бесконечное движение (то есть движение по инерции, хотя такого термина Аристотель не знал) в конечном Мире невозможно, мешает граница мира, небесная сфера. Отсюда следует вывод, что творец Мира должен был заполнить пространство внутри нашего Мира непрерывной материей (эфиром), которая тормозя движение, делает невозможным движение по инерции.   Позднее, старший современник Ньютона Христиан Гюйгенс стал объяснять оптические явления волнами эфира. Но разве трудно понять, что теория Аристотеля и Гюйгенса опирается на ложную посылку и не может дать гарантированного верного решения. Но мы по сей день опираемся на это неверное решение, слушая ежедневно и ежечасно передачи в прямом и «кривом» эфире с помощью радиоволн.

         Ньютон преподавал в университете физику Аристотеля. Другой тогда не было. И вдруг сообразил, что если планеты и кометы  движутся почти вечно вокруг Солнца, то это означает, что пространство пусто, не тормозит их движение, эфира нет. Но если нет эфира, то не может быть и волновой теории света. И Ньютон пришел к тем же выводам, что и древние атомисты: Мир состоит из бесконечного пустого пространства, в котором есть только частицы материи и ничего больше, свет не может быть волнами эфира, а может быть только потоком каких-то особых частиц (корпускул), построенных из тех же атомов материи. Больше ведь ничего нет.

         Не прошло и ста лет после смерти Ньютона и научная революция, начатая Коперником, завершилась. Началась научная контрреволюция, возврат к Аристотелю. В 1818 году Парижская АН, опираясь на эксперименты Юнга и Френеля, вставила в физику Ньютона эфир Аристотеля с помощью волновой теории Гюйгенса. Начался кризис двойственной физики, о котором мы слышим каждый день, но не понимаем, что передачи с помощью радиоволн в прямом или «кривом» эфире, свидетельствуют о кризисе. Пора бы уже кончать с кризисом, но прав был Циолковский, утверждавший, что развитию науки больше всего сопротивляются ученные, так как от развития они больше других страдают. Всякое развитие (движение) бывает двух видов: с тормозом (с обратной связью) и без тормоза (без обратной связи). С тормозом труднее, но надежнее. Без тормоза быстрее можно погибнуть. Политическая система без тормоза является диктатурой, а с тормозом – демократией. Диктатура не бывает долговечной. Пример тому, советская диктатура. Научная диктатура долговечнее политической, так как она охватывает только часть общества. Общество же, видя развитее техники, считает, что она развивается на основе науки. На самом же деле техника развивается на старых достижениях науки, которые заканчиваются, а новых научных достижений в научной диктатуре быть не может.

Павел Каравдин, 23 мая 2014 г.