Арлекино контрреволюции

«Сказочник» Олеша шутил слишком тонко для советской власти — его запретили только в 1936-м 

Когда у общества кончаются патроны, а держава страшно надувает щеки и лезет на голову, у беззащитных граждан остается та стихия, против которой не устоит даже «самое большое в мире государство». И здесь нам может дать мастер-класс злюка, циник, веселый гаер, приспособленец и диссидент Юрий Карлович Олеша, которому 3 марта виртуально исполнится 115 лет. 

У него было редкое происхождение: из семьи польских шляхтичей. В молодости Юрий не был левым, учился в гимназии, стихи писал о феях, а не о буревестниках. Два года изучал право в Новороссийском (Одесском) университете. А потом белые с союзниками уплыли, и право закончилось вместе с правовым государством. 

Четыре талантливых и голодных мушкетера — Илья Ильф, Валентин Катаев, Юрий Олеша и Эдуард Багрицкий — оказались в холодной Одессе среди сугробов военного коммунизма. При этом по-честному восхищался революцией один Багрицкий. А три остряка издевались в своих ранних рассказах над лопоухой советской властью так тонко, что комиссары и их цензоры это прохлопали. 

В начале XX века наши тертые мушкетеры перебрались в поисках пропитания, карьеры и фортуны в Москву. В 1922 году Олеша уже в столице, кропает фельетоны и подписывается псевдонимом — Зубило. А потом он попадает на гостеприимные рельсы газеты «Гудок», где сходятся все наши одесситы. 

Но к 1924 году злоязычный Олеша потерял последние иллюзии относительно свирепости и бездарности текущего советского момента. Если у Багрицкого «Мать-революция» выступает с «трехгранной откровенностью штыка», то Юрий Олеша решил объехать век если не на кривой козе, то на цирковом пони. Он создает собственную, бескровную, театральную, в розовом шелке и золотых блестках революцию «Трех толстяков». Театр вторгается во Дворец, туда же летят цветные шары заблудившегося продавца, идеологом становится мудрый доктор Гаспар Арнери, а смешные Толстяки, вечно сидящие на диете, не вызывают никакой классовой ненависти. И все кончается без ВЧК, расстрелов и воззваний. Хватает одной пантеры. Наследник Тутти добровольно трудоустраивается в цирк, Толстяков сажают в клетку, народ смотрит представление вместо казней, а мышь ест мармелад в комоде у тетушки Ганимед. 

Сказка вышла в 1928 году. Критика сделала гримасу: «Призыва к борьбе, труду, героического примера дети Страны Советов здесь не найдут». В 1930 году МХАТ заказал Олеше инсценировку и поставил пьесу. А сказку перевели на 17 языков. 

И это еще не все. В 1927 году Олеша всучил либеральной «Красной нови» роман «Зависть». Вот здесь уже от социализма не осталось камня на камне. Антигерой — важный деятель Общепита, идейный коммунист Андрей Бабичев. Его противники — брат-диссидент Иван Бабичев и интеллигентный алкаш, внутренний эмигрант Николай Кавалеров. 

Бороться с патетикой, общагами во всем и военщиной всегда «нового мира» Иван Бабичев, посидевший в ГПУ, предлагает с помощью буржуазной частной жизни: «Вот подушка. Скажите ему: мы хотим жить и спать каждый на своей подушке. Не трогай наших подушек! Пули застревают в подушке. Подушкой задушим мы тебя…» Для ГПУ это было сложновато. 

Но в 1930 году Олеша пишет пьесу «Список благодеяний» об актрисе, составившей список благодеяний (очень мрачных) и преступлений советской власти и за это исчезнувшей. Вот эту вещь уже запретили. 

С 1936-го по 1956-й Олешу не печатали. Он писал только омерзительные просоветские статьи, в которые не верил никто: ни он сам, ни читатели, ни Сталин. До самой своей смерти в 1960 году Олеша пил горькую, был нищ и одинок. Репутация погибла, талант увял, но остался смех, перечеркнувший Их казенщину и Их революцию.