Какой видели Сибирь сепаратисты в начале 1990-х

Хаос и анархия в современной Украине – совершенно не новый этап деградации постсоветских пространств. Примерно такие же настроения, как сегодня на Востоке Украины, наблюдались в Сибири в 1991-92 годах. Большинство сибиряков тогда выступали за «федерализацию» (в крайней форме – вообще за отделение от Москвы), лучшей идеологией они считали авторитаризм и социализм.

Хаос и анархия в современной Украине стали поводом вновь задуматься о причинах и последствиях «недостроенности» почти всех постсоветских государств. Слабая центральная власть, наполненная случайными людьми; сепаратизм на окраинах; отсутствие народных лидеров и внятной идеологии у протестующих (и восставших); Запад и вообще иностранные государства как один из главных субъектов внутренней политики, и мн. др., наблюдаемое сейчас на Украине, – это всё было обычным набором и для ранней Российской Федерации.

В 1991-92 годах, пусть и не в такой острой фазе, аналоги нынешней «Донецкой народной республики», появлялись на территории России то тут, то там. К примеру, «русская весна» цвела и пахла в Сибири. Одним из главных требований сибиряков была «федерализация», примерно то, что сегодня под ней понимают и в Восточной Украине – широкая автономия региона (вплоть до его отделения от Центра), «власть народа», экономический изоляционизм.

В 1991-92 годах учёные из Центра социальных исследований, технологий, инноваций Красноярского университета (СИТИ) – Валентин Немировский, Святослав Григорьев, Сергей Пешков и др. – проводили исследование настроений жителей Красноярского и Алтайского краёв. Одним из главных требований населения этих регионов было тогда отсоединение от Москвы, создание собственных сибирских республик, в которых жизнь была бы устроена на других началах (вместо либеральных и демократических – на национальных и большевистских).

«На наших глазах распался «Союз нерушимый республик свободных», трещит по швам когда-то сплотившая его «Великая Русь». Не остаётся в стороне от этих процессов Сибирь, жители которой и прежде считали: мы – не россияне, мы – сибиряки!», – писали исследователи из СИТИ.

Сепаратистские настроения у жителей Сибири возникли на фоне углубления экономического кризиса и роста политической напряжённости. «В оценке экономического положения региона обращает на себя внимание рост неопределённости, дезориентация массового сознания», – отмечали учёные.

По мнению большинства сибиряков, коррупция и протекционизм в то время увеличились (74% красноярцев и 79% алтайцев); остались без изменений – соответственно 22% и 20%, уменьшились – 3% и 1%.

По логике массового сознания, если жизнь ухудшается, значит, должны быть виновные в нарастании трудностей. Центральное место у сибиряков занимал комплекс, отражающий возложение вины на новое правительство России, кооператоров, коммерсантов, предпринимателей и мафию (63,1%). Значительно слабее был комплекс представлений об отсутствии чьей-либо вины (ибо таковы законы развития общества), собственной вине каждого из нас, а также вине жителей других республик, забастовщиков и средств массовой информации (СМИ) (20,4%). Третий фактор описывает возложение ответственности за происходящее на бывшую власть, партократию.

Многие сибиряки считали, что за счёт Сибири, как и прежде, «кормятся» Центр и западные регионы страны, а правительство Гайдара продолжает в отношении Сибири колониальную политику прежнего руководства: по мнению 4% опрошенных, реформы российского правительства учитывают интересы Сибири в полной мере, по мнению 66% – лишь частично, а 30% считают, что не учитываются вовсе.

Итак, местные сибирские интересы многими осознавались как отличные от общероссийских.  В чьих интересах сибиряки видели «отделение»?

Сепаратистские настроения у сибиряков подогревались «сбоями» в функционировании институтов власти на местах. В общественном мнении тогда утвердился стереотип, что власть в городе или регионе принадлежит дельцам теневой экономики или замаскировавшейся номенклатуре. Почти половина опрошенных полагала, что в Красноярском или Алтайском крае сложилось безвластие.

Как видим, отношение населения к местной (в широком смысле слова) власти противоречиво и неоднозначно. Оно сформировалось не столько на базе объективной оценки возможностей и функций властей, сколько под влиянием ситуативных настроений, обстоятельств, стереотипов, навязанных прессой. В частности, существует резкое несоответствие между поверхностным слоем стереотипов в массовом сознании и его более глубокими структурами.

Многие сибиряки, отождествляя московское правительство с мафией, «в глубине души» надеялись на региональные органы власти. Вполне логичным представлялось стремление жителей этих регионов законодательно оградиться от действий «руки Москвы» и предоставить местному руководству больше прав и возможностей в реализации региональных интересов.

