Историческая близость против искусственного недоверия

На заре советской власти большевики и другие левые пытались (пусть не всегда успешно) проводить чёткую грань между патриотизмом (трактовавшимся как положительное, советское чувство) и буржуазным шовинизмом. Особенно актуальным это стало в те годы, когда у власти в ряде западных стран пришли откровенно фашистские режимы. Прошло немало времени, и в памяти наших людей эта разница оказалась сильно стёрта.

Всплеск шовинистической истерии захватил огромное число граждан РФ и Украины не в одночасье. Беда в том, что раньше мы были склонны закрывать глаза на подобное явление. Казалось, что не только западноевропейский фашизм безвозвратно канул в лету, но и что события, которые переживал Петербург в 1914 году, не повторятся уже никогда. Однако выяснилось, что в любой исторической эпохе могут возникать явления, реанимирующие далёкое прошлое хоть бы отчасти.


70-летний цикл печального возвращения

Ни для кого не секрет, что за последние 20-25 лет в сознании части наших сограждан укрепился своеобразный синтез советско-патриотической и имперско-монархической идеологии. Анализ сего явления может быть предметом только обширного исследования, и не одного. Как такой синтез вообще мог стать органичной частью сознания наших людей?

Серьёзные предпосылки для него сложились ещё в 1930-е годы. Как-никак, но во Вторую мировую войну этот синтез помог сущностно соединить то, что казалось несоединимым. Он ликвидировал когнитивный диссонанс между вчерашними комсомольцами и позавчерашними «классово чуждыми», сократил разрыв поколений, обеспечив победу в Великой Отечественной войне. Однако не всё, что с утилитарной точки зрения хорошо в один момент, пригодно для любого другого исторического периода.

Излишне объяснять, что для многих россиян последний (и ещё не завершившийся) конфликт между Москвой и Киевом воспринимался как гальванизация привычных исторических стереотипов, в которых «мы», «наши» — это хозяева Кремля (и их лояльные подданные), а враги — «бандеровцы», «неофашисты» («поддерживавший их Запад») и т. п. Многие люди не утруждаются провести различие между реалиями современности и 70-летней давности.

Чтобы было понятнее, разберём подмены понятий по отдельности.


Подмена равенства и взаимоуважения шовинизмом

Казалось бы, достаточно понять категорическую разницу между СССР образца 1939 года и Российской Федерацией 2014 года. Да, всегда можно найти что-то относительно хорошее и плохое в любом объекте сравнения. Однако первое же различие просто бросается в глаза.

Советский Союз даже сталинского времени, при всех своих негативных чертах внутренней политики, утверждал (в публичных декларациях, в государственном строительстве) идеологию интернационализма. И в торжественных заявлениях вождей, и в публичных речах политиков, и в проявлениях культурной идеологии советский строй неизменно провозглашал и реализовывал на практике принцип «пролетарского интернационализма».

На политкорректном языке нашего времени это называется терпимостью, толерантностью, расовым и национальным равноправием. Назвать можно, как угодно. Главное, что человек, независимо от пола, рас, национальности, «законности рождения», особенно социального происхождения и воспитания, провозглашался высшей ценностью. И высшим выражением был лозунг: «СССР — родина всех трудящихся!»

В силу очевидной несовместимости, нет нужды специально противопоставлять эти идеологемы фашизму того времени с его изначальной установкой на расовое неравноправие, на расовую и этническую сегрегацию. Кстати, уже из этого сравнения должно быть понятно, почему во Второй мировой войне СССР оказался всё же на стороне стран западной демократии, худо-бедно, но придерживавшихся интернационалистских, космополитических ценностных установок, а не на стороне фашизма с его имманентным делением людей на «полноценных» и «унтерменшей».

На латентном уровне деление народов СССР по уровню развития присутствовало почти всегда. С 60-х гг. оно стало как бы само собой разумеющимся в обыденном сознании. Но я не сейчас не стану рассматривать этот феномен во всей его совокупности. Не одного меня в последнее время поразил огромный комплекс межэтнических фобий между русскими и украинцами. Эти фобии проявились во многом, но, пожалуй, наиболее яркой сферой их всплеска стали СМИ и блоги.

И, что самое печальное, в этих оценочных суждениях, носивших взаимный характер, градус острой обиды стал явно превалировать над уже (к сожалению, привычными) этнофобскими суждениями по линиям славяне (русские) — кавказцы, коренные — мигранты, христиане (православные) — мусульмане, белые — африканцы и т. д.

Такое впечатление, что проповедовавшийся десятилетиями культ особой близости и братства русского и украинского народов вдруг как по команде стал заменяться матрицей исходно враждебных настроений. И в эту матрицу, опять же как по команде, были резко интегрированы самые негативные стереотипы из истории ХХ века, вызывающие ассоциации с самыми трагическими страницами человеческим отношений — с мировыми войнами, актами геноцида, массовыми депортациями и так далее.

На уровне бытового восприятия искусственно взращиваемая русско-украинская фобия стремилась занять главенствующее место в матрице общественного сознания двух стран. Неужели мы имеем дело с целенаправленно внедряемой этнопсихологической установкой?


Если братья меряются старшинством, то есть соблазн, что «один равнее другого»

Что же касается конкретных политических высказываний, то значительное количество пишущей братии — от статусных обозревателей до блогеров в соцсетях — настойчиво проводили аналогии между действиями СССР в 1939-1941 гг. и нынешней политикой Кремля. Между тем, из этого перечня было вычеркнуто одно коренное различие. Как ни оценивать действительный характер социалистической модели сталинского СССР, но формально это был всё же строй, которой провозглашал, что несёт всему мире более передовые, прогрессивные формы общественных отношений. Между СССР и нацистской диктатурой такая разница была вполне очевидна. А есть ли такая разница между РФ и Украиной начала ХХI века?

