Чуровщина в Крыму

На модерации Отложенный

Референдум, в результатах которого никто заранее не сомневался, прошёл. Реакция на референдум тоже не только предсказуемая, но и заблаговременно анонсированная. 21 марта Госдума России рассмотрит вопрос о вхождении Крыма в Российскую Федерацию. Очевидно, на «вечные времена», поскольку возможности выхода или исключения территорий из состава РФ её конституция не предусматривает. Украина, «коллективный» Запад и многие другие субъекты геополитики если не вечно, то, по крайней мере, долгие годы не будут признавать законности этого присоединения.

Вопрос о легитимности крымского референдума лежит, как представляется, в значительной степени вне формальной юридической плоскости. Понятно, что проведение такого референдума нарушает конституции Украины и Республики Крым, которые не предусматривают изменения государственной принадлежности полуострова. Но, если строго следовать букве любого внутригосударственного закона, то ни одна территория в мире не имеет законного права на отделение. Между тем, такие сецессии происходили, происходят и будут происходить. Право народов на самоопределение выше буквы писаного закона. Поэтому я оставлю в стороне юридические аспекты, ибо народное волеизъявление в силах отменить и создать любой закон.

Сомнения в легитимности крымского референдума могут возникнуть как раз таки с этой стороны. Насколько адекватно на нём была выражена воля народа Республики Крым?

Напомню, что на референдум были вынесены две альтернативы. Первая – выход из состава Украины и вхождение в Российскую Федерацию на правах субъекта. Вторая – сохранение прежнего статуса Крыма как автономной республики в составе Украины. Примечательно, что в вопросах референдума не была предусмотрена третья возможность – государственная независимость Крыма вне и Украины, и России. Понятно, что в плане практической реализации этот вариант выглядит несколько гротескно. Однако нельзя исключать, что среди населения Крыма были и есть сторонники его самостоятельной государственности, противники включения в состав как Украины, так и России. Получается, что они (как бы мало их не было) были лишены возможности голосовать на референдуме за свой политический выбор.

Далее, обратим внимание на то, что вторая альтернатива была сформулирована в бюллетенях референдума не как сохранение прежнего статуса Крыма в составе Украины, а как его «восстановление». Чисто процессуально, быть может, крымская власть здесь была права. Ведь ещё раньше Верховный Совет полуостровной республики провозгласил её государственную независимость. Стало быть, на момент референдума, с точки зрения крымской власти, Крым уже не находился в составе Украины и был волен определять свою судьбу как независимое государство. Но та же власть фактически предрешала исход референдума, ещё до его проведения направив обращение к президенту России В. Путину с просьбой принять Крым в состав РФ.

Самый главный вопрос – были ли обеспечены народу Крыма условия для свободного и осознанного выбора из двух предложенных альтернатив? Приходится признать, что такие условия, с позиции внешнего наблюдателя, не были обеспечены в полной мере.

Начнём с того, что сторонники второй альтернативы – оставление Крыма в составе Украины – были фактически лишены возможности доводить свою точку зрения до участников голосования. За несколько дней до референдума в Крыму были отключены украинские телевизионные каналы, включая кабельные. Зато совершенно свободно вещали российские телеканалы.

Не было у сторонников сохранения единства Украины и адекватных возможностей для уличной агитации. Здесь первопричина, конечно же, в массовых настроениях населения полуострова. И всё-таки, сторона, уверенная в своей победе, могла бы, наверное, более снисходительно, хотя бы для проформы, отнестись к агитации оппонентов. Ведь сейчас, наверное, в России и Крыму только ленивый не обвиняет новую украинскую власть в том, что при ней-де развязан уличный террор в отношении пророссийских и левых активистов. Но в Крыму, насколько можно судить, подобное положение в отношении правых украинских активистов возникло гораздо раньше, вне связи с последними событиями. Так где, на самом деле, меньше свободы для мирной политической агитации – в Киеве или Севастополе?

При поддержке властей Республики Крым агитационная кампания, фактическую монополию на которую имела лишь одна сторона, широко использовала чёрный пиар и шельмование оппонентов, на что у тех не было никакой возможности ответить. Чего стоит хотя бы этот агитплакат, который вы видите на фотографии.

