Гарния (продолжение)

начало http://maxpark.com/community/4707/content/2595528

                       Часть 3. Поэт.

                                                                           1.
     Тяжёлые дубовые ворота, стянутые стальными полосами с заклёпками, рухнули, под ударами стенобитной машины, и, улюлюкающая, толпа Варваров ворвалась в Сведенборг.
Они неслись по улицам, разбивая стёкла домов, опрокидывая повозки и убивая всех без разбора. Всех, кто попадётся на их пути. Кровь перемешалась с пылью, раздавленными фруктами и разбитыми глиняными горшками. Почти никто не мог оказать им сопротивления. Осада города продолжалась несколько недель, и его защитники ослабли от голода и усталости. Нестерпимый, нескончаемый гул застыл в воздухе. Он состоял из гортанных криков непонятного языка Варваров, детского плача, стонов раненых, лязга мечей и звона разбитых стёкол, почему-то особенно ненавидимых Варварами. Одетые в шкуры, в низко надвинутых рогатых шапках, с сальными космами, липко свисающими на лица, они, одним своим видом, вызывали ужас и отвращение. Сметая всё на своём пути, Варвары неудержимо приближались, к своей главной цели – замку принцессы Хеленборге. 
   
 Принцесса - молодая, хрупкая женщина – стоя в одном из узких переходов замка, отчаянно оборонялась. Длинный узкий меч в её руках, казалось жил собственной жизнью. Кровожадно поблёскивая, он с одного удара отсекал головы нападавших, трупы валились друг на друга, мешая ещё оставшимся в живых. Коридор был настолько узок, что иногда меч ударялся о стены, высекая искры. Нападавших было настолько много, что Хеленборге уже не справлялась и ей приходилось отступать вглубь замка, по крытым переходам, узким лестницам, всё дальше и дальше, к той заветной комнате, где на стене висело Сияющее Зеркало Сведенборга. 
   
 Никто не знал, откуда оно взялось. Все поколения помнили его именно в этой комнате, именно на этой стене. Зеркало никогда не тускнело, не покрывалось пылью. В этой комнате не было окон, но в ней всегда было светло, зеркало было словно освещено изнутри, озаряя своим светом всё помещение. У зеркала была одна особенность – горбатый, гнусный карлик мог отразиться в нём стройным красавцем, а юная девушка, оказаться мерзкой старухой, с висячим носом. Монах мог быть пиратом, в алой повязке на голове, а мошенник и вор, подростком, с наивным взглядом. Говорили, что зеркало отражает истинную суть вещей.
   
 Хеленборге, из последних сил обороняясь, ворвалась в комнату и, захлопнув дверь, закрыла её на тяжёлый кованый засов. Яркий свет, исходящий от зеркала, заливал помещение. Он был равномерным, не оставляя возможности теням поселиться здесь. Словно светились изнутри все стены, не давая ни бликов, ни отражений. И пол и потолок светились ровным светом, хотя не было ни окон, ни, каких либо, светильников. Неизвестно какого размера была эта комната. Может быть, она была совсем небольшой, а может быть огромной до необъятности. Никто и никогда не пытался дойти до стены. Человек будто бы находился внутри световой сферы, без границ, без начала и конца. Мысли замедляли свой ход, время будто останавливалось. Не было ни чувств, ни желаний. Хотелось только подойти и заглянуть в зеркало. Очень страшно было в него смотреть, ведь неизвестно, что увидишь, но зеркало манило, притягивало, звало к себе. И люди смотрели. Рушились жизни, ломались судьбы. Невыносимо было увидеть вместо собственного отражения какое-нибудь чудовище, или рыбу, или вообще одинокое дерево посреди пустыни. 
   
 Хеленборге подошла к зеркалу и увидела в нём то, что и видела всегда – ослепительной красоты молодую женщину, с короткими тёмными волосами, тонкой талией, длинными, стройными ногами, осанкой и грациозностью истинной принцессы. Только у неё были тёмные волосы и зелёные глаза, все жители города были светловолосыми, с бледной кожей и глазами голубыми или светло-серыми. Никто, да и она сама, не знали не только то, почему она отличается от всех жителей, но даже и то когда и откуда она появилась в городе. Она словно бы всегда была принцессой. Вечность. Хотя ей было совсем немного лет, но даже глубокие старики, казалось, помнили её своей повелительницей с самого детства. Правила городом она мудро и справедливо, так, что даже умудрённые опытом, седые правители соседних провинций удивлялись точности и взвешенности её решений. Было неисчислимое количество пытающихся завоевать её любовь, завладеть её сердцем, но тщетны были их попытки. Принцессе достаточно было нескольких минут разговора, чтобы понять несходство взглядов на суть вещей, разницу характеров и мироощущения. Ей просто становилось скучно. Претендентов всё не убывало, а принцессе становилось всё тяжелей и тяжелей оттого, что, видимо, не встретится уже человек, с которым одинаково хорошо будет и говорить, и молчать, и ложиться спать, и просыпаться утром, и смеяться, и грустить. И уже решила она, что лучше быть одиночкой, чем вновь и вновь пытаться налаживать отношения, которых нет, да и быть не могло. Иногда как тёплая волна накатывала на её сердце, и она замирала в ожидании, что наконец-то всё свершилось. Но, нет! Снова всё не то! Не так! Непонята. Непонятна.
   