Если и есть, то явно не в нынешнюю российскую пользу.

Между современными нами РФ и Украиной мы наблюдаем практически полную аналогию социально-экономического и политического устройств. Ни одно из государств не несет в себе потенций для более прогрессивного развития по сравнению с другим. Прогрессивного здесь не больше, чем в усобице феодальных князей.

Тем более удивительно встречать высказывания о том, что нынешние действия России по отношению к Крыму и Украине несут в себе нечто «объективно-прогрессивное» для украинского народа. В качестве довода могут привести ни одного факта. Последней линией обороны для сторонников «прогрессивного» вмешательства в дела Украины служит: «Это всё Россия, это наша страна; в Киеве окопались жидобанеровцы; поэтому любое зло в их отношении, кто бы ни стал его носителем, будет служить благом для народа Украины».

Вот оно что! Всемирное зло оказалось прямо под боком и от зла этого только Россия в состоянии спасти «славянских братьев». Только можно ли считать «братством» изначальное превосходство «большого брата» — «великоросса» над «меньшим» — «малороссом», как любят называть шовинисты украинцев?


Равенство наций превыше всего

Национально-расовое превосходство русских («великороссов») на тридцатое десятилетие после официального падения идеологии интернационализма проявило себя «весомо, грубо, зримо». Оно въелось в оценочную категорию «национального предательства» других, «неправильных», «западников». Сам факт того, что Украина есть независимое государство, которое вправе вести самостоятельную внешнюю политику, уже рассматривается чуть ли не как акт госизмены.

Большинство великорусских шовинистов не задумываются над вопросом: почему Украина обязана платить России вечной лояльностью? В этом обязательстве, словно само собой разумеющемся, несложно уловить мотивы психологии национального превосходства, раз и навсегда данного.

Конечно, столь же неконструктивен крен в обратную сторону, когда оплотом всего «революционного» по сравнению с нынешней Россией провозглашается современная Украина. Подобная «украинофилия» даже в глазах защитников киевского Майдана выглядит комично.

То и другое — отход от понятного любому демократу (и интернационалисту) полного равноправия людей вне зависимости от национальной принадлежности, этнического и расового превосходства. Думается, что пока мы не перестанем отождествлять «добро» и «зло» в конфликте между Украиной и Россией с конкретной страной, вряд ли удастся улучшить климат в наших межгосударственных отношениях.

Это отношение, учитывая сильную общественно-политическую ангажированность, может быть успешным только тогда, когда его удастся вывести за рамки политических оценок.


Гражданская инициатива поможет снова сблизить народы

В общем, чтобы не расписывать много по такой сложной проблеме, попробуем суммировать те направления деятельности, по которым граждане наших двух стран могли бы уже сейчас сделать реальные шаги навстречу друг другу. Этот вектор — прежде всего — та самая «народная дипломатия». О ней часто говорилось в 1980-е, но потребность в ней только возрастает с каждым годом.

1. Необходима интенсификация гражданских контактов между россиянами и украинцами на всех уровнях бытия. Особенная роль здесь должна принадлежать ответственным представителям гуманитарного класса, чуждым стереотипам ксенофобии. Мыслящие люди России и Украины понимают, что кроме отдельных (весьма слабых) языковых различий и государственных границ между ними нет каких-то непреодолимых барьеров.

Пресловутое двуязычие легко преодолевается в процессе общения двух родственных народов. В истории у нас много общего. При этом интеллектуалы с обеих сторон прекрасно понимают, что могут и должны быть оттенки мнений в оценках спорных моментов нашей близкой истории. Унифицированная история отношений России и Украины пока невозможна. Осознание данного факта может стать центральной идеологемой для сближения и смягчения любых будущих политических коллизий.

2. То же самое касается других аспектов, которые иногда предопределяют отдельную идентичность. Да, разница языка, разное восприятие тех или иных исторических событий, разная оценка современных политических казусов — всё это не является фатальным препятствием для плодотворного гуманитарного сближения при сохранении и уважении различий на благо обеих наций.

3. Что касается наций, то и здесь между россиянами и украинцами гораздо больше общего, чем хотели бы видеть этнонационалисты с обеих сторон. Численность титульных этносов обоих государств — 77,8%. А сколько в обеих странах смешанных семей — прежде всего русско-украинских (не говоря о других, состоящих из представителей этносов, проживающих по обе стороны границы — евреев, татар, греков, белорусов?) Всё это — колоссальный человеческий потенциал для амортизации любых конфликтов в политической сфере между двумя государствами.

Нужна только «самая малость» — создание трансграничных структур (как общих, так и узкоспециализированных) с участием представителей, гражданского, гуманитарного, бизнес-сообщества, религиозных организаций. Разумеется, при поддержке инициативных групп из государственных (в том числе региональных) органов. Необходимы гуманитарные проекты, направленные на развитие взаимопонимания.

Когда-то, в 1991 году, в обеих странах все искренне говорили, что между Россией и Украиной невозможна война. В последнее время эта уверенность дала сбои. Это понятно: нельзя пускать процессы, пусть и самые естественные, на самотёк. Год, когда народы наших стран совместно отмечают 200-летние своих великих поэтов — «Кобзаря» Тараса Шевченко и Михаила Лермонтова — имеет все шансы стать переломным в развитии наших отношений к лучшему.

Хотелось бы, чтобы интернациональные традиции советского времени (которые продолжают жить!) укрепляли трансграничные родственные связи между многонациональными народами Украины и России. Без казёнщины, без провокационного радикализма, на пользу и дружбу людей наших ныне независимых, но родственных стран.

Текст: Ярослав Бутаков