референдум

Первоначально референдум планировалось провести 25 мая, потом он был назначен на 30 марта, наконец перенесён ещё на две недели раньше. Получается, что народ Крыма делал судьбоносный выбор в спешке, в обстановке политического ажиотажа и нагнетания страстей. Можно ли было в такой ситуации успеть продумать все плюсы и минусы принимаемого решения, можно ли было сделать взвешенный осознанный выбор при голосовании?

Про присутствие в Крыму «неизвестных вооружённых людей» было сказано в разных местах разными людьми уже достаточно. Поэтому считаю лишним поднимать здесь вопрос о том, как их присутствие могло повлиять на поведение участников референдума.

Предварительные итоги референдума объявлены. В нём приняли участие 83,1% жителей полуострова, имевших право голоса. 96,77% из них проголосовали за присоединение Крыма к России. Это означает, что войти в состав России пожелали 80,4% всех взрослых крымчан. Эти данные приводятся без Севастополя, где референдум проходил отдельно от референдума в республике. В Севастополе на участки для голосования пришли 89,5% имевших право голоса, из них за вхождение в Россию проголосовали 95,6%. Значит, 85,5% взрослых севастопольцев высказались за объединение с Россией.

Уместен ли при таких результатах вопрос о том, кто и как считал голоса? Полагаю, что он всегда не лишний, а тем более, здесь. Ответ на него не находится в зависимости от отсутствия на референдуме наблюдателей от ОБСЕ, заранее заявившей о его незаконности. Понятно, что, скорее всего, наблюдателям ОБСЕ пришлось бы признать, что нарушения при проведении голосования не повлияли на общий исход референдума. Такое признание означало бы частичную легитимацию отделения Крыма авторитетной международной организацией. Поэтому ОБСЕ использовала для отказа от мониторинга референдума инциденты с ранее посылавшимися ею в Крым военными наблюдателями.

Были ли такие инциденты в действительности? Я склонен думать, что заявления наблюдателей ОБСЕ об их недопущении на территорию Крыма, даже об их похищениях и т.д., нередко, если не во всех случаях были запланированы заранее – чтобы затем устраниться от всякого косвенного одобрения, даже простой присылкой наблюдателей, референдума в Крыму. Однако этой (правдоподобной, на мой взгляд) гипотезой отнюдь не снимается вопрос о том, были ли действительно допущены нарушения при голосовании.

Как сообщали СМИ в России и Крыму, новые власти в Киеве пытались воспрепятствовать проведению референдума, заблокировав базу данных об избирателях в Крыму. В ответ на это крымские власти заявили, что проведут референдум и без государственного реестра избирателей. Теоретически это могло открыть возможности для фальсификации списков избирателей и подтасовки окончательных итогов голосования. Были ли такие возможности действительно использованы для получения благоприятных, с точки зрения Москвы и Симферополя, официальных результатов? На этот вопрос, естественно, нельзя ответить утвердительно за отсутствием прямых данных. Но информация для размышлений имеется.

Не секрет, что после расформирования «Беркута» в Украине многие бойцы элитного спецподразделения стали съезжаться в Крым. Неизвестно, было ли им предоставлено право голоса на референдуме, но, с другой стороны, со стороны властей Республики Крым не поступало заверений, что этого не было сделано. Однако, какое отношение украинские «беркутовцы» до 1 марта имели к населению Крыма?

Так же и «местные силы самообороны», как официальные лица в Москве и Симферополе до сих пор предпочитают именовать неопознанных военных в Крыму, наверняка пользовались правом голоса на референдуме – ведь они же «местные»! Учитывая самоблокаду полуострова со стороны Украины и открытость его границы с Россией, ничто принципиально не мешало накануне референдума пригнать из России побольше «избирателей», голосующих нужным образом.

При этом до последнего времени оставалась неясной ситуация с возможностью голосования военнослужащих украинских вооружённых сил, дислоцированных в Крыму, – ведь их части блокированы отрядами «самообороны». Лишь 12 марта фактические власти полуострова обещали, что тем украинским военным, которые являются жителями Крыма, будет разрешено голосовать. Однако успели ли их внести в списки избирателей, смогли ли они воспользоваться своим правом – не вполне ясно. Ведь между тем был распущен слух о том, что командиры украинских частей в Крыму препятствуют своим подчинённым из числа крымчан идти на избирательные участки 16 марта. В то же время украинские военнослужащие, ранее присягнувшие на «верность народу Крыма», автоматически переводились в разряд «крымских» и получали право голоса. А все ли они действительно жители Крыма – как это возможно проверить?

