Павел Иванович Сразу после Войны, когда мне было семь лет…
На модерации
Отложенный
Общаюсь, в основном, с женщинами и близко знаком только с одним мужчиной - Павлом Ивановичем Буткевичем – сослуживцем и приятелем Тети-Жени. Он - инженер, по национальности и внешне - типичный поляк, добрейший и деликатнейший человек, а для меня общение с ним высшее счастье. Подарил мне микроскоп (до сих пор храню), и сколько радости, когда мы рассматриваем в него насекомых. Потрясает изощренная роскошь глаза мухи… Еще подарил набор детского слесарного инструмента, из которого я особо боготворил молоток, за превосходство называл его Сталином.
Сделал лук, и мы - где-то за городом - стреляем вверх, засекая время, за которое стрела упадет на землю. Потом (естественно!) подсчитываем по формуле высоту ее подъема… Сколько он мне рассказал важного!.. Много позже, у него в гостях на выходе из уборной он меня встретил с полотенцем. Но по российской простоте, я не понял и бестактно отверг эту, как мне казалось, туалетность этикета …
В своей инженерной деятельности и в быту был он изобретатель, а потому над своей кроватью подвешивал магнит… Но творческая часть его деятельности обществом не признана: у него не было ни статей, ни авторских свидетельств. Губили его доброта, недостаточная амбициозность и непрактичность идей …
Много позже, уже взрослым я однажды напросился к Павлу Ивановичу в гости. Он к тому времени уже тяжело болен психически и болезнью Паркинсона. Зная о моей творческой деятельности, просил посодействовать публикациям статей. В них оказалась куча оригинальной изящной физической фактуры, но цельность и основная идея парализованы шизоидной алогичностью.
В своей наиболее изысканной статье «Новое о полете птиц и насекомых» он подмечает, что температура плавления белого фосфора с точностью до долей градуса совпадает с температурой птиц при их полете, и утверждает, что в процессе трения о воздух перьевого порошка на крыльях (который, как позже я узнал, действительно-таки существует) в изобилии содержащийся в нем фосфор легко электризуется и заряжает тело птицы, причем именно перемещение этого заряда в магнитном поле Земли и обеспечивает основную подъемную силу перелетных птиц.
Статья испещрена формулами, библиографическими ссылками, указаниями - как сделать стенд для проверки эффекта, но не доведена до какой бы то ни было теоретической количественной оценки.
Мои аккуратные сомнения (качественные, что для подъемной силы необходимо пересекать магнитные линии, а не лететь на юг или обратно вдоль этих линий, а также количественные, что даже при электризации птиц до 100 кВ для получения заметных сил Ампера магнитное поле слишком мизерно) воспринимались им, как оскорбление. Во второй не менее экзотичной по многообразию физических коллизий статье предлагалось для струнных музыкальных инструментов использовать деревья в зависимости от вероятности ударов по ним атмосферных молний. Здесь уж я не спорил…
Обещал материал сохранить и до сих пор храню в своих архивах… Спасибо тебе за все, Павел Иванович, и прости, что так и не сумел хоть частично оплатить твою доброту и щедрость!..
об этом и подобном см.также: «Разноцветные воспоминания»
www.novishp.narod.ru , www.proza.ru/2010/01/09/225
Комментарии
Только не было у меня ни микроскопа, ни детского слесарного набора, даже потфеля - его заменяла противогазная сумка, писали на старых газетах, а жили мы впятером в полуподвальной комнатушке в коммуналке, окно которой было заложено кирпичом.
Помню всё, особенно послевоенный голод, когда я едва выжил, а умерло много людей, и невероятной удачей было заиметь кусочек макухи и медленно обманывать им постоянно ноющий от голода желудок.
Но как это ощущалось словами не опишешь, нужно только лично прочувствовать, чтобы понять всю мерзость творимого кучкой выскочек, присвоивших себе право манипулировать людскими жизнями.
А сейчас после Одесского крематория вообще ничто не идёт на ум, все слова стали лишними, лишь набатно гудит суровое проклятие озверевшим нелюдям-палачам(((
В Сталинграде был вообще сущий ад, мы не выходили из какого-то полуразрушенного подвала, и чудом переправились через Волгу на тонущей от пробоины барже.
Оттуда мы отправились в освобождённый Калинин, где я попал в детский дом как сын находящихся в армии родителей, и помню как мы отравились трофейным немецким жиром типа маргарина, одна девочка умерла.
Но в войну, действительно, было почему-то с питанием легче, а вот в 46-47 гг. голод был страшный, сначала я опух, а потом началась диспепсия, меня спас отец настоем из гранатовых корок.