Все городские судебно-медицинские морги имеют свою узкую специализацию по виду смертей. Оказалось, что морг №2 специализируется на детской смертности. Именно этим объяснялся столь маленький размер тазовых костей, лежащих на одной из полок экспонариума. Чуть ниже в колбе с формалином с 1988 года хранился семимесячный эмбрион, испытавший воздействие талидомида — тератогенного препарата. Правая сторона лица будущего младенца была обезображена глубокими узловатостями кожи, свернувшейся вокруг недоразвитой челюсти. Уцелевший левый глаз неподвижно смотрел на посетителей вот уже более 20 лет.
Нуршат сразу предупредил нас, что если кому-то вдруг станет плохо, то он может беспрепятственно покинуть помещение и дожидаться всех здесь же, в экспонариуме. Злая шутка, на самом деле, но более комфортных комнат в морге нет. Также разговор зашёл о рисках заражения, которые, как оказалось, близки к нулю. Всё очень просто: жизнедеятельность бактерий и вирусов возможна только в живых организмах, каковые здесь не встречаются. Исключение составляем мы и сотрудники морга, конечно:)
Всем выдали перчатки. Мы заранее захватили свои медицинские халаты. Нуршат поручил записывать в бумажный планшет то, что он скажет. После последних приготовлений и пожелания всем удачи, мы спустились вниз.
Получилось так, что я шёл сразу за Нуршатом. Поэтому, когда в просвет двери секционной комнаты я увидел лежащие на столах трупы, у меня просто не было времени остановиться и подумать, а стоит ли туда идти — я бы создал затор для всей группы. Поэтому я, собравшись с силами, твёрдым шагом проследовал внутрь.
Секционная комната представляла собой большой широкий зал. Пол и стены были выложены белой кафельной плиткой, под потолком был протянут трос, на котором болтались циркулярные пилы. Слева и справа от входа в два ряда стояли гранитные столы с кровостоками. На них лежали трупы. Нуршат провёл нас к одному из таких столов и оставил на пять минут.
Первое впечатление — это растерянность и ужас. Столько смерти в одно время в одном месте никто из нас не видел ещё никогда. Пугала не сама смерть, а её вид — никакого траурного пафоса, красивых костюмов и дорогих венков. Просто голые, холодные, безымянные тела. Без прикрас. Распухшие, посиневшие, покрытые трупными пятнами. На соседнем с нашим столе уже лежало освежёванное тело с вынутыми внутренними органами, мало напоминавшее привычного для нас человека. И знаете, лично мне гораздо большее эстетическое удовольствие, если можно так выразиться, доставляло смотреть именно на него. Отталкивали не сами обнажённые тела покойников. А их лица. Пустые, бездушные, несчастные. И кожа белого цвета. Всё это нагоняло какую-то необъяснимую тоску. Некоторым из нас впоследствии казалось, что у одного покойника даже были открыты глаза. Но я не могу подтвердить или опровергнуть это — я просто не видел.
Что ещё буквально врезалось мне в память, так это запах. Если взгляд ещё можно было отвести на пол или на потолок, то от запаха деться было просто некуда. Его трудно описать, но, поверьте мне, ничего ужаснее я никогда прежде не испытывал. Сладковато-тошнотворный. Многим из нас этот запах потом мерещился в разных местах, в том числе и мне. Меня спасла моя сезонная аллергия, благодаря которой нос немного заложило, и запах заметно ослабел. Наши девушки почти все последующие часы провели, дыша в локоть или через медицинскую маску.
Но, как известно, человек ко всему привыкает. Тех пяти минут, на которые нас оставил Нуршат, вполне хватило, чтобы мы свыклись с обстановкой, в которой нам предстояло провести следующие три часа. Он подозвал одного из работников морга к нашему столу и попросил всех немного разойтись. Началось вскрытие.
Надо сказать, что после краткой лекции в экспонариуме я настроился на худшее. А именно на то, что нам предстоит вскрывать ребёнка. Поэтому я был приятно удивлён, увидев, что нашим пациентом была женщина 53 лет. Её труп был обнаружен родственниками в квартире, где она проживала одна. Они дали согласие на проведение вскрытия. К слову, ни на одном столе я также не увидел ни одного тела моложе 50 лет.
