О реальной жизни в сталинских колхозах, свидетельство современников

МАРИЯ НАУМОВНА ЛЕНЦЕВА
родилась в 1915 г. в д. Подъяково нынешней Кемеровской области.
ОЛЬГА ГРИГОРЬЕВНА ЖУК родилась в 1916 г. в Белоруссии.

ЖУК - Я родилась в Белоруссии. В Сибирь мы сбежали от коллективизации. Родители никак не хотели вступать в колхоз. Как-то вечером отца пришли арестовывать, но не нашли. Он сидел в подполье. Накануне добрые люди предупредили его, и он спрятался. А ночью мы уехали из деревни. Подались в Сибирь. Здесь жила мамина сестра. С тех пор здесь и живем.

ЛЕНЦЕВА - А я родилась в Подъяково. В единоличниках наша семья жила небогато: было всего 2-3 лошади, корова, овечки, косилка, плуг. Я помню, что мы только-только начали разживаться, как колхозы разграбили нас. Мы голые и босые остались. Ох и жалко было отдавать нажитое. Но отец сказал твердо: «Дети, нам надо заходить в колхоз. Иначе нас до корня разорят». В колхоз мы зашли. Лошадей, овечек, машины, плуги, - всё-всё отдали.

Сколько же мы работали в том колхозе! Я и пахала, и боронила, и мешки таскала, и на лесозаготовки зимой ездила, и на лесосплаве весной была. Куда пошлют, что заставят - всё делала. За работу нам палочки писали – трудодни. А получали мы на эти трудодни фигу. Первые два года хоть мало, но всё-таки давали хлеб, а потом перестали. Всё сдавали государству. А вы, колхозники, живите, как знаете. Так и жили. Питались очень плохо: где тошнотики из мерзлой картошки съездим, где саранки выручали. Ягода, грибы. На колхозном поле была общая кухня. Но что там варили! Сварят противного киселя из овсянки, и питайся этим варевом. Животы болели. Ни в какой декрет по рождению детей мы сроду не ходили. Кто его нам даст? Если бы были декреты, какая нормальная баба стала рожать в поле? Ей о дитё надо думать, а не о работе.

А когда из Подъяково всех мужиков на войну забрали, мы, женщины, всю работу делали: сами сено косили, сами метали, сами пахали и сеяли. Там, где кони на севе пройти не могли, мы мешки на плечи взваливали и давай... Мало кто вернулся с войны. Реву-то сколько было! После войны мне повезло. Как с мужиком своим сошлась, в колхозе больше не работала. Муж работал в Щегловском подсобном хозяйстве и в колхоз меня больше не пустил. Он сказал мне: «Ты вот год работаешь, а тебе ни грамма хлеба не дают, ни деньгами не платят. Зачем работать? Сиди дома и расти детей». Ведь это правда! Нам ничего не платили.

ЖУК - А ведь, скажи, как ни трудно было работать, мы песни пели. Пели по дороге и на работу, и с работы.

ЛЕНЦЕВА - Да, подруга, пели. В войну так трудно было, и то мы песни пели и играли. И вот что интересно! Мы самогонку гнали, а пили не сильно. Всей деревней праздновали Рождество, Масленку, Пасху, Троицу. Если праздновали, то гуляли неделю. Ходили толпой из дома в дом. Но это было до колхозов. Гуляли, пока Советская власть не запретила. Кончились наши праздники. В Бога мы все верили! Молились. С верой в Бога жили и наши родители, и их родители жили. Но Бог чем-то помешал советской власти. Заставили от него отказаться.

После революции 1905-1907 гг. среди большевиков появились группы богоискателей и богостроителей (А.В.Луначарский, А.А.Богданов). Они считали, что коммунизм, как научная идея, непонятен народу. Поэтому коммунизму надо придать форму веры, форму религии. И в этом виде внести в народ. В.И.Ленин категорически возражал. Но в 20-е годы именно в форме религии и распространялись идеи коммунизма в народе. Человек не может иметь две веры. Потому и отбирали у советского человека христианскую веру, закрывая церкви, репрессируя священников, жестко преследуя за веру в Бога коммунистов, комсомольцев и др. Родители, воспитывающие детей в вере в Бога, могли быть осуждены по ст. 58.10 (контрреволюционная пропаганда).