 Тяжёлая, массивная дверь содрогалась под ударами Варваров, слышны были за ней их воинственные выкрики. Уже трещали доски, и засов был почти оторван. Вот уже стало видно, в образовавшиеся щели, их глыбообразные, немытые тела. Уже чувствовалось их зловонное дыхание. 
   - Ну, вот и всё, - спокойно подумала Хеленборге.
Не собираясь просто так отдать свою жизнь, она подняла меч и, в его отражении, увидела зеркало. Подумав, что ей показалось, она повернулась и, нет, зеркало и в самом деле словно исказилось и помутнело. Будто лёгкая дымка покрыла его поверхность. Всегда сияющее ослепительным белым светом, оно, вдруг, стало разноцветным и переливающимся. Так бывает, когда капли смолы, падая с деревьев, в тёплые летние лужи, тают и распускаются, образуя вот такие радужные пятна. Принцесса, не обращая внимания на ликующие крики Варваров, подошла к зеркалу и машинально коснулась его рукой. Поверхность зеркала, вдруг, оказалась мягкой и податливой. Рука провалилась, почти не встречая сопротивления. Зеркало будто звало её к себе, поблёскивая разноцветными огоньками. Принцесса всё дальше и дальше продвигала руку вглубь зеркала. Вот уже погрузила по локоть, по плечо и, наконец, шагнула внутрь. 
   
 Она не то падала, не то летела. Это падение было не стремительным, а мягким и плавным. Разноцветное мелькание исчезло, вокруг снова воцарился ярчайший белый свет. Он не слепил глаза, не раздражал, он вызывал спокойствие и умиротворение. Хеленборге чувствовала, что движется, преодолевая легкое сопротивление плотного, как кисель, воздуха. А может быть, это воздух двигался ей навстречу, а она оставалась недвижимой. Она не понимала, куда она движется, наверх, вниз или в сторону, вокруг не было ничего, никаких ориентиров, не мелькали тени, не было никаких предметов, людей, строений, растений или животных, она была абсолютно одна. Но это одиночество не пугало и не настораживало, она испытывала чувство удивительного покоя и необыкновенной лёгкости. Лёгким было не её тело, лёгкой была её душа. Никогда ещё она не была в таком ладу с самой собой. Никакого беспокойства и неопределённости. Хотелось лететь бесконечно, не зная цели, не стремясь узнать её, целью полёта, был сам полёт. Воздух обволакивал её равномерно со всех сторон. Она словно находилась внутри капсулы из тепла и ветра. Но и ветер не похож был на ветер. Он не трепал волосы, не заставлял платье прилипать к ногам. Ветер был, как лёгкое дыхание молодого ангела. Он был, и его не было. Ветер был, как и этот полёт. Чувствовалось несомненное движение, но куда, как быстро, было непонятно. Хотелось, чтобы это продолжалось, как можно дольше. Хотелось, чтобы это продолжалось всегда. Бесконечно. Чтобы этот полёт не прекращался. Не проходило чувство всеобъемлющего покоя и абсолютной защищённости. Не хотелось ни плакать, ни смеяться. Не хотелось думать, мечтать, любить, страдать, наслаждаться. Не хотелось ни радоваться, ни горевать. Не было никаких желаний, кроме желания полёта. Она даже не понимала, есть ли у неё тело. Она смотрела на свои руки и не понимала, есть ли у неё руки. Она касалась своего лица, но не понимала, касается ли она его, и есть ли у неё лицо. Несомненно, она знала, что она принцесса Хеленборге, но понимала это, как-то равнодушно. Хеленборге разводила руки в стороны и точно знала, что она это делает, но она не видела своих рук, а может быть, их и увидеть было нечем. Может быть, у неё не было глаз. А может быть, были глаза. Но всё это было мелким и неважным. Лететь! Только лететь!

                                                                        2.


