Ответы на вопросы «подпольного атеистического кружка»

Сегодня я постараюсь ответить на крайне любопытные вопросы, которые мне предложил, как это ни парадоксально звучит, подпольный (подпольный!!) атеистический кружок одного из Санкт-петербургских вузов. Там действительно дело доходит до маразма, причём до такого маразма, что в библиотеках запрещают выдавать Ярослава Голованова, Такселя, Ламетри и различные сочинения Руссо по этому поводу. И вот студенты, которые уже наиболее интеллектуальные, наиболее самостоятельные и разумные, объединяются в какие-то атеистические кружки, и от них пришли вопросы. Надо сказать, что вопросы отличаются, действительно, некоторым знанием предмета и определённого рода остротой.

Первый вопрос таков – это поповско-половой вопрос – что я рекомендовал бы убрать от экранов детишек, а лучше ещё и дам, а лучше ещё и мужчин тоже, потому что такова тема. Но на вопрос надо отвечать, и вопрос поставлен достаточно любопытно. Откуда, в частности, у Русской православной церкви, такая патологическая страсть залезать в постель, залезать в различные срамные места, держаться как можно ближе к гениталиям, постоянно муссировать эти вопросы, акцентироваться на гомосексуализме, на лесбиянстве, на абортах и вообще на всём этом? Надо понимать, что это не сегодня произошло, и этот интерес у Русской православной церкви зародился не сейчас, он не является нашим современником. Это глубокая, выношенная, и я бы сказал существеннейшая традиция православия: постоянный контроль над сексуальной, половой сферой. Началось всё это достаточно давно. Почему мы можем говорить об этом с уверенностью? Потому что есть то, что называется епитиминики, от слова епитимия – это монастырские чины исповеди. Причём, естественно, составляли их люди, которые великолепно знали жизнь монастыря, великолепно знали фактуру, великолепно знали, что именно является предметом исповеди. И о чём надо спрашивать, что является наиболее типичным, наиболее острым и наиболее значимым в этой монастырской жизни – и не только в монастырской жизни. Надо сказать, что все отечественные исследования по данному поводу – а это и замечательные исследования Левиной «Секс и общество в православном мире», это и исследования Евгения Мороза «Секс и любовь в мире русского средневековья», я уж не говорю про первоисточники различные – они показывают на то, что да, действительно, церковь всегда патологически интересовалась этой темой, и эта тема была одной из основных. Почему я говорю, что это не очень прилично слушать детям? Потому, что самые традиционные вопросы, которые поп обращал к исповедующейся, например, монахине, звучали так: «Не держала ли кого за срамное место?». А вопросы мирянину звучали так: «Не тыкивал ли жене рукою, ногою или иным чем? Языка своего жене не давал ли? «За сосцы жену не хватал ли?». И всё остальное, мне, честно говоря, не покраснев, прочесть очень трудно. Причём, надо сказать, что в этих чинах исповеди церковь доходила до какого-то фантасмагоризма сексуального. Казалось бы, что является самым страшным грехом с точки зрения православного попа, принимающего исповедь? Как ни странно: «за мужеложство полагалось четыре года сухо есть, то есть поститься; за скотоложство – один год; за блуд с монашенками – два года», но, самым страшным грехом считалось, что «всякая жена, восседающая на муже шесть лет да покается, и поклонов двенадцать утром и двенадцать вечером и комкает», то, что называется постится. То есть по тяжести, совершенно не объяснимо, наибольшим грехом считалась эта поза, когда женщина сверху. Эта поза почему-то приводила духовенство в неистовство и считалась наихудшим из грехов. То есть, как видим, очень жёсткий, очень сильный интерес к этому. И традиция прослеживается, можно взять даже XVIII века епитиминик; в чём обязана была исповедоваться инок или монахиня: «и согрешив со всякими блудоскотскими, и содомскими, и кровосмешением, и рукоблудием и прочим любодеянием и прелюбодеянием и всяким блудодеянием естественным и чрезестественными. И с женами, и девицами, и отроки, и со иноки, и со священоиноки, и даже до скотов и птиц». Это традиционный монастырский чин исповеди.

Кстати говоря, очень интересный момент о том, что полагалось исповедоваться и в фактах онанизма, например. Причём, в фактах онанизма, которые имели место во время службы церковной. «В церкви во время пения и чтения божественного и в трапезе рукою своею за срамной уд держал ли, и истекание совершал ли?» Это то, о чём я говорю, что прежде чем поцеловать попу руку, всегда задумайтесь, что он делал ею десять минут тому назад. То есть, эта болезненная направленность на сексуальную сторону жизни, она сейчас реализуется. Сейчас церковь начинает демонстрировать всё то, чем она богата. И это патологическое желание определять длину юбок, решать вопросы абортов – это не из сегодняшнего дня, но мы знаем прекрасно, что распущенность самого духовенства всегда превосходила даже, так называемую мирскую распущенность. Причём одинаково: что Грекулов описывает нравы русских попов, что любые историки католической церкви описывают католиков или протестантов.

