ПАСХАЛЬНЫЕ ЖЕРТВЫ

Перемирие, которого мы с надеждой ждали после заключения соглашений в Женеве, нарушено. Несмотря на праздник Пасхи, под Славянском было совершено нападение на блокпост местного ополчения. С обеих сторон есть погибшие, захвачены пленные. На прошлой неделе при блокировании демонстрантами воинской части погибли люди в Мариуполе. Есть ли еще шанс это остановить?

— Не боитесь, что, если по вашей просьбе будут введены российские войска, это приведет к большой крови? Тогда украинская армия точно вступит в бой. Они не хотят воевать с народом, но регулярная армия чужого государства — другое дело.

— Но они уже и так воюют с народом как могут. Вот стояла их же собственная машина на трассе, десантники. Прилетела вертушка и начала обстреливать. Был ранен совершенно мирный человек, дедушка-сторож получил пулю в шею. Это безмозглое правление! Они тупо взяли и расстреляли своих. Ну как так можно командовать? Кто отвечать за это будет? Турчинов? Эй, Турчинов, когда отвечать будешь, сука?

Мы разговариваем с Вячеславом Пономаревым, «народным мэром» Славянска, командиром местного вооруженного ополчения, в захваченном здании горсовета за полдня до пасхального боя на подступах к городу. Тогда казалось, что перемирие работает. Повстанцы объявили о прекращении всех боевых действий на Пасху. «Зеленые человечки», конечно, не крестятся ежеминутно, но самоощущение православного воинства здесь в воздухе.

На площади шумно и весело, страха нет и в помине, родители прямо с детьми фотографируются на фоне вооруженных людей в масках. Опасность тут ощущается только по линии свой — чужой, но за вражеского агента, говорят, сойти несложно: неосторожная ирония, вопрос с подковыркой, западенский акцент… Иностранных журналистов терпят, но и рассказами не балуют, настоящая ненависть — к киевскому телевидению. Оружия в Славянске много, и оно не всегда в руках уравновешенных, хладнокровных людей. Как рассказывает наш коллега Дмитрий Великовский, на блокпосту пистолетом угрожали даже российскому представителю миссии ОБСЕ Виктору Лихачеву. Миссия, кстати, в итоге заявила, что не нашла убедительных следов присутствия российских военных.

Нам повезло: дружеский прием обеспечили фотографии из прошлого номера «Репортера» — ополченцы узнают себя и не скрывают довольных улыбок. Боец, которого все знают по позывному «Ромашка», с удовольствием общается со всеми желающими. Журналисты часто принимают его за военного из России, он и сам говорит о себе, что русский офицер. Рассказывает, что воевал в Чечне, потом в Ираке — уже в качестве украинца; жена украинка. Говорит о казацких организациях, обсуждает перспективы штурма («против пяти минометов не выстоять»), не скрывает презрения к политикам («мы, военные, политикой не занимаемся»).

— Подрежь немножечко сальца, — говорит своему сыну, молодому человеку чуть за двадцать, Пономарев. Тот без оружия, занимается гражданскими делами, но сознательно на фронте.

— Как мать-то отпустила?

— Да он ведь взрослый уже.

Я пытаюсь понять, откуда взялась здешняя «армия», пошатнувшая устои нынешнего украинского режима и разоружившая 25-ю бригаду ВДВ, кто может на нее повлиять и заставить вернуться к миру.

Советская армия

— Первый раз мы собрались 21 февраля, нас тогда было всего 70 человек, — излагает Пономарев историю создания местного ополчения. — Есть в Славянске парк культуры и отдыха имени Ленина. Там у нас памятник воинам-освободителям. Ну и начали общаться, разговаривать, обсуждать, что в стране происходит. Все мы понимали, что эти фашиствующие молодчики не остановятся на Киеве. Они пойдут дальше, они это сами озвучивали: придем, мол, и всем покажем.