   Хеленборге открыла глаза и увидела, что лежит на, поросшем диким виноградником, склоне. Солнце сияло в ослепительной голубизне неба. Небо было настолько чистым и прозрачным, что не верилось, что на этом небе могут быть облака или даже грозовые тучи. Не могло это небо быть тёмным или мрачным. И эта зелёная трава не могла быть высохшей, пожелтевшей и пожухлой. И эта песня неизвестной птицы должна была продолжаться бесконечно. Принцессе было легко, тепло и комфортно.
   - Где я? – подумала она, - неужели вот так попадают в рай?
   - Эй, шлюха! Чего разлеглась? – услышала она препротивнейший мужской голос, и почувствовала ощутимый пинок по рёбрам.

 Хеленборге вскочила, пытаясь выхватить меч, но его не было. Вокруг неё собралась группа оборванцев, явно не имеющих мирных намерений. Бежать было некуда, да и бессмысленно, всё равно догонят. Собираясь дорого продать свою жизнь или честь, или, что там от неё было нужно, принцесса приготовилась к драке. 
   - Послушайте ребята – соплеменники, вы своей корысти пленники. Это моя женщина. Подите вон, и я не брошусь вам вдогон, - за спиной раздался голос, и Хеленборге, обернувшись, увидела мужчину с палкой в руке. Бродяги, озираясь и переругиваясь между собой, разбежались в разные стороны.
   - Ты кто? - спросила принцесса.
   - Меня зовут Таулла, я весельчак, поэт и пьяница. За мною эта слава тянется. На это я почти не сетую, ну а тебе бояться не советую. Теперь тебя никто не тронет, пока мой труп навеки не схоронят.
   - Ну, то, что ты весельчак и поэт я уже поняла. Ты всегда говоришь стихами?
   - А я, что опять говорю стихами? Ну да, как видно в этом храме, поэзии моей, я одинок среди людей. Мой разговор нелеп и сложен, порою просто невозможен. Не понят, я бываю часто, ну, да и бог с ним, наше счастье, не в том, чтобы понятным быть, а в том, чтоб просто жить и жить. Проснуться утром на заре, увидеть блики на стекле. Увидеть дождь, мороз иль солнце, сквозь запотевшее оконце. Увидеть, что проснулся снова. Да, кстати, ты теперь здорова? 
   - Я вполне здорова. Почему ты спрашиваешь? Я так плохо выгляжу?
   - Не говори так, умоляю! Ведь я теперь-то точно знаю, что нет красивее на свете, зелёных глаз прекрасных этих. И этого лица овал, я день и ночь бы целовал. У этих ног готов погибнуть, вниз со скалы высокой спрыгнуть. Лишь для того, чтобы тебе, не горевать о той судьбе, по мановению которой ты здесь, на этих пыльных склонах. Ведь видно, что тебе не гоже, смотреть на те тупые рожи, которые назад минуту. Суки! К тебе протягивали руки.
Хеленборге от души расхохоталась. Ей, вдруг, снова стало спокойно. Она не знала, где находится, в какой стране, в каком времени, какой сейчас год и месяц. Этот забавный незнакомец внушал доверие. С ним было легко и приятно, словно она знала его очень давно. Она будто встретилась с давним другом. С человеком, на которого можно положиться.
   - Ну, а скажи ка мне, Таулла. Когда я сяду мимо стула. Не будешь ли тогда любезен, и мой вопрос не бесполезен, чтоб мне себя не расшибить, соломы мягкой подстелить? 
Теперь уже рассмеялся Таулла. 
   - Я обязательно подстелю тебе целую копну. И не соломы, а мягчайшего сена, которое скошу собственными руками. Да я теперь всегда буду иметь в запасе, что-нибудь мягкое. Просто на всякий случай. Однако, ты не сказала, как тебя зовут.
   - Хеленборге.
   - Тебя зовут Хеленборге?! Не обманывай меня! Ты хочешь сказать, что я, вот так, среди зарослей дикого виноградника, запросто, мимоходом, встретил принцессу Хеленборге?! Несколько поколений ждали встречи с тобой, а мне выпала честь приветствовать тебя? Неспроста твоё лицо показалось мне знакомым!
Таулла, встав на одно колено, склонил голову.
   - Встань, что ты делаешь!
   - Не встану, пока ты не прикоснёшься ко мне! Пусть снизойдёт на меня твоя благодать, божественная Хеленборге!
   - Ну, хорошо, вот я прикасаюсь к тебе. Вставай же! – смешинки появились в глазах принцессы, - повелеваю тебе поцеловать меня!
Таулла поднялся и с немым восторгом коснулся её губ.
   - Ну, нет, так не пойдёт! – капризно сказала принцесса и поцеловала его таким долгим и глубоким поцелуем, которого не забыть до конца дней.
   - Достоин ли я этого?
   - Ну, хватит дурачиться!.. слушай, ты всё это серьёзно, что ли? 
   - Я серьёзен так, как не был никогда в жизни серьёзен.
   - И какие-то там поколения ждали, пока я появлюсь? Зачем ждали-то? и откуда они знали, что я должна появиться? Ну, хорошо, я появилась, и что теперь? Молиться на меня будете?
   - На твой лик давно молится множество людей. Твой храм построен из отборного Каррарского мрамора. Толпы паломников ежегодно собираются возле храма, чтобы поклониться тебе. 
   - Но почему? Что такого я сделала?
   - Ты должна сделать.
   - И, что же я должна?
   - Только тебе дано собрать воедино осколки разбитого Сияющего Зеркала Сведенборга. Очень много лет назад Варвары, захватившие Сведенборг, разбили зеркало. Люди перестали воспринимать события, понимать их истинную суть. Исчезло понятие о добре и зле. Материки изменили своё положение. Огромные волны, поднявшиеся из океана, смыли целые страны. Вулканы заливали лавой города и посёлки. Невиданные раньше звери стали появляться в лесах. Люди начали превращаться в диких животных. Только здесь, в этом городе, в котором построен твой храм, ещё продолжается почти, что прежняя жизнь. Идем принцесса, я отведу тебя туда.
   - А если я не смогу соединить зеркало?
   - Ты сможешь.
   -Но я не знаю, как это сделать! Может мне, кто-нибудь объяснить, что я должна делать?
   -Ты всё поймёшь сама. Никто и ничего не сможет тебе объяснить. И не говори никому, что ты не знаешь, как себя вести. У людей только одна надежда, что ты появишься, и начнётся новая счастливая жизнь. Не разрушай надежд. Иногда это всё, что есть. Отчаянье и безысходность мертвы, пока существует надежда. Пойдём, принцесса!
   