Санитар разместил голову покойницы на тяжёлом бетонном блоке так, что затылок немного свешивался назад. Скальпелем он сделал глубокий разрез на затылке, запустил туда пальцы и натянул кожу с затылка на лицо трупа. По сути, это было снятие скальпа — обнажился голый череп. Интересно, что после этой процедуры не выделилось ни капли крови (кроме собственно момента разрезания кожи). Внутренняя сторона кожи головы, на которой растут волосы, была снажбена сосудами, но свободно отделялась от черепа без кровотечения. Санитар подтянул к себе на верёвке циркулярную пилу, которая двигалась по тросу, подвешенному к потолку. Приложив фрезеровочный диск к височной области черепа, санитар включил пилу и распилил его на две ровные части. Потом он взял инструмент, похожий на стамеску, и вбил его в образовавшуюся щель на лобной части головы. Когда санитар надавил на стамеску, послышался отвратительный, "липкий" хруст. Крышка черепа была отделена, оттуда потекла тёмно-красная кровь. Санитар удалился, предоставив дальнейшие действия нашему патологоанатому.
Внешний осмотр тела выявил трупные пятна на левом бедре и плече. Это означало, что труп лежал на этих местах. Пальцы руки покойницы сгибались и разгибались с большим трудом, что указывало на трупное окоченение. Я подошёл поближе и встал по левую руку от Нуршата. Лёгким движением скальпеля он разрезал твёрдую мозговую оболочку, лежащую непосредственно под костями черепа. На самом деле, твёрдой в обычном понимании она не являлась, а представляла собой толстую прозрачную плёнку. Из черепа обильно потекла жидкость, что указывало на отёк мозга. Этот факт был занесён в бумажный планшет. Нуршат извлёк из черепа мозг, который сразу же был передан на взвешивание. Он оказался значительно усохшим и весил всего 1150 грамм. В некоторых местах кора мозга имела уплощения, из-за чего извилины и борозды слипались. Это были последствия отёка. Произведя многочисленные продольные и поперечные разрезы, Нуршат убедился, что инсульта не было. Сосуды были наполнены кровью, что указывало на вероятную ишемию мозга. Он так же показал нам Варолиев мост — участок мозга, малейшее кровоизлияние в котором приводит к смерти вследствие повреждения дыхательного центра. После взятия кусочка мозга для гистологической пробы, его осмотр был окончен.
Нуршат снова подозвал санитара. Тот явился с длинным широким лезвием и мощным молотком. Мы немного отошли, чтобы лучше наблюдать за процессом. Широким лезвием санитар сделал глубокий разрез от паха до горла, вследствие чего кожа разошлась и показался жировой слой. Он был небольшой, сантиметра четыре в толщину - умершая была нормального телосложения, несмотря на возраст. Санитар раздвинул кожу в грудной области, обнажив рёбра и грудину. Связки между белыми рёбрами были синеватого цвета, через них слабо просвечивались внутренние органы. Короткими, но резкими ударами об стамеску санитар отделил грудину от прилегающих к ней рёбер, после чего выломал её, потянув на себя. Снова хруст, снова испуганные лица девушек.
Подошёл Нуршат и с невозмутимым видом стал описывать нам предстоящий процесс. Он собирался постепенно извлекать комплексы органов и изучать их по отдельности. Первым таким комплексом оказалась связка лёгкие-сердце-трахея-пищевод-гортань-язык. Всю эту огромную массу он извлёк из трупа, сделав предварительно несколько сечений, и положил на стальной лоток.
Изучение комплекса начали с языка. В нём для нас не было ничего нового — мы и так каждый день видим его утром в ванной. В разрезе стали видны нервы, обильно снабжающие все его участки. Мы проверили целостность подъязычной кости — основного показателя механической асфиксии, то есть удушения. Она была цела. Язык переходил в глотку, из которой выступал полукруглый высокий хрящ, разделявший два отверстия. Это надгортанник. Далее вслед за языком тянулся пищевод, обрубленный скальпелем где-то посредине. Интересно, что задняя стенка трахеи плотно срасталась с пищеводом на всём его протяжении и никак не затрудняла продвижение пищи — она была мягкая. В отличие от передней стенки трахеи, которая была окольцована толстыми хрящами. Гортань представляла собой плотный хрящ, напоминавший щит римского легионера. В ней располагались голосовые связки — парные щели соединительной ткани на выходе из воздухоносных путей. Всё это мы могли потрогать и подержать в руках. Медицинские перчатки ничуть не изменяли ощущений.