Картина получается такая: группа здешних отставных офицеров армии и милиции, а также действующие сотрудники правоохранительных органов расценили победу Майдана как прямую и явную угрозу. Тем временем приехали милиционеры из Киева — брошенные, обруганные, уставшие, побитые. С ними переместилась и линия фронта. Захват зданий — это тоже чистая зеркалка, заимствование технологий врага. Майдан, демонизируя милицию и «Беркут», создал вооруженного и обученного врага на востоке Украины. Как будто милиция не проиграла на Майдане, а просто отступила на заранее подготовленные позиции, туда, где народ за нее.

— Создали координационный совет по типу полка, — продолжает Вячеслав Пономарев. — Командир, замкомандира, начальник штаба, замполит. Дальше уже ротные, взводные и так далее.

— Как в Советской армии?

— Конечно, а зачем изобретать велосипед? Ну, немножко подкорректировали структуру в свете реалий сегодняшнего дня. И когда мы поняли, что готовы к реальной боевой работе, начали координировать свои действия с другими городами Донецкой области.

«Полк» здесь в Славянске хорошо вооружен (оружие разное, но только у десятка-другого бойцов современное), он никому не подчиняется, а только координирует действия. Здешние бойцы помогли «отштурмовать» здание МВД в соседнем Краматорске, но к трагическим событиям в Мариуполе отношения не имеют. Оперативные успехи и растущая слава способствуют притоку бывших офицеров из разных частей Украины. Нельзя исключить, что здесь есть отставники и из российских регионов, но прямых подтверждений нет. То есть на уровне общежитейских соображений кажется очевидным, что в такой ситуации должны работать хотя бы спецы и советники, но все происходящее пока объяснимо и без участия Москвы.

— Да при чем здесь Россия? Россия от нас в 250 километрах! У них своих проблем миллион. Да, мы считаем россиян братским народом, белорусов, молдаван, осетин, грузин и так далее. Казахи, узбеки — да, это наши люди, мы с ними вместе служили! Вместе с ними деды наши кровь проливали. Завоевали для нас победу. И что, мы теперь все это тупо сдадим? Да не, ребята, подождите! У нас есть силы бороться, есть. И мы будем бороться до упора, пока не выгоним эту фашистскую сволочь с нашей земли.

За нашу Украину!

Больше всего поражает, что даже здесь, в самом сердце «сепаратизма», есть мощный украинский патриотизм. Просто он не враждебен России. В какой-то момент Вяче­слав Пономарев начинает говорить как с броневика — с предельной офицерской эмоцией. Речь зашла о новомосковских десантниках, причем не тех, что присоединились к повстанцам, а тех, кто просто не захотел стрелять в мирных граждан.

— Да не надо переходить на нашу сторону! Но за что им воевать? Армия дезориентирована, дезорганизована, нарушены все связи. Ну как это так — боевую часть, гвардейскую, 25-ю бригаду ВДВ, какой-то пастор (и. о. президента Украины Александр Турчинов имеет сан в баптистcкой церкви. — «Репортер»), непонятно откуда взявшийся, петух недорезанный, расформировывает… Ты кто такой, дичь безмозглая! Ты что делаешь?

Для Вячеслава Пономарева и его бойцов украинская армия — это не «их» армия, а «наша», несмотря на то, что командуют ею «проворовавшиеся генералы и запойные замполиты».

Дискуссия о мирном урегулировании была бы более конструктивной, если бы в Киеве меньше верили собст­венной пропаганде и не называли повстанцев на востоке сепаратистами, террористами и пособниками оккупантов. Даже явные фальшивки типа приказа евреям явиться на перерегистрацию в захваченный Донецкий облсовет и заплатить по $50 обсуждаются в Киеве на полном серьезе. Правда же в том, что мужики здесь глубоко местные, хоть и вооруженные, и они тоже за Украину, просто, с их точки зрения, она уже захвачена врагом.

— Мы с приспособленцами, олигархами, нацистами, фашистами, пи…сами переговоров не ведем. Не ведем! — говорит Пономарев.

После подписания Женевских соглашений я разговаривал в захваченной Донецкой обладминистрации с «сопредседателями Донецкой народной республики», в том числе с Денисом Пушилиным.

— Турчинов — военный преступник. Он действует против своей армии и против своего народа, — заявляет Пушилин.

Как раз в этот момент «Донецкая республика» пытается наладить связь по скайпу с Москвой.