 Они спустились вниз по склону, войдя в город через южные ворота. На площади перед храмом толпы зевак, торговцев и нищих заполонили всё пространство. Разноязыкая речь звучала беспрерывно. Кричали продавцы ярких восточных тканей, погонщики верблюдов пытались разминуться со своими повозками в тесных улочках, нищие дрались из-за медных монет, брошенных в пыль, чеканщики стучали своими молотками, какой-то человек, в изодранном белом хитоне, бился головой о крайнюю правую колонну храма. Кровь заливала его лицо, но он, словно не чувствуя боли, продолжал своё странное занятие.
   - Кто это? - спросила Хеленборге.
   - Он говорит, что его зовут Иуда, не то из Коринфии, не то из Назарета. Твердит, что-то про тридцать сребреников, словом сумасшедший.
   - Иуда? – иронично улыбнулась принцесса, - а Понтия Пилата случайно нет где-нибудь поблизости?
   - Откуда ты знаешь Понтия Пилата? Он держит москательную лавку неподалеку от восточных ворот.
   - Ладно, не важно. Я, видимо, скоро совсем перестану удивляться. Вот это и есть мой храм?
Храм из белого Каррарского мрамора ослепительно сиял, выглядев чужеродным, среди гомона людской толпы, рёва верблюдов, среди грязных, кривых улиц. Несколько широких ступеней, вели внутрь, сквозь крытую колоннаду. Огромные двери, кажущиеся тяжелыми и массивными, оказались легкими, словно это были не двери, а занавеси из лёгкой ткани. Свет заливал храм изнутри. Солнце било с размаху, сквозь витражи в оконных стёклах, преломляясь и застывая в воздухе. Свет был повсюду. Не было не единого тёмного уголка. Храм был огромен, но свет доставал до каждой из стен, и до, невероятной высоты потолка. И с этих стен, и с этого потолка на принцессу смотрели её собственные изображения. Помещение было совершенно пустым. Только пол, стены, потолок и её лики кругом. 
   - Почему здесь никого нет? – шепотом спросила Хеленборге.
   - Очень редкий человек может войти в этот храм. Двери всегда открыты, но войти невозможно, будто невидимая завеса на входе. 
   - Но ты ведь вошёл.
   - Я часто здесь бываю. 
   - А как же завеса, о которой ты говорил?
   - Я не знаю, просто вхожу и всё.
   - Знаешь Таулла, я понимаю, что я что-то тут должна, но сейчас я хочу, есть, пить и…мне страшно. Уведи меня отсюда.