Конкретизируя свои представления о желаемом территориально-государственном устройстве Сибири, 44% опрошенных красноярцев и 43% алтайцев говорили о необходимости таможенной границы с другими республиками и регионами, соответственно 46% и 50% считали, что следует взимать пошлину за провоз грузов по Транссибирской магистрали и Северному морскому пути.

По мнению 31% и 37% респондентов, в регионах нужна была своя конституция, 22% и 18% — свои флаг и гимн, 19% жителей обоих регионов считали необходимым создание собственной национальной гвардии.

Характерно, что местные политики были настроены менее радикально, чем народ. Опрос 176 участников съезда народных депутатов Сибири, проведенный Центром СИТИ в марте 1992 года, показал: лишь 10% из них полагают, что Сибири нужна собственная конституция, 5% – собственная гвардия, 13% – таможенная граница с другими республиками, 12% – свои флаг, герб и гимн. Однако, по мнению 37% следует взимать пошлину за провоз по Транссибирской магистрали и Севморпути. По мнению 73% сибирских участников съезда, регионам Сибири нужна экономическая самостоятельность, и только 20% – экономическая и политическая. Как видим, большинство политиков вели речь преимущественно только о децентрализации экономики, но не политики.

Для сельской местности были характерны наиболее полярные позиции населения относительно территориально-государственного устройства Сибири: часть опрошенных (большая) выступала за сохранение существующего положения, другая активно требует полной самостоятельности. В городах края к последним примыкали рабочие, а также работники сферы обслуживания и торговли. Более умеренная идея образования на территории Сибири республики (или нескольких республик) с широкими правами, но в рамках Российской Федерации, находила сторонников чаще среди интеллигенции и различного рода начальников.

За год с начала ельцинско-гайдаровских «реформ» (т.е. к концу 1992 года) более всего сторонников потеряли рыночно-демократический и национально-государственный пути. Если причины в первом случае вполне очевидны (прежде всего, серьёзные ошибки правительства, а также действия местных властей, во многом дискредитировавшие в массовом сознании понятия «рынка», «демократии»), то падение популярности второго пути было связано с явно недостаточной защитой русских и русскоязычных жителей окраин бывшего СССР со стороны российского правительства и другими фактами ущемления «национальной гордости великороссов».

Ведущее место тогда заняли идеи, ориентированные на авторитарный, большевистский и национально-государственный пути (в общей сложности 83,9%). Ориентации на рыночно-демократический путь придерживались только 16,1% сибиряков.

«Таким образом, сегодня сепаратистские настроения сибиряков во многом носят характер своеобразного «бегства от реформ», неуклюже проводимых центральным правительством и нередко дискредитируемых местным руководством. Идея радикальной суверенизации, несмотря на некоторую популярность среди населения, существует в основном в виде стереотипов, распространённых, главным образом, среди маргинальных и люмпенизированных слоев населения. Сильные национально-государственные и авторитарные настроения многих жителей этих регионов, их мечты о могущественной Российской державе, делают крайне маловероятным создание в Сибири территориально-государственных образований — самостоятельных субъектов международного права. Значительно больше шансов на успех имеет идея создания республики (республик) в рамках Российской Федерации, в основе которой, прежде всего, осознание региональных экономических интересов», – заключали исследователи.

Примеры и Сибири начала 1990-х, и нынешней Украины показывают, что случается на постсоветском пространстве, когда к власти приходят слабые, правые неолиберальные правительства (а те же Турчинов, Яценюк и их команда в Киеве – это типичный «коллективный гайдарочубайс», и только потом «бандера»; как при раннем Ельцине – и «власов» с его оголтелым антикоммунизмом). А случается одно и то же – сепаратизм и быстрое, непродуманное формирование национальной/региональной общности (то, на что в Европе уходили века, тут коагулируется за несколько недель). Если власть относительно быстро сможет преодолеть свою слабость, то такие постсоветские новообразования превращаются в евразийские автократии, если встают под внешнее управление Запада (как в Прибалтике) – постепенно эволюционируют в периферийные государства Евросоюза.

Не стоит обольщаться: при серьёзном системном кризисе в России у большинства народа возникнут примерно такие же настроения, которые были у них в начале 1990-х и которые мы сейчас наблюдаем на Востоке Украины – это в первую очередь сепаратизм, настоянный на авторитарных и социалистических идеях (и лишь с небольшим вкраплением национализма).

Пример Украины с научной точки зрения (истории, политологии, антропологии, этнографии, философии) особенно интересен тем, что там уже во второй раз будет происходить попытка слома имперских и евразийских рецидивов. Надо только абстрагироваться от сиюминутного и получить от наблюдения исследовательское удовольствие.