Они совершенно забыли о том, что царская Россия была самой консервативной сверхдержавой, бастионом христианской монархии, который ненавидели революционеры, якобинцы и демократы. Жозеф де Местр (Joseph de Maistre) стал далеко не единственным консерватором XIX века, который нашел в России приют и надежду.
При президенте Владимире Путине Россия снова начинает обретать черты консервативной державы. То, что Россия помогла президенту Обаме выбраться из тупика, в который он сам себя загнал в сирийском вопросе, свидетельствует о том, что сегодня Кремль, как пишет New York Times, «закрепляет за Россией такую роль в мировой политике, которая основана не на устаревшей парадигме времен холодной войны, а на совершенно ином подходе, в рамках которого предпочтение отдается государственному суверенитету и поддержанию стабильности, а не распространению демократии по западному образцу».
В своей статье в Times, посвященной ситуации в Сирии, Путин написал: «Настораживает, что военное вмешательство во внутренние конфликты иностранных государств стало для США обычной практикой. Разве это долгосрочные интересы Америки? Сомневаюсь». Сенаторы Роберт Тафт (Robert A. Taft) и Рассел Кирк (Russell Kirk) тоже в этом сомневаются.
Очевидно, Москва лучше Вашингтона понимает, что основным требованием в XXI веке должно стать сохранение государства перед лицом угрозы «войны четвертого поколения», которую ведут негосударственные структуры, такие как те люди, которые сражаются на стороне повстанцев в Сирии. Россия совершенно справедливо упрекает США в разрушении государств, в том числе Ирака и Ливии.
Когда после хаоса ельцинского правления к власти в стране пришел Путин, существовала вполне реальная угроза распада российского государства. Величайшее достижение Путина и причина его популярности в России заключаются в том, что он сумел сохранить и укрепить российское государство.
Ослепленная своим глиняным божком под названием «демократия», элита Вашингтона не способна оценить значение того, что сделал Путин – но консерваторы должны это сделать. Россия может стать эффективным союзником в борьбе против сил «четвертого поколения», а консерваторы неизменно предпочитают государство беззаконию и анархии. Возвращение России к прежним консервативным ценностям заметно не только в ее внешней, но и во внутренней политике. В сентябре издание Financial Times написало следующее:
«Владимир Путин призвал россиян к укреплению новой национальной идентичности, основанной на консервативных и традиционных ценностях, таких как православная церковь, предупредив их о том, что на Западе наступил период нравственного кризиса… Г-н Путин добавил, что России следует избегать примеров европейских стран, которые забывают о своих корнях, легализуя однополые браки и практикуя чрезмерную политическую корректность».
«Люди во многих европейских странах стыдятся и боятся говорить о своей религиозной принадлежности, – сказал Путин. – Праздники даже отменяют или называют их как-то по-другому, стыдливо пряча саму суть этого праздника».
«Нужно уважать право любого меньшинства на отличие, но и право большинства не должно быть поставлено под сомнение», – добавил он. Американским консерваторам остается только мечтать о том, чтобы их президент произнес такие слова. Разве мы не должны уважать российского президента, который осмелился поставить под сомнение «политическую корректность»?
Мир перевернулся с ног на голову. Америка, агрессивно навязывающая другим странам «демократию» и якобинское понимание прав человека, становится лидером международного левого крыла. Россия постепенно возвращается на свои исторические позиции лидера международного правого крыла. Внешняя политика Америки должна основываться на американских интересах, а не на близости иностранного государства. Но выдвижение Америки на первый план вовсе не означает, что мы обязаны враждебно относиться к России или к какой-либо другой стране. Как раз наоборот: американские консерваторы должны с радостью приветствовать возрождение консервативной России.
Оригинал публикации: Уильям Линд/ Russia's right turn
Комментарии
И враги есть и война идёт и не одна.