 Таулла взял принцессу за руку, и они пошли сквозь толпу, мимо кричащих торговцев, по узким улицам, прочь от этого людского шума, всё дальше от храма, на самую окраину города и ещё дальше на берег моря, где стояло вполне ухоженное жилище поэта. 
   - Однако, у тебя здесь уютно, - удивилась принцесса, - ты живёшь здесь один?
   - Совершенно один.
   - И у тебя нет женщины? - спросила принцесса и замерла, ожидая ответ. Почему-то ей хотелось, чтобы у Тауллы никого не было.

   - Нет, никакой женщины у меня нет.
   - Хочу искупаться, - сказала Хеленборге и, сбросив с себя одежду, пошла к морю.
Она шла, совершенно обнажённой, по тёплому рыжеватому песку, подняв руки кверху и изящно покачивая бёдрами. Принцесса не оборачивалась, но точно знала, что Таулла смотрит ей вслед. Странное дело, ей очень хотелось, чтобы он смотрел на неё. Сотни претендентов добивались её расположения, но всем она отказывала, а этот, впервые встреченный человек, которого она совсем не знала, был ей интересен. Она чувствовала какое-то лёгкое порхание в животе, хотелось говорить с ним, слушать его, хотелось ходить перед ним голой, наблюдая его восхищённый взгляд.  Хеленборге долго плескалась в море, наслаждаясь тёплой водой и возникшим ощущением собственной чистоты и свежести. Наконец она вышла из воды и пошла навстречу Таулле.
   - Не отворачивайся, смотри на меня! - потребовала Хеленборге.
   - Я смотрю. Почему ты хочешь, чтобы я смотрел на тебя?
   - Я красива?
   - Ты не просто красива, ты божественно красива!
   - Ну, так и смотри на меня! Мне хочется, чтобы ты смотрел на меня! Зачем мне быть красивой, если никто этого не увидит и не оценит.
   - Видишь ли, принцесса, всё это, конечно, великолепно, но я всего лишь мужчина, а ты восхитительная женщина…
   - Продолжай! Ты мужчина, я женщина…ты хочешь меня?
   - Невыносимо!
   - Так, что тебе мешает?
Хеленборге подошла к Таулле и буквально впилась поцелуем в его губы. Он заглянул в её бездонные зелёные глаза и понял, что погиб, что растворился, утонул в них навсегда. Принцесса сорвала с него одежду, и они упали прямо на песок. Никогда ещё она не чувствовала в себе такой безысходной, всепоглощающей, затмевающей разум страсти. Она набросилась на него изголодавшимся зверем. Ему оставалось только подчиниться её желаниям. Подчиниться, исчезая из реальности, умирая от невыносимого счастья.
   
 Утро пришло незаметно, исподволь, солнце сначала легко осветило верхушки финиковых пальм, опустилось вниз по стволам, съедая тени, пробежалось по песку, лизнуло краешек моря и утвердилось на лице спящей принцессы. Она открыла глаза и, блаженно потянувшись, вышла из домика.
   - Завтрак готов, божественная Хеленборге, - услышала она голос.
   - Я не думаю, что ты теперь должен называть меня божественной, кто бы я ни была. События прошлой ночи разве не позволяют видеть во мне просто женщину.
   - События прошлой ночи заставляют обожествлять тебя ещё больше!
   - Но я не хочу быть божеством, ну хотя бы для тебя. Поговори со мной, так, как ты можешь. Поговори стихами. Я чувствую, что конечно должна соединить зеркало, но не знаю как, а от этого мне немного страшно. 
   - Ну, что ж, пожалуй. Но стих мой, как товар лежалый. Чтоб прелесть описать твою, я слов не нахожу. Тебе, как верный раб служу, готов служить отныне и до гроба, когда б ни умерли мы оба.
   - Я не хочу об этом знать! Что смерть, когда с тобой опять, мы можем солнцем наслаждаться, друг в друге страстно растворяться и, взявшись за руки, вдвоём, навстречу истине пойдём.
   - Где эта истина не знаю, но справедливо полагаю, что даже просто путь с тобой, через года, лишенья и ненастья, быть может, истинной судьбой, быть может, счастьем. 
   - Твой разговор, бальзам на душу, его бы бесконечно слушать. Хотелось бы вот в этом доме, прожить остаток дней своих, и ничего не видеть, кроме, тепла и света, только море, песок и солнце, и твой стих.
   - Да это было бы прекрасно, я это называю счастьем. И мне не нужно ничего отныне, среди лесов или в пустыне, готов с тобой одною быть, тебя любить, тебе служить.
   - Да, и ко мне пришла любовь! Тебя готова вновь и вновь, и ждать и видеть, и метаться, в растерзанной постели. От наслажденья задыхаться, не понимая, в самом деле, где я и, что со мной, с тобой бы только быть, с тобой!
Таулла помолчал и, рисуя на песке, какие-то бессмысленные знаки, сказал:
   - Я очень люблю тебя Хеленборге. Мне кажется, что я любил тебя всегда. Мне это кажется. Но я точно знаю, что любить теперь я тебя буду до конца дней, когда бы он ни наступил, завтра или через тысячу лет.
   - И я это знаю. И я буду любить тебя всегда.
   - Ну, хорошо, - как-то не слишком весело, ответил Таулла и добавил, - ты не забыла о Сияющем Зеркале Сведенборга?
   - Да, что ж такое!! Ну почему всё так! Не хочу я знать ни о каком зеркале! Ну почему я не могу быть просто женщиной! Просто любить и быть любимой! Я уже начинаю думать, что лучше бы ты мне не встретился. Теперь мне особенно тяжело выполнять какую-либо миссию, пусть даже это спасёт человечество. Не хочу я никого спасать! А кто спасёт меня?!
   - Тебя спасу я. Я всегда буду рядом, пусть и через сто веков. Я никогда тебя не покину.
   - Ты обманываешь меня! Ты не будешь жить сто веков!
   - Я не обманываю тебя. Я тебе обещаю быть всё время рядом. Ты меня узнаешь. Ты меня обязательно узнаешь. Пойдем, тебе пора.
   - Смотри, ты обещал! Пойдём.
   Они снова прошли по кривым улочкам города, через галдящую толпу, к храму. 
   - Иди, теперь ты должна быть одна, - сказал Таулла,- и отступил в сторону.