— Не с Путиным, конечно, хотя мы бы очень хотели с ним поговорить. С представителями общественных организаций.

— А могли бы Россия и Путин уговорить вас разоружиться и освободить здания? — интересуюсь я переговороспособностью политического крыла донецкого восстания.

«Народный мэр» Славянска и командир местного вооруженного ополчения Вячеслав Пономарев выступает на митинге возле мэрии.

После стрельбы в пасхальную ночь на одном из близлежащих блокпостов он обратился к президенту России с просьбой ввести войска на территорию Донецкой, Луганской и Харьковской областей для защиты местного населения от агрессии «фашистов и империалистов»

— Ну, Россия не хочет доводить до большого напряжения и более крупных военных операций — нужно быть очень глупым человеком, чтобы хотеть войны. Конечно, нужно пытаться найти точки соприкосновения. Но в Киеве не выполняют соглашения, — говорит Пушилин.

— А со стороны Киева кто-то пытается с вами контактировать?

— Только что звонила Тимошенко, предлагала встречу. Но мы отказались. Она же не представляет никого.

— Насколько вы на самом деле готовы сдерживать горячие головы?

— Тяжело приходится. Киевская хунта многих загнала в маргинальные группы. Но мы работаем над координацией, что-то получается.

По сравнению с прошлым моим приездом в Донецк захваченная администрация стала больше похожа на офис. Многие даже переоделись в гражданское — явно хотят в правовое поле. Девочка-переводчица из Донецка, сопровождавшая датского журналиста, даже пожаловалась: «Они еще власть толком не захватили, а уже ведут себя как крутые начальники. Кто их выбирал?»

Священная война

Формальные требования протестующих ничего не значат. В том смысле, что они ситуативны: есть пример Крыма — требуют присоединения к России, не берет Россия — ну и ладно; может Путин ввести войска — отлично, нет — справимся сами. Пока широкое одобрение получают требования типа «референдум, освобождение политзаключенных, прекращение насилия и арестов, русский язык». Но это все же условная политика. Есть вещи за пределами формального и рационального, и именно там, вне формальной логики, и кроется настоящая проблема.

Социологи говорят об иерархии человеческих ценностей: внизу рациональные правила, выше — моральные традиции, еще выше — нормы лояльности (предательство как главный грех) и выше всего — священные нормы. За них готовы умирать и убивать.

Если дело доходит до спора по последним двум — жди войны, национальной или религиозной. Сейчас в Украине настоящая священная война: рациональные договоренности и государственные институты взорваны революцией, циничные политики, способные разговаривать спокойно, никому не интересны, на первый план выходят романтики и экстремисты. По одну сторону баррикад как знамя поднимают 9 Мая и антифашизм, по другую — национализм и спасение единой Украины. Причем каждая сторона подозревает другую в том, что у нее-то ничего святого, они понарошку, за вражеские деньги, американские или русские.

— Пытаясь договариваться с нами, они остаются в рамках своей идеологии. А их идеология — активный фашизм, бандеровщина, — говорит Александр Хряков, председатель «Комитета избирателей Донбасса». В «Донецкой рес­публике» он охотнее всех говорит про идеологию. — Они себя узаконили, сделали святыми и пытаются с этих позиций с нами разговаривать. Они уже 23 года учат в школе, что наши герои — это не наши русские полководцы Суворов, Кутузов, Жуков, Конев, маршал Малиновский, а эсэсовцы Шухевич и Бандера. Как мы можем с этим согласиться?

На прошлой неделе в Донецке прошел митинг за единую Украину. На каждого демонстранта примерно полтора милиционера. На митинг, как во времена Януковича, зазывали, используя в числе прочего и административный ресурс — похоже, местная элита хочет мира.

Есть люди и по другую сторону баррикад. С Артуром Шевцовым, лидером местной «Свободы», я встречаюсь в студенческом кафе на улице Артема.

— Вот вы формируете проукраинское ополчение. Но относительный мир последних дней держался как раз на том, что армия отказалась воевать с народом. А не думаете, что, если ваше ополчение станет реальной силой, прольется большая кровь?

— Не знаю, откуда у вас информация, что армия отказалась воевать. Обратный пример — столкновения в Мариуполе. Военные при попытке атаковать их часть поступили именно так, как записано в уставе: открыли огонь.