Дальше трахея разветвлялась, образуя парные бронхи, которые входили в лёгкие. Надо сказать, что настоящие лёгкие в корне отличаются от того, что мы видим на рисунках. Они там, как правило, белого или серого цвета. Здесь же, в действительности, они были коричневые, почти как нормальная печень. Мы даже спросили, не является ли такой их цвет результатом курения. Нуршат ответил, что нет, не является, да и вообще лёгкие курильщика чисто визуально идентичны лёгким нормального человека. Различия видны в разрезе. Так что реклама частично врёт, товарищи. Осмотр лёгких мы начали с того, что отжали их, как губку. Они оказались такими же мягкими, но вместо воды из них потекла тёмно-красная, почти чёрная, кровь. Она пенилась и в ней плавали сгустки нефтяного цвета.
Нуршат объяснил, что это уже посмертные сгустки, а пена объясняется обильной кровяной оксигенацией. Такое обильное насыщение лёгких кровью было обусловлено, видимо, остановкой сердца. Организм пытался во что бы то ни стало продолжать метаболизм кислорода, пусть даже в условиях остановки кровотока. После взвешивания и замера лёгких, Нуршат приступил к их более детальному изучению. Он производил разрезы в разных участках и смотрел наличие опухолей. И вот здесь стало ясно, что умершая была заядлой курильщицей. Альвеолы в некоторых местах спадались, воздухоносные пути были почти везде забиты густой слизью серого цвета, стенки бронхов и бронхиол утолщились и их просвет значительно уменьшился. Понятно, что дыхание в таких условиях было затруднённым и недостаточным для нормального газообмена. Лишний раз я убедился, что большой молодец, что даже не начинал курить сигареты.
Оставив лёгкие, мы приступили к осмотру сердца. Внешне оно казалось вполне нормальным. Мы взвесили его, и оно оказалось тяжелее нормы. Перед извлечением этого комплекса органов Нуршат отрезал сердце от всех подходящих к нему артерий и вен для удобства. Разрезать сердце требовалось особым образом. Первое сечение делалось по основной анатомической оси — слева направо от правого предсердия к левому желудочку. Дальнейшие сечения — крест-накрест: правое предсердие — левый желудочек — левое предсердие — правый желудочек. В таком разрезе сердце напоминало цветок с лепестками. Сразу стал виден миокард — он был очень дряблым, волокна в некоторых местах либо были разорваны, либо заменились соединительной тканью. Коронарные сосуды были переполнены кровью. В разрезе они оказались почти полностью забиты холестериновыми бляшками — умершая болела атеросклерозом. Всё вкупе указывало на собственно причину смерти — острую сердечную недостаточность вследствие плохого кровоснабжения миокарда. Изношенность мышцы объяснялось регулярным употреблением алкоголя. Но его разрушительное влияние нам ещё предстояло выяснить.
Изрезанные органы убрали с лотка на гранитный стол, где лежал труп, положив их в область между ног. В полости освежёванного тела ещё оставалась большая часть внутренностей. Отделив их от жировой и соединительной ткани, Нуршат извлёк их на поверхность. Второй комплекс органов — весь желудочно-кишечный тракт, печень и почки.
Мы решили начать с желудка. Он оказался пуст — это означало, что с момента последнего принятия пищи до смерти прошло не меньше двух часов. Снаружи желудок был таким же, как мы привыкли его видеть — изогнутым тканевым мешком желтоватого цвета. Совсем другая картина открылась нам в разрезе. В некоторых местах однородная внутренняя выстилка значительно истончалась. Это были язвы. Нуршат объяснил их появление хроническим употреблением алкоголя, так как колонии бактерий Helicobacter pilori не были видны. В местах язвенных образований желудок на просвет был почти прозрачным — через него был виден палец. Кроме того, ткань в области язв лопалась буквально от прикосновения пальцем, в то время как в здоровых участках свободно растягивалась. Покойная могла в любой момент умереть от разрыва стенки желудка, после чего её внутренности быстро переварились бы соляной кислотой. Меня ужаснуло то, что это были последствия регулярного употребления алкоголя.