 Хеленборге вошла в храм, остановилась в нерешительности, не зная в какую сторону идти и, постояв, уверенно зашагала через всё огромное помещение, к самой дальней стене. Теперь она точно знала, что она должна делать. Шла она бесконечно долго, стены будто отодвигались от неё, раздвигая пространство до бесконечности. Какие-то смутные видения преследовали её. Она видела то каких-то чудовищ и седого человека рядом с собой. То бассейн с лепестками роз, плавающими поверх воды. То пастуха, не то игравшего на свирели, не то не было никакой свирели. Она видела город, но не грязный и захламлённый, с кривыми узкими улицами, а чистый и светлый с высокими домами и широкими проспектами. И свет! Везде свет! И в её видениях и вокруг неё, и, кажется, и внутри неё самой. Принцесса чувствовала себя спокойной и уверенной. Теперь она знала, зачем и куда идёт. Ничто теперь не могло её остановить. 
   
 Огромное помещение храма вдруг пропало, и Хеленборге оказалась в совсем небольшой комнате. На полу лежали осколки разбитого зеркала. А ещё там был человек. Он спокойно стоял рядом с осколками, не двигаясь. Его неподвижность была не просто задержкой движения, видно было, что стоит он так очень долго. Он не смотрел ни на зеркало, ни на принцессу. Казалось, что он не смотрит никуда. Только внутрь себя. Хеленборге совсем не удивилась, увидев именно этого человека, и именно здесь.
   - Привет, Казначей, - поздоровалась она.
   - Здравствуй принцесса, - вздрогнув, ответил тот.
   -  Давно ждёшь?  
   -  Всегда.
   - Любишь ты говорить загадками. Всегда это сколько?
   - Никаких загадок. Всегда это всегда. У этого понятия нет временного промежутка и нет расстояний. 
   - А я могу сейчас ничего не делать и просто вернуться? Просто выйти из храма и жить так, как я захочу?
   - О каком храме ты говоришь? Нет никакого храма. 
   - А Сияющее Зеркало Сведенборга есть?
   - Зеркало есть. Вот же, перед тобой его осколки.
   - И ты, конечно, знаешь, как их соединить?
   - Конечно знаю. Просто коснись их рукой.
   - А зачем мне это нужно?
   - Всё в этом мире для чего-то нужно. Каждое событие неизбежно. Случайностей не бывает. Ты здесь, ты пришла, чтобы соединить зеркало, ну так и сделай это.
   - А если я не стану этого делать? Если я просто уйду отсюда?
   - Ну, что ж иди. Только вот куда?
Хеленборге обернулась и увидела, что в комнате нет ни окон, ни дверей. Комната была абсолютно круглой, сделанной из непонятного материала, стены были гладкими, словно отлитыми из стекла, или вырезаны из целого куска камня резцом великана каменотёса. 
   - Ну, хорошо, выйти я сейчас отсюда не могу. А когда я сделаю, то, что должна, я ведь могу пойти туда, куда захочу?
   - Если захочешь, то сможешь.
   - Казначей, мне иногда хочется тебя убить! Я уже почти не могу без тебя обходиться, но и твоё присутствие мне иногда тяжело переносить. Что значит, если захочу? Если я хочу сейчас, почему я должна передумать? 
   - Ты не должна, тебе придётся. С тех пор, как ты вошла сюда, прошло сто тридцать шесть лет.
   - Что?! Тот город, мой храм, этот дом у моря были сто тридцать шесть лет назад?
   - Для тебя, да.
   - А для кого нет?
   - Для жителей этого города, всё осталось по-прежнему. Торговцы кричат на площади перед храмом, растаскивая повозки, странный человек, с разбитым лицом, сидит у крайней правой колонны, рыжеватый песок всё такой же тёплый, море синее. Только тот дом у моря пуст.
   - Ты не можешь этого знать!
   - Ну, да, конечно, не могу. Ты можешь думать, что я лгу. Но нет правдивей слов моих. Ты ждёшь, дыханье затаив, какой-то истины небесной, но ожиданья бесполезны. Не будет истин никаких, ты не услышишь слов других. Да, что слова! Словам нет веры! На всех в аду хватает серы. На всех в раю хватает света. И в вечности пребудет это.
   - Таулла, это ты? – прошептала принцесса.
   - Я Казначей тридцатого царства, и ты отлично это знаешь.
   - Но ты ведь был им?!
   - Ну, был.
   - Почему!!! Ну почему, ты никогда не скажешь об этом!!! Не скажешь, что это ты!!!
   - Я пытаюсь, но ты не хочешь слушать.  
   - А ты ещё говори, ты много говори.
   - Гарния, ты ведь никогда не отличалась покладистым характером. Ты же многое делаешь вопреки.
   - Но, боже мой! Как же ты всё это терпишь?!
   - Да привык уже, за столько веков.

