Наше телевидение — наша общая вина

«Пиратское телевидение» Мишеля Леклерка напоминает, что телеящик не обязательно зомби-пропаганда, манипуляция и прочий цирк на холодном голубом льду. О фильме говорим с самим режиссером

^{Кадр из «Пиратского телевидения». Kinopoisk.ru}

Ирония судьбы: в то время когда единственный маленький телеканал «Дождь» закатывают в асфальт, и информационная засуха накрывает нас свинцовым «Нельзя!», на экраны выходит фильм «Пиратское телевидение» о вольнодумном, наглом, анархическом ТВ. О его вдохновителях, молодых французах, решивших от надежд и упований перейти к делу. Живут они с камерой в руках, снимая прежде всего улицу. Вы заметили, что большие телеканалы делают вид, что у нас нет улиц, бульваров и площадей с их пульсом, живым настроением? И уж наверняка площадь, бульвар превращаются во враждебное пространство, если является местом встречи несогласных.

«Пиратское телевидение» Мишеля Леклерка напоминает, что телеящик не обязательно зомби-пропаганда, манипуляция и прочий цирк на холодном голубом льду.

90-ые. Виктор, мечтает стать кинорежиссером. Почему бы журавлиной мечты не достичь с синицей руках, точнее с камерой наперевес. На крупном национальном телеканале, куда он устраивается стажером, на него обращает внимание главная теледива страны (Эмануэль Беар). Но он выбирает перпендикулярный путь: с группой теле-пиратов снимает альтернативные новости. Они ныряют в парижскую жизнь, поднимая с ее глубин то беседу с хозяином похоронного бюро, то гей-парад, то демонстрацию против абортов, то панк-вечеринки. Их интересует и точка зрения ультраправых, возмущенных «понаехавшими», и положение «понаехавших», произраильские митинги и выступления в защиту Палестины, их вдохновляют споры горожан. И почему бы вместо дежурного новогоднего выступления президента в прямом эфире, самим не поговорить с гражданами о насущном?

Сюжет картины напоминает историю французского телеканала Télé Bocal (во многом «прототип» «Дождя»), в 1995 году начавшего со скромных уличных репортажей, сегодня вещающего в кабельных и спутниковых телесетях.

Это протестное, непредсказуемое подпольное ТВ, быть может и есть настоящее телевидение, в отличие от клонированных рупоров власти, изображающих объективность в глянцевых выгородках.

О современном ТВ, его взаимоотношениях с обществом и кинематографом говорим с режиссером фильма Мишелем ЛЕКЛЕРКОМ (его картина «Имена людей» была названа критиками энциклопедия французского социума) .

— Ваш фильм еще раз демонстрирует, что социальное и личное во Франции переплетено возможно больше, чем в какой бы то ни было другой стране мира. Личные проблемы людей о которых снимает герой программы, сразу становятся общественно обсуждаемыми проблемами, переходя в социальный контекст.

— Это наследство 60-х, когда революционеры защищали левые идеи в политике и искусстве. А в 90-х власть уже полностью принадлежала телевидению, и значит, революционеры всех поколений боролись с телевидением. В тот момент началась борьба по многим фронтам, которая продолжается до сих пор. Например, желание защищать права меньшинств (у нас создали программу PACS), иммигрантов и нелегалов. Все эти темы отражаем в фильме.

— Любопытно, как идея рассказать о свободном телевидении заразила кинематографиста?

— В какой-то степени это и моя история. В 90-е, когда я начинал работать, мне помогли устроиться на крупнейший коммерческий телеканал. Примерно в то же время я познакомился с группой отвязных анархистов. Они ненавидели указания сверху, снимали исключительно то, что было им интересно. Они и стали ядром Télé Bocal. Канал существует до сих пор, на нем были сняты некоторые сцены фильма. Пять лет мы были вместе. Наша личная жизнь и работа были неразделимы. Случались в нашем общении сложные, драматичные моменты. Но все мы ненавидели официальное и коммерческое телевидение. Многие из тех энтузиастов стали кинорежиссерами. Сам я тогда был недоволен собой: мне надо было зарабатывать деньги, я был вынужден работать на «продажное коммерческое телевидение», а в свободное время работать против него.