Нуршату, да и всем нам, в общем стала ясна причина смерти. Чтобы окончательно убедиться в этом, он решил исследовать печень. С первого взгляда на неё стало ясно, что мы правы в своих догадках. Она была желтоватого цвета, вместо того, чтобы быть коричневой. Самый крупный внутренний орган тела уже начал перерождаться в жир. Конечно, это был ещё не цирроз, но ведущие к нему изменения были видны невооружённым глазом. Внешний слой жира составлял около полусантиметра. В разрезе печень выделяла небольшое количество первичной желчи. В кровеносных сосудах также повсюду были видны холестериновые бляшки. С печенью через короткий проток был связан желчный пузырь. Он был золотисто-зеленоватого цвета, что определялось цветом находящейся внутри желчи. Её было немного, что также косвенно указывало на недавнее употребление пищи. Разрез пузыря показал, что камней ни в нём, ни в выносящем протоке, впадающем в двенадцатиперстную кишку, не было. Мы перешли к поджелудочной железе.
Чтобы достать её в чистом виде, свободной от соединительной ткани и всевозможных связок, потребовалось бы потратить два часа. Оказалось, делать этого вовсе не нужно. Двадцать минут спустя после смерти ферменты железы освобождаются из везикул и она начинает переваривать саму себя. Анализировать там уже будет нечего — все ткани будут уничтожены едкими пищеварительными соками. Мы убедились в этом, сделав небольшой надрез на еле заметной желтоватой поверхности железы. Всё внутри неё было тёмно-коричневого цвета, ткани расщепились до волокон и свисали со стенок бывших протоков. Такое же случается при обострении панкреатита, но уже при жизни. Если не оказать помощь в течение 15 минут, человек умрёт.
Надо было приступать к почкам. Чтобы добраться до них, пришлось перевернуть всю связку органов и положить их "на живот". Со "спины" сразу стали видны парные бобообразные почки. Опять же, внешне с ними всё было нормально. В разрезе же оказалось, что мозговой слой почти полностью заменился соединительной тканью и по толщине стал сопоставим с корковым. Соединительная ткань переходила в собирательные трубочки и лоханку, которая занимала почти три четверти общего объёма почки. Мочевой пузырь был пуст, поэтому потребовалось взять кусочек почки на гистологическую экспертизу — чтобы определить содержание алкоголя и других возможных ядов в крови умершей.
А дальше начался довольно неприятный процесс. Предстояло вскрытие кишечника. Особо любопытные, вроде меня, окунулись в этот процесс полностью. Нуршат взял ножницы, нашёл начало двенадцатиперстной кишки и, встав поудобнее, принялся разрезать её по всей длине. Саму кишку он разрезал спокойно, не обнаружив там каких-либо следов пребывания пищи. Она появилась в тонком кишечнике. Сначала это был светло-жёлтый химус, очень похожий на картофельное пюре. По мере разрезания кишечника этот химус всё более темнел и начинал источать запах, ещё более отвратный, чем трупный. Апогея этот процесс достиг, когда ножницы дошли до толстой кишки. Химус через зеленоватый приобрёл тёмно-жёлтый цвет, стал вязким и густым. Образовались каловые массы, плотно забившие весь просвет толстой кишки. В складках кишки находились каловые камни — годами не выводившиеся сгустки фекалий. Запах стоял такой, что хотелось надеть противогаз. Конец кишечника - прямая кишка - была пуста — младшие санитары и студенты-практиканты специально клизмят трупы перед вскрытием. Целью этого вскрытия кишечника по всей длине (а это около семи метров) было проверить наличие опухолей, паразитов или иных инородных тел в желудочно-кишечном тракте. Они не были обнаружены.
Последними Нуршат извлёк из паховой области внутренние половые органы — матку и яичники. Стенки матки слиплись друг с другом, яичники в разрезе заменились соединительной тканью, маточные трубы сузились. Всё это указывало на то, что женщина пребывала в глубоком климаксе. Вскрытие трупа было окончено.
По прошествии этих трёх нелёгких часов, в помещении секционной комнаты мы недосчитались троих. Две девушки ушли по причинам психологического дискомфорта, один парень не выдержал трупного запаха. Мне поручили тщательно вымыть и вытереть досуха все инструменты, применявшиеся во время вскрытия, моему другу — отмыть от крови образцы тканей для гистологической экспертизы. Мы тщательно вымыли руки с мылом, да ещё и спрыснули их специальным антибиотиком. Перчатки также отправились в особый контейнер. Все вернулись в экспонариум. Нуршат спрашивал нас о впечатлениях, но никто толком ничего связного не мог сказать. По записям, сделанным в планшете, он обобщил всё увиденное нами и представил итоговую картину. Женщина систематически употребляла алкоголь и жирную пищу. Из-за этого у неё развился атеросклероз, что привело к острой сердечной недостаточности. Возникла ишемия сердца, оно перестало качать кровь, прекратились процессы клеточного дыхания, наступила смерть. Отёк мозга указывал на недавнее похмелье, его усохшая масса объяснялась массовой гибелью нейронов вследствие того же самого хронического алкоголизма. Перерождённая печень, язвенная болезнь желудка, дистрофия почек — не смертельные, но очень серьёзные последствия злоупотребления алкоголем. Нельзя сказать, что она была алкоголичкой — она прилично выглядела, следила за собой и явно не думала о смерти. Скорее всего, она выпивала рюмку-две крепкого алкоголя каждый день, чтобы снять стресс. Выводы делайте сами.