 В комнате внезапно потемнело. И не потемнело даже, а как будто немного стало меньше света. 
   - Дай мне руку, Гарния! – почти закричал Казначей, и, взяв её руку, направил ладонь принцессы в сторону разбитого зеркала, - коснись зеркала!
Принцесса положила руку на осколки, и они начали сползаться друг к другу, соединяясь. Острые края резали ладонь, кровь заливала зеркало, но она не убирала руку, теперь уже зная, что всё делает правильно. Теперь уже не сомневаясь в этом. Зеркало стало целым, без единого шва, без единой трещинки. Радужные блики сияли на его поверхности. Принцесса почувствовала, как рука её проваливается внутрь зеркала, и, не в силах сопротивляться, погружалась в него всё больше и больше. Наконец она полностью исчезла. Радужные переливы пропали с поверхности зеркала, и оно засветилось ярким ровным цветом. Пропали тучи, там, где они были. Прекратились войны, там, где была война. Реки вошли в свои берега. Выпрямились, согнутые ветром, деревья. Вновь стали смеяться дети и улыбаться женщины. Странный человек у крайней правой колонны храма, остановил своё нелепое занятие и прислушался к чему-то внутри себя.
   - Прощай, Гарния, – тихонько сказал Казначей, - и до встречи.
Он стоял один посреди каменной пустыни. Сколько видно было глазу, вокруг простиралась только каменная поверхность. Ни травы, ни деревьев. Только вдали, невыразимо далеко, ослепительно сверкало Сияющее Зеркало Сведенборга.


                                                   Часть 4. Клим.

   Алиса шла по городу, залитому солнцем. Она шагала, размахивая сумочкой. Шла вполне беспечно. Просто шла себе, не имея конечной цели. Она была молода, красива, город чист и приятен, воздух свеж, небо ясное, солнце тёплое. Она  только что рассталась, с человеком, которого она, как ей казалось ещё неделю назад она любила. А теперь ей было странно, что этот человек мог существовать в её жизни. Она трижды была замужем, потом грянули несколько, так называемых, гражданских браков, которые продолжались максимум полгода. Сначала человек казался интересным. Приятным в общении. Милым. Но потом новизна ощущений проходила, отступали былые эмоции и не оставалось ничего. Только скука. Иногда это перерастало в неприязнь. Иногда просто в равнодушие. Она остановилась у киоска, купила банку пива, тут же открыла и сделала несколько глотков.
   - Да что ж за мука такая? Почему всё так происходит? – подумала она. 
Алиса села на лавочку и пила пиво из банки, разглядывая прохожих. Идти было некуда. Да нет, было куда идти, но не хотелось.
   - Позвонить что ли Климу, - пришла ей в голову мысль.