— Точно такое раздвоение личности переживает и ваш герой. К тому же Виктор — синефил, влюбленный в «новую волну», и даже девушку присматривает себе, похожую на Анну Карину, музу Годара, Росселини, Висконти, Фассбиндера. Да и сам фильма снят в пограничье между телерепортажем и кино.

— Я пытался смешивать стили, жанры. Хотелось, чтобы экран был пропитан запахом реальности, документальности. Какие-то уличные события, шествия были специально организованы, какие-то сняты репортажно. К примеру, на настоящей демонстрация против абортов наш герой и узнает, что его подружка беременна…

— Сегодня кино и телевидение, как никогда сблизились, я имею ввиду качественные сериалы. Но в фильме цитируется снайперское высказывание Годара: «Смотря кино, вы смотрите вверх, телевидение — вниз». Как вам кажется, может ли телевидение подняться на уровень искусства?

— Сейчас пишу сценарий для телевизионного фильма, в нем есть сцена, в которой персонажи должны быть обнажёнными. И вот парадокс: если бы я делал кино, снял бы эту сцену так, как она написана, а потом, возможно, фильм показали бы и по телевизору. Но снимая для телевидения, мне это делать категорически запрещено.

— Как же вы выйдете из положения…

— Придется выкручиваться. Персонажи конечно, будут голыми, но кто-то пройдет на первом плане. А если серьезно, мне кажется, расстояние между ТВ и кино увеличивается. К примеру, такой фильм как «Жизнь Адель» на ТВ не только не снять, но показать невозможно. В авторском кино режиссер сохраняет внутреннюю свободу. Да и зритель в кино сам выбирает, на какой фильм пойти, телезритель включает ящик, случайно нащупывая на пульте тот или иной продукт. «Телепродюсеры» ограждают и направляют его вкус, его пристрастия.

— Телевидение — мощнейшая политическая сила. Но в вашем фильме есть еще один парадокс: именно телевидение борется за свободу высказывания.

— Вы правы, телевизор не может не поддерживать вектор доминирующий в политике. На наше «пиратское телевидение» нельзя уравнивать с телевизором, он ближе к спектаклю. Некогда такой «самодеятельный канал» смотрели в публичном пространстве. Люди собирались в клубах, кафе, на улице. Было примерно 30 точек в Париже. Теперь возник еще и Интернет. Это телевидение, которое объединяет. Мы показываем его как альтернативу официальному ТВ…

— Манипулятора, власть которого порой сильней самой власти.

— Думаю, что расцвет ТВ, его могущество пришлись на 90-е. С возникновением Интернета все изменилось. Раньше у нас было шесть крупных каналов, они показывали, что хотели. Сегодня их больше полусотни в каждом доме, стало сложнее влиять, «направлять». Интернет предлагает иные идеи, доступы к информации.

— Эммануэль Беар играет знаменитую телезвезду. И у вас на съемочной площадке звезда играла с молодыми актерами…

— Интересно, что Беар играет персонаж совершено несовпадающий с ее характером. Эммануэль одна из первых боролась за права нелегалов во Франции, всегда поддерживала политику левых. Я хорошо знаком с ее мамой, настоящей коммунисткой. Она никогда не ведет себя, как капризная дива, и кстати, показательно редко бывает на ТВ.

— Ваше «пиратское телевидение» от официального отличается прежде всего тем, что просто показывает жизнь улицы, жизнь обычных людей. Почему государственное и частное ТВ так боится настоящей жизни? Почему в этом ящике люди, отношения — все искусственное?

— Думаю, просто цель у ТВ другая. Все деньги, усилия направлены на то, чтобы люди кого-то ненавидели, кому—то завидовали, в итоге забывали о собственном мнении. Посмотрите любое ток-шоу! Вбрасывая негатив, ненависть, зависть, она нас расчеловечивают. Как в Риме применялось Damnatio ad bestias когда осужденного на цирковой арене бросали на растерзание зверям. И это зрелище было одно из самых излюбленных у зрителей. Но ведь и мы отчасти ответственны за эти «шоу», мы отвечаем за наш выбор. Я тоже иногда смотрю подобные передачи, потом мне стыдно. Наше телевидение — наша общая вина.

Автор: Лариса Малюкова

Источник: http://www.novayagazeta.ru/arts/62141.html?print=1

0 0 342