Весь последующий день я провёл в глубоких размышлениях. Вскрытие произвело на всех очень сильное впечатление. Знакомых из универа, преподавателей, родителей и обычных прохожих я мысленно представлял со вскрытой грудной клеткой и распиленным черепом, сам ужасаясь подобным мыслям. Как оказалась, такая же ситуация была у всех остальных моих однокурсников. Постепенно это прошло, и сейчас уже мы спокойно общаемся с окружающими:)
Тот вихрь мыслей, крутившийся тогда у меня в голове, сейчас, по прошествии двух месяцев, окончательно успокоился и обрёл упорядоченную структуру. Я чувствовал тогда, что увидел в этом морге нечто, сильно изменившее меня, разрушившее какие-то жизненные устои. Но я не мог сформулировать это чувство: всё казалось хаотичным и бессмысленным, и я решил, что это просто эмоциональный всплеск. Мне кажется, без описания этого чувства пост получился бы неполным. Конечно, я получил огромное количество профессиональных знаний, которые обязательно пригодятся мне в будущем. Они были подробно описаны выше. Сейчас же речь пойдёт не об этом.
Не знаю, как остальные, но лично я в первые минуты нахождения в секционной комнате серьёзно задумался, а не уйти ли мне отсюда. Не могу сказать, что мне было страшно - скорее жутко, неуютно и...стыдно. Стыдно перед этими мёртвыми телами. Я верующий, но не религиозный человек, и поэтому верю, что у каждого существа есть душа. И я почему-то представлял себе, как души этих людей смотрят сейчас на свои "материальные носители" и не понимают, что с ними делают. "Зачем это нужно? Это же когда-то был я! Для чего вынимать из меня мои внутренности? И почему на это смотрят студенты МГУ? Я что, музейный экспонат?"
Только сейчас мне стало ясно, что тогда очень сильно задело меня. Я всю жизнь рассматривал человека как цельную сущность, в духовном и физическом плане. Да, я знал, что мы все состоим из специализированных тканей, образующих внутренние органы, каждый из которых очень важен для жизни. Знал даже больше, чем обычный человек, потому что выбрал медицинскую специальность. Но это была теория. Практика же оказалась настолько сильным переживанием, что эта опора пошатнулась. Я видел, как в считанные часы ещё недавно живой человек превратился в кучу изрезанных кусков безжизненного мяса. И что больше всего пугало, так это то, что так могут поступить с каждым из нас. Просто представьте себе своих родных и близких на этом гранитном столе в таком виде, а ещё лучше — себя. И вы поймёте, о чём я говорю. Конечно, суровая логика неумолима: а что умершему от того, что будут делать с его телом? Он же всё равно никогда уже в него не вернётся! С этим не поспоришь, будь ты атеист или верующий. Поэтому приходится мириться со своей посмертной участью. В случае убийства, самоубийства или смерти от несчастного случая вскрытие проводится обязательно. Во всех остальных случаях требуется разрешение родных.
Все эти метафизические рассуждения постепенно закончились, и я принял для себя решение остаться на вскрытии до конца. Поначалу видеть, как скальпель разрезает кожу и органы, было некомфортно. Меня даже передёргивало. Я почему-то сразу представлял себе боль, которую испытывал бы человек, если бы это всё производилось наживую без наркоза. Здесь же перед нами было просто тело умершего, и я постепенно приучил себя к тому, что это, по сути, всего лишь кусок мяса. Биологический материал, не более. И вот от этого отношения к человеку становилось не по себе. Сразу стал понятен цинизм врачей: если думать как-то по-другому, в морге делать нечего. А ведь студенты лечебного дела будут проводить регулярные занятия в морге. Станут ли они - мои друзья - такими же?..
Время покажет. А пока что продолжайте жить и радоваться жизни. Она — действительно самое дорогое, что у нас есть!
Комментарии