Прощенное Воскресенье.

Дожили до весны. Вот уже Прощенное Воскресенье.

И в этот праздник, в один из обычных дней своего бытия, я вдруг осознала - а ведь у меня очень и очень ограниченный круг лиц (о семье я сейчас не говорю), к которым я привязана и которыми дорожу. В реальной жизни - мои подруги (клан четырех), с которыми, живя в разных городах сейчас, все же не можем обходиться друг без друга и периодически устраиваем Мамаево нашествие. И вы. Вас тоже не так много. И не стремлюсь расширять круг. Потому как вы уже - там, внутри, глубоко... Даже если когда-то были недопонимания, конфликты, неприятие точек зрения... Все равно вы - те, кого я сохранила в себе, кого (не побоюсь этого слова) люблю.

А потому считаю возможным дать волю крику души (благо, есть повод) и сказать: "ПРОСТИТЕ!"...

По отношению к другу, к близкому другу,  очень хорошо высказался Р. Рождественский. А посему, не вижу смысла переиначивать его слова на свой лад.

Мы цапаемся жестоко,

мы яростно молчим.

Порою - из пижонства,

порою - без причин.

На клятвы в дружбе крупные

глядим, как на чуму.

Завидуем друг другу мы,

не знаю почему...

Взираем незнакомо

с придуманных высот,

считая, что другому

отчаянно везёт.

Ошибок не прощаем,

себя во всём виним.

Звонить не обещаем.

И всё ж таки звоним!

Бывает: в полдень хрупкий

мне злость моя нужна.

Я поднимаю трубку:

"Ты дома, старина?.."

Он отвечает: "Дома...

Спасибо - рад бы... Но..."

И продолжает томно,

и вяло, и темно:

"Дела... Прости... Жму руку..."

А я молчу, взбешён.

Потом швыряю трубку

и говорю: "Пижон!!"

Но будоражит в полночь

звонок из темноты...

А я обиду помню.

Я спрашиваю: "Ты?"

И отвечаю вяло.

Уныло.

Свысока.

И тут же оловянно

бубню ему: "Пока..."

Так мы живём и можем,

ругаемся зазря.

И лоб в раздумьях морщим,

тоскуя и остря.

Пусть это всё мальчишеством

иные назовут...

Листы бумаги чистыми

четвертый день живут,-

боюсь я слов истёртых,

как в булочной ножи...

Я знаю: он прочтет их

и не простит мне

лжи!