Попробуем прикинуть, насколько правдоподобны были сообщённые количественные данные о голосовании на референдуме. Явка на участки для голосования в Крыму без учёта Севастополя составила 1 274 096 человек. Это, по заявлению главы Крымизбиркома, 83,1% всех избирателей Республики. В таком случае, общее число жителей республики, обладающих правом голоса, составляет, по мнению властей, 1 млн. 533 тыс. Правдоподобно ли это? Всё население Автономной Республики Крым (опять же без Севастополя), по оценке Госслужбы статистики Украины, на 1 ноября 2013 года составляло 1 967 119 человек. Я не располагаю данными о половозрастной структуре населения Крыма (возможно, эти данные есть в Интернете – пусть их поищут дотошные люди, если не лень). Но если в списки крымских избирателей и было внесено больше людей от 18 лет и старше, чем действительно проживает на полуострове, то вряд ли настолько больше, чтобы поставить под сомнение общий итог, согласно которому за объединение с Россией проголосовало всё-таки абсолютное большинство всех взрослых крымчан.

Повторю, что нельзя утверждать, будто все вышеперечисленные возможности искусственной фабрикации итогов голосования были на самом деле использованы. Более того – я уверен, что даже если они все имели место быть, то не оказали решающего воздействия на общий исход референдума.

Вопрос, следовательно, совсем в другом: почему власти как Крыма, так и России не приняли достаточных мер к тому, чтобы устранить все возможные подозрения в «коррекции» итогов голосования на принципиально важном для себя референдуме?

На мой взгляд, ответ на этот вопрос только один. Симферополь, глядя в сторону Москвы, полностью заимствовал оттуда стиль руководства. Российский Большой Брат, привыкший не доверять собственному народу, насаждает теперь и в Крыму отработанную методику управления и вынуждает к этому местную власть.

Они просто не могут иначе править. Но тем самым они только укрепляют сомнения многих в легитимности референдума.

Не сомневаюсь, что в декабре 2016 года, на следующих выборах в Госдуму России Республика Крым станет вторым (после Чечни) регионом РФ по процентам голосов, набранных «Единой Россией». Вхождение Крыма в состав России можно считать делом решённым. Правда, его оформление может несколько затянуться. Ведь у нас демократическая страна (это шутка, если кто не понял).

21 марта Госдума только собирается принять в первом чтении закон, создающий правовые основания для принятия Крыма в Российскую Федерацию. Правда, второе и третье чтение могут не затянуться, равно как и принятие федеральных конституционных законов конкретно по Крыму и по Севастополю. Далее – утверждение Советом Федерации и Президентом. За всем этим дело не станет, но всё-таки потребует некоторого времени.

Впрочем, никто спешить не будет. На Западе и в Украине тоже подождут официальных решений российской власти, а пока прорабатывают сценарии реагирования. Начинается большая дипломатическая склока, которая может затянуться на десятилетия. Возникает по сути дела ещё один «замороженный» территориальный конфликт на постсоветском пространстве. А во внешней и внутренней политики России обозримого будущего проблема Крыма становится сильнейшим негативным фактором.

Отныне всякие подвижки к потеплению отношений как с Украиной, так и с Западом будут невозможны без урегулирования крымской проблемы. С одной стороны, это даёт Западу превосходный инструмент для давления на Россию, если та будет вынуждена стремиться к улучшению отношений. С другой же стороны, ради такой нормализации придётся сделать шаг, непопулярный с «патриотической» точки зрения, а именно – поставить под сомнение правомочность приобретения Крыма.

Последнее открывает поле для воздействия на любую оппозицию, которая спустя какое-то время может оказаться у власти в России. Если она проявит готовность к «размораживанию» крымской проблемы, её легко будет обвинить в «предательстве национальных интересов». Если же она не пойдёт на такой шаг, её начнут клеймить как продолжателя «имперско-реваншистской и изоляционистской» политики прежней власти.

В любом случае, это делает всякую будущую власть России «крымским» заложником текущего курса руководства страны, а также создаёт дополнительный и удобный механизм для борьбы нынешней правящей группы за возвращение к власти, если та её на время утратит. Видимо, так всё и было задумано исходно.

Ярослав Бутаков