— Вы были против того, чтобы власти стреляли по Майдану, а сейчас хотите, чтобы военные стреляли в демонстрантов?

— Они требуют отделения от Украины, это называется нарушением территориальной целостности. — Для Артура, похоже, «целостность» — это не юридическая категория, а священная.

Мне трудно с ним говорить. Он молодой неглупый парень, учится на политолога, партийный карьерист, готовый, по-видимому, даже драться за национальную революцию. Когда речь заходит о «них», он уводит разговор в юридическую и формальную плоскость. Но ничего нельзя понять, если не увидеть в противнике человека, в том числе и со священными ценностями.

— А вы готовы разговаривать с людьми, которые захватили администрацию в Донецке?

— Ну, я не вижу у них желания разговаривать. Они хотят ходить с палками по улицам и «гопать» — разбойничать. Но мы готовы разговаривать. Если они хотят децентрализации — пожалуйста, наша партия как раз и выступает за то, чтобы отдать больше власти на места.

— А вы пробовали говорить с дончанами об их обидах на Киев, про русский язык?

— Конечно, это несложно. Я спрашиваю: «До того как был принят законопроект, вы ощущали какие-либо неудобства с русским языком? И изменилась ли ситуация после принятия этого закона?» Они отвечают: «Нет, ничего не изменилось».

— Но дело ведь не в каких-то рациональных соображениях, а в презрении, которое ощущает местное население со стороны в том числе и «Свободы».

— Нет, дело в том, как доносят эту информацию до населения представители местной политической элиты, контролирующие СМИ.

— Неужели население так глупо, что не может разобраться само? Они чувствуют, что их презирают, что их интересы в центре никто не представляет.

— Интересы конкретного человека не всегда совпадают с интересами государства. Когда, например, России требуется защитить свои национальные интересы, бывает, что и СМИ притесняют, и грузинские вина запрещают. Почему же Украине нельзя защищать свои национальные интересы?

Дальше — разговор про историю и то, что некоторые люди неправильно понимают Бандеру. Религиозная война продолжается.

Кровавое воскресенье

Времени, чтобы понять друг друга, не осталось. Да, пока большинство населения еще живет рациональными категориями: работа и семья важнее политических материй и вопроса о власти. Но пространство нормального сжимается, война требует топлива. Чтобы кричать с полным правом: «Наших бьют!», нужны новые жертвы. А чтобы снова и снова вскипала «ярость благородная», требуется кощунство со стороны противника.

На Пасху в Славянске случилось и то, и другое. Перемирие было нарушено у блокпоста, ведущего к телебашне, которую накануне захватили повстанцы, возобновив вещание российских каналов. Из четырех белых джипов с фальшивыми номерами открыли огонь. Прибывшие вскоре из Славянска вооруженные люди вступили в бой. Трое погибших со стороны ополченцев Донбасса, не менее двух со стороны нападавших. На месте боя остались два сгоревших джипа и гильзы. Две машины скрылись.

Пасхальная кровь вызывает столько же вопросительных знаков, сколько и восклицательных. Как по заказу, у нападавших была найдена символика «Правого сектора» и иностранное оружие. Ополченцы поймали паренька, который после жесткого приема представился активистом «Правого сектора» из Винницкой области, но о своем прямом участии в стрельбе не сказал ни слова. Потом на пресс-конференции показали еще одну пленную — активистку Майдана и журналистку Ирму Крат — с замотанной скотчем головой. Скептики сходятся во мнении: дело ясное, что дело темное. Очевидно одно — наличие трупов.

Символично, что место боя — телебашня, что-то вроде психического ретранслятора в антиутопии братьев Стругацких «Обитаемый остров». Центральные украинские телеканалы, не имея никакой информации с места и не рискуя проникнуть в Славянск, сомневаются даже в факте боя, считая все произошедшее выдумками Дмитрия Киселева и Life News.

Но что может быть реальнее смерти? Один из погибших — Сергей Тихонович Руденко, 57 лет, как говорит его сын, простой мирный человек. Невинные гибнут в первую очередь. Это отличительный знак гражданской войны.