 Мужчина со странным именем Климентий был в её жизни несколько лет назад. Она была влюблена в него до беспамятства, до сумасшествия, до самоотречения. Потом они расстались по не вполне понятной причине, но он, странным образом, не исчез из её жизни. Как-то так получалось, что он всё время подразумевался. И даже если она месяцами не думала о нём, то всё равно знала, что он где-то неподалёку. Не знала. Чувствовала. Он был, как нечто, что всегда под рукой. Алиса достала телефон и набрала его номер.
   - Климушка-а! Ты не занят? Ты можешь сейчас приехать?
   - Конечно, я приеду. Ты где?
   - А я сижу на лавочке.
   - А лавочка эта, где расположена?
   - А лавочка эта расположена возле ларька, где я купила пива. А ларёк на улице. А улица называется Комсомольская.
   - Никуда не уходи. Жди. Я через минут двадцать подъеду.
Странное дело, когда бы она не позвонила, ему всегда требовалось не более двадцати минут, чтобы приехать. Дежурил он, что ли на таком от неё расстоянии?
   Подъехала машина, открылась дверь.
   - Привет. Садись.
   Он никогда не спрашивал, зачем она его позвала. Он просто сидел рядом и слушал.
   - Привет. Я тебя не отвлекла от важных дел?
   - Ты меня не отвлекла от важных дел.
   - У тебя, что ли нет никаких важных дел?
   - Кроме тебя никаких.
   - Ты меня обманываешь, но я тебе всё равно верю.
   - Я тебя никогда не обманываю.
   - Ты меня никогда не обманываешь. А у тебя есть сигареты?
Клим похлопал по карманам и сказал:
    - Посмотри в бардачке, там должны быть.
Алиса открыла бардачок и увидела, лежащую в нём, книгу в истёртом тёмно-синем переплёте. Она взяла её и машинально открыла на первой попавшейся странице. Казалось, что ярчайший свет ослепил её так, что стало больно глазам. Она почти потеряла сознание. Какие-то странные видения стали возникать в воображении. Тяжёлый меч. Внутренности строга, вываливающиеся из распоротого ею брюха. Кровь чудовища, заливающая её обнажённую грудь. Сказочно красивый дворец, по которому она имела право ходить где ей вздумается. И седой человек, держащий её за руку.
   - Казначей, это ты? - прошептала Алиса.
   - Это я, Гарния. Это я.
   - Почему ты раньше не сказал, что это ты?
   - Я говорил, но ты меня не слышала.
   - Не обманывай, ты никогда не говорил мне, что ты Казначей.
   - Я говорил другими словами, но ты не понимала, ты мне не верила. Не мог же я тебе сказать, что я Казначей тридцатого царства, если реалии таковы, что теперь можно быть только казначеем какого-нибудь гаражно-строительного кооператива.
   - Почему же ты не сказал мне, что я принцесса Гарнийская?
   - Я и это говорил, но опять таки не дословно.
   - Да, да, ты говорил. Не то, не так, но говорил, говорил. А сколько прошло времени?
   - Двадцать пять веков.
   - А сколько у нас было жизней?
   - Четырнадцать.
   - Почему же так мало, мы разве не должны были воплощаться сразу же после смерти.
   - Да, обычно так и происходит, но мы пересекли Врата и нам было дано время забыть. Потому, что человек не должен помнить, кем он был в предыдущей жизни. Мы пересекли Врата и нам дано было это знание. Оно запретно, поэтому мы не воплощались вновь какое-то время.
   - И ты всегда был где-то рядом?
   - Я не отпускал твоей руки никогда. Я был тем монахом, который нашел тебя, умирающей на дороге в Палермо. Я был рыцарем, спасшим тебя от сарацин. Я был монгольским ханом, любимой наложницей которого ты была. А помнишь того пирата? А того белого офицера? Да много всего было.
   - Почему ты не показал мне эту книгу? Я бы вспомнила всё раньше.
   - Ты видела эту книгу сотни раз.
   - Почему я не помню этой книги. Нет, я помню эту книгу! Но раньше она казалась мне обычной книгой. Почему именно сейчас я всё вспомнила. Казначей, теперь всё будет хорошо?
   - Да, теперь всё будет хорошо, - ответил он и, для чего-то, добавил, - скорей возьми меня за руку!
Огромный башенный кран, стоящий на находящейся рядом стройке, вдруг заскрипел, заскрежетал и рухнул на их машину, расплющив её, как жестяную банку из-под пива.
   - Казначей, почему вдруг стало так светло?
   - Ничего страшного, Гарния, ничего страшного. Это просто свет.
   - А ты здесь? Ты рядом? Я ничего не вижу.
   - Да я здесь. Не бойся, я рядом. Я держу тебя за руку. Я всегда держу тебя за руку.