Мы как чокнутые стали. Работали и работали. Знали одну только работу. Жили…, как не знаю кто! Как лето, - все дети, как мураши, на поле работают, траву дергают. Никто их сильно не насиловал, как нас, но работать заставляли. Ребятня вся работала. У нас даже ни паспортов, ни справок, ни метрик не было. Нам эти паспорта не давали, чтобы мы не разбежались. Сюда вот в Щегловку к мужу переехала, так насилу паспорт выправила. Но и без документов люди как-то умудрялись убежать из колхоза.

ЖУК – Советскую власть трудно обмануть.

ЛЕНЦЕВА - А нам какая разница была? Что советская власть, что еще какая. Я работала и работала. Всё говорили, что большевики о нас заботятся. А я, черт знает, кто они такие и как заботятся! Или коммунисты! А по мне, ну, коммунисты, да коммунисты! Не знаю. Мы люди небольшие. Кто нам докладываться будет, зачем нужны были те же колхозы?

ЖУК – Мы власть уважали!

ЛЕНЦЕВА - А то как же! Попробуй, не уважь! Если останешься дома, не пойдешь на работу, за тобой тут же прибегут и выгонят в поле. Собирайся, кричат, сейчас же! А работали мы день и ночь. Днем косили, жали, а ночью скирдовали или молотили. У нас тогда с этим строго было. Я как-то сильно заболела. Не смогла идти на лесозаготовку. Мы, колхозники, обязаны были не только хлеб растить, но и «кубатуру гнать», дорогу строить. Мы многое, что обязаны были делать. И ничего за это не платили - ни нам, ни даже колхозу. Обязаны - и всё!

Не вышла я как-то на работу из-за болезни. Фельдшер выписал мне справку об освобождении. Эту справку я отдала своему председателю. А он заматерился и сказал, что эта бумажка ему только в уборной может пригодиться. Наш бригадир Висильчук тут же написал на меня бумагу в органы. Там было написано, что я - такая-сякая, перебегаю из бригады в бригаду, ему, мол, не подчиняюсь. Такая бумага тогда была всё одно, что приговор.

Вызвали меня куда надо… . Ой, как же я боялась идти. Внутри у меня всё дрожало! Шла и думала, что же со мной теперь сделают?! Что сейчас будет?! Меня там спросили: «Сколько ты выработала трудодней?». А я, сдуру: «Чёрт их знает, сколько. Я их не считала. Зачем они мне, палочки да палочки!». Меня арестовали, посадили в Барзаскую тюрьму. Оказывается, я что-то лишнее сболтнула. Четверо суток и просидела.

После тюрьмы да болезни оклемалась немного, и меня отправили на всю зиму на лесозаготовки «кубатуру гнать». Когда была на лесозаготовках, узнала, что председатель, из-за которого я в тюрьму попала (Захаркин его фамилия), выстрелил в одного мужика. Тогда подписывали на заем. Каждый колхозник должен был купить облигацию за 1000 рублей! Это вроде как государство у нас занимает, а потом отдаст. Деньги огромные! Где их взять? На трудодни ведь нам копейки приходились. Мужичок этот и говорит председателю: «Дайте мне коней, я солому отвезу, продам и заём выплачу». А председатель стал орать, выхватил наган, стрельнул. Арестовали того Захаркина. Говорят, в тюрьме его шибко лупасили. Жена его кровавые рубахи из тюрьмы приносила. Потом, когда председателя выпустили, кто-то убил его уже на свободе. Вот так Бог покарал за издевательство над людьми. Вообще-то председатели у нас были разные. Я всех уже не упомню.