Можно даже взять невинного Жака де Кофеёна, который просто, как медицинский случай описывает аббатов, приехавших в Париж. И этих аббатов, которые там сразу же «наедались конфетами, в которых были заключены, так называемые шпанские мушки». Шпанские мушки – это нечто вроде очень сильнодействующего афродизиака. «Аббата охватил страшный припадок сатириаза и всю ночь… Кончил он тем, что через несколько дней умер от гангрены ствола». И этот стиль поведения для духовенства был совершенно одинаков, что там, что здесь. И, соответственно, ханжество возрастало по мере распущенности. Так что, не надо думать, что эти черты Русской православной церкви – это её черты сегодняшние.

Второй вопрос. Стоит ли вникать в богослужебные тексты и пытаться понять их смысл? Вы знаете, я думаю, что не надо этого делать. Я думаю, что для тех, кто сделал свой выбор в пользу свободомыслия, в пользу разума, в пользу науки и попыток понимания этого мира, честного понимания, лучше не пытаться в это вникать. Потому что никакой принципиальной разницы, как мы уже говорили, между этим верованием, этой религией и любой другой религией, включая культ Вуду, не существует. К тому же надо понимать, чтобы ни говорил поп, о чём бы он ни говорил, какие бы слова он ни произносил о грехе, о покаянии, об искуплении, о любви, о милосердии – все эти слова с церковно-славянского непонятного переводятся одним и тем же образом: «дай сто рублей» или «дай тысячу рублей». Надо понимать, что все эти слова, образы, вся эта фразеология – это товар, которым торгуют церковники и который действительно приносит им очень хорошие барыши.

Следующий вопрос возвращает нас к теме предыдущего урока, к теме мощей. В частности, он заключается в том, что во время вскрытия мощей Сергия Радонежского в 19-м году в Троице-Сергиевой Лавре были даже некие волнения, были даже некие попытки верующих воспрепятствовать вскрытиям мощей. На самом деле попыток этих не было, потому что большевики ввели курсантов на территорию монастыря. Но в тот момент, когда на территорию монастыря въехала машина с осветительными приборами, потому что предполагалось произведение киносъёмки, тогда верующие решили, что большевики завезли какие-то фантастические пушки, которыми будут сжигать мощи или самих верующих и пытались блокировать подъезд этого автомобиля. Но, почему мы говорим о мощах? Мы говорим, что, к сожалению, всё, что мы можем понять в этом вопросе – это простое и очень отчётливое осознание того, что нельзя верить ни одному слову, просто ни одному слову церковных работников. И, кстати говоря, история с мощами Сергия Радонежского – тому прекрасное доказательство. Потому что известно: когда должно было произойти вскрытие этих мощей, то архимандрит Кронид и непосредственно иеромонах или игумен Иона, которые должны это производить, они запугивали и красноармейцев и членов комиссии. И архимандрит Кронид, который был на тот момент наместником Лавры, бил себя в грудь и кричал, что он совсем недавно распаковывал мощи, и что ножки у Сергия Радонежского были как у живого. Но Вы все прекрасно знаете, что когда мощи в реальности были открыты, там ничего, кроме некомплектного трухлявого скелета с какими-то непонятными, явно недавними вложениями, ничего не было. Это лишний раз доказывает, как, кстати говоря, и во всех других случаях вскрытия мощей, когда ничего кроме некомплектных, сгнивших, загадочного происхождения, чаще всего не имеющих отношения к той эпохе, о которой говорилось в «Житие», мы не видим. То есть можно с уверенностью говорить, что коль скоро мы наблюдаем такую доказанную, отчётливую ложь в этом вопросе, то, скорее всего, эта ложь есть и во всех остальных затрагиваемых ими темах. Поэтому, возвращаясь к вскрытию мощей. Да, конечно, там, среди шестидесяти трёх мощевиков, рак – так называемые ларцы, сосуды, в которых хранятся мощи – да, действительно были несколько тел, которые подверглись частичной мумификации, но это очень часто бывает. Я помню ещё свою «секундовскую» молодость. И когда мы ездили, снимали криминальную хронику, то очень часто на чердаках, в подвалах можно было обнаружить пролежавшие несколько лет трупы бомжей, опившихся чем-нибудь, которые полностью мумифицировались и тоже в принципе могли бы быть признаны, если они умирали на трубах отопления или в достаточно сухом месте или в месте с особыми климатическими показателями. Тоже, по идее, могли быть выданы за мощи. Кстати говоря, когда большевики изъяли мощи и поместили их в одном из музеев, то там для сравнения лежали рядом мощи святых и примерно такого же типа мумифицированные останки бродяг, каких-то асоциальных типов того времени, беспризорников, которые успели в тёплых московских подвалах не сгнить, а мумифицироваться. И позже, когда всё это передавалось церкви, то там, естественно, всё это было перемешано и теперь, возможно, в какой-нибудь из так называемых священных рак находится тело какого-нибудь святого и праведного беспризорника.