Морок яблоневый.

Ещё няня учила: нельзя спать на закат. Голова болеть будет,  и никакой чай с чабрецом боль не успокоит. Но  засиделся ночью, не мог оторваться от нового романа, а утром, не выспавшись, на службу.  Закружила карусель до вечера.

Выскочил из пролётки усталый. Тут Дуняша, горничная княгини с записочкой:
«Пожалте на чай вечерний. Непременно с тросточкой. Яблочки наливные с ветки сшибать». 

Хе-хе. Знаем мы эти яблочки. Правда, Дуняша?  Ущипнул её за яблочко дерзкой девичьей грудки.  Взвигнула , с хохотом отскочила:
- Ну, баааарин!  Проказники вы!  Так что барыне передать? Придёте?
- Приду, приду. Часам к восьми. Не поздно, поди?
- Как раз к чаю вечернему. Мы сегодня варенья всякого из погребов по приказу барыни доставали. Слаааадко вам будет!» - насмешничала Дуняша.
- Слааадко. – передразнил её. – Да слаще губ твоих есть ли что на свете?

Погрустнела Дуняша враз:
- Всё бы вам насмешничать, барин. Я, вот, княгине скажу, какие такие речи вы со мной ведёте.
- Скажи, скажи, милая.   По по коровнику, чай, соскучилась? Ну-ну, не трясись, пошутил я.  Передай княгине: буду непременно.

А потом только прилёг на диван и как провалился куда. Ничего не помню.

Проснулся,  за окном сумерки синие к ночи подбираются. Часы девять раз отбили. Батюшки-светы! Визит проспал! Чай у княгини пропустил! Ну, теперь заведётся волынка:  «Да что, да почему, да как вы смели…»

Встал проворно, в лицо водой ледяной плеснул, слегка щёткой по волосам, да бегом  со двора. 
А голова гудит, в висках молоточком постукивает: «Не спи, не спи на закат». Эх, няня,  твоя правда.

За две дачи извозчика отпустил. Чтобы никто не видел, как вдоль ограды пробираюсь.

Луна полная, соловушка заливается, воздух яблоневым духом напоённый. Благодать летняя. И такое томление сладкое меня охватило, такая лёгкость в членах,  что, вот, ах,  и полечу сейчас. Голова прошла чудно. Только сердце в волнении к горлу подкатывает.

Свет у княгини на веранде горит. Разговор весёлый. Не одна «ваше сиятельство» чай откушивать изволят. 

Наклонился я и сквозь заросли жимолости  в сад заглянул.

Ну точно! Так и знал.  Хлыщ этот, учитель словесности гимназии местной, полячишка худосочный Аламуил Харницкий собственной персоной княгиню развлекать пожаловали.
Ишь  мелким бесом вьётся.  Гитару взял. Глазищами чёрными, не мигая, на княгиню уставился. Вот, запел:
- Эта женщина в окне, в платье розового цветаааа…

Эк его растащило, сердешного, как старается!  А голос ничего себе, приятственный даже.
Только что это с княгинюшкой?  Глазки закатила томно, головой на плечо ему легла. Вот тебе «ваше сиятельство» и Юрьев день. Вот тебе  и «ангел мой, Илюшенька».

 А ведь как крутилась-то, какие только слова не говорила. Всё равно что мать родная:
 «Откройте, мне, юноша, сердце. Расскажите, какая печаль скрывается на его дне. Вместе мы впустим счастье  в обитель взаимной симпатии»
Сейчас и не упомню всех слов, что тем вечером шептала мне княгиня, дрожа листом осиновым.

А с деревьев текли, упадая, золотые яблоки несбывшихся моих надежд. 
«Не по Сеньке шапка, - говаривал, бывало,  папенька. – Ты, Илюша, по себе-то сосенку выбирай. Пальм заморских чурайся. И будет тебе счастье». 
Как в воду глядел родитель мой покойный.

- Ну-с, княгиня, приятственного  Вам сбора урожая. Корзин полных, песен сладких, ночек тёмных, чаю пьяного. А мы тоже не пальцем деланы.  Знаем-с место своё.

Тут калитка тихонько скрипнула, шаги чьи-то лёгкие зашелестели, тень мелькнула. Я за дерево отпрянул. Дуняша-горничная.  Простоволосая, в рубашечке кружевной.

Аааах, хороша девка! Ах, жарка и сладка вишенка! Да и нравлюсь я ей, знаю. Так и млеет, так и трепещет вся, меня видючи. Вот кто Илюху всегда ждёт, вот  с кем чаи-кофеи распивать буду до утра!

В два прыжка у калитки оказался. Дуняша только ахнуть успела тихо, я ей губы-то запечатал поцелуем. Подхватил её, лёгкую, враз сомлевшую, на руки, да в беседку дальнюю и умыкнул.
До утра раннего яблочки наливные в ладони мне падали, нежно катались. И сам я упивался соком девства невинного, сладчайшего, горел, не сгорая в яблоневом огне-кружении.

Ай да княгинюшка! Ай да угодила ты мне бесталанному. Какой подарочек выпестовала-преподнесла!
Квиты мы теперь с тобой, Ваше сиятельство.