ЖУК – Я-то в колхозе не работала. Коллективизация в Белоруссии раньше, чем в Сибири, началась. Мы сюда приехали, уже зная, что это такое. У отца брат был коммунистом. Он сказал отцу: «Никифор, поедешь в Сибирь, не вздумай единолично устраиваться. Колхозы и до Сибири дойдут». Мы приехали в Сибирь. Здесь, в Сутункином Логу, жила мамина сестра. Она нас и приняла. Мы поселились в тайге, где уже жило семь семей. Стали корчевать. Посадили картошку, просо, дом поставили. Таежная земля не пригодна для посадок, и всё замерзало. Решили бросить. Отец подался в Кемерово на шахту «Бутовку», устроился на работу. Нам коллективизация стала уже не страшна. Сама же я перебралась в Щегловский совхоз, работала на свиноферме. Утром приду, свиней накормлю, уберу и - домой. После обеда опять хрюшек иду кормить. Свинарник рядом с домом был. У нас не то, что в колхозе - никого на работу не гоняли, платили деньгами, а не палочками, доставалось - по рублю в день. На лесозаготовки не посылали.

Послушаю, как в колхозе жили, так не приведи, Господи! Как же людей мучили-то! Ты думаешь только в вашем колхозе так? Моя тетка в Балахоновском колхозе работала, это 4 км от Подъяково, над ними там так же издевались! Ой-ей- ёй! Мужа у неё забрали, она с двумя детьми малыми осталась. Свекра за что-то расстреляли. Отца сослали на 10 лет.

ЛЕНЦЕВА - Я вот тебе и говорю, что ты жизни не знаешь, поскольку в колхозе не работала. Жила, как у Христа за пазухой! Ой, не приведи, Господь, никому такой жизни, как у колхозника! Из-за работы я света белого не видела. Голодные ходили, холодные. И так, без конца! Знаешь, какая норма у нас была на покосе? Тридцать соток на женщину! Мы косили группой из 3-4 женщин. Подсчитала, какой величины для нас было дневное поле? Поработаем, сядем под березку, посидим-посидим, наплачемся… И опять идем косить. Плакали от такой жизни! А налоги! Отцу пришлось корову за налоги сдать. Сдавали молоко, масло, яйца, шерсть. Вырастишь скотину, а сам ею не пользуешься.

ЖУК – И кто только нам такую жизнь устроил?!

ЛЕНЦЕВА - Кто его знает! По-русски сказать... Начальство! И откуда только на нашу голову такие начальники брались?! В войну я конюхом работала. Как-то из Барзаса приехало начальство ночью проверять - работают ли колхозники ночью или спят. Зашли ко мне, увидели, что не сплю, за конями хожу. Поехали на свинарник, а там все спят. Долго потом разбирались. Строжились. И что было строжиться? Плохо ли работаешь, хорошо ли, - всё равно все одинаково получали. Правда, кого-то из колхозников начальство выбирало и ставило на почет. Говорили, что они какие-то ударники. Меня тоже как-то на почет поставили. Целых 30 рублей премии дали! Все работали одинаково. Никакого-такого стахановского движения у нас не было.

ЖУК – Зато каждый день на курорт ездили (смеется). Ленцева – Как же…! Разбежались! У нас тут такой курорт в колхозах был!… Дядька мой ещё до колхозов дом хороший построил. А мой отец ему и говорит: «Заходи в колхоз, заходи. Разорят тебя с таким домом!» Не послушал дядька. Забрали у него дом, всю скотину. И самого забрали. Без вести сгинул. За что спрашивается? За то, что хотел, чтоб его семья жила в добротном доме и в достатке? Он ведь этот дом своим потом заработал.

Когда начались колхозы, мы с подругой на сушилке работали. Знаешь, сколько вот этими руками я таких домов сожгла? Ох, и напилились мы тогда с подругой! Привезут хороший дом, в нем бы жить да жить. Или стайку, какую. Ты в ней хоть сейчас скотину держи! А мы её на дрова пускаем, зерно сушим. Рука не поднималась такое добро изводить. Мы знали, что всё это конфискованные кулацкие дома и догадывались, где теперь их хозяева. И кому всё это с нами надо было сделать?!

ЖУК – И сейчас хорошего мало. Но жить можно.

ЛЕНЦЕВА - Главное колхозов нет! Нам деньги по пенсии дают. Мы едим, лежим, гуляем. На работу нас не гоняют. А нам больше ничего и не надо.

ЖУК – Сейчас говорят, что Сталин был хорошим руководителем.

ЛЕНЦЕВА - А мы его знаем?! Нами руководили, мы работали. Ах, как хорошо нами руководили!.. (смеется).

Найдено здесь: https://oboguev.livejournal.com/6651228.html