ИНТЕРНЕТОВСКИЙ ХОДОК (ИГРОК).

ИНТЕРНЕТОВСКИЙ ХОДОК (ИГРОК).                                                               

   Звёзды скатывались в бездну, уступая просыпающийся день солнцу. В  затемневшем небе слегка завихрился рассвет, вытягиваясь, словно с  спросонья, искристыми, тонкими и длинными лучами.

   Он несколько раз прочитал  интернетовское письмо, пытаясь понять, что же в этом письме вдруг зацепило его?

   Она была моложе его  более, чем на сорок лет. И  её мысли в  письмах, в которые он не вчитывался, а пробегал с легкой иронией, воспринимая себя, как более опытного человека: что она может знать о жизни? - казались ему нравоучительными.

   Он думал о ней, как об   утвердившейся в своей правоте любительницу: так нужно жить, выросшей в мелкоте и не зацарапанной  жизни.

   Самомнение и не позволяло ему открыть в её  строках  боль выстраданной жизни, хотя она по немного и раскрывала свои створки, пытаясь своими сдержанными откровениями достучаться до него, поделиться и найти в нём  понимание.

   К тому же,  будучи по своему характеру и прожитому  неустойчивым в мыслях, часто подвергающий и свои мысли, и мысли других сомнениям, он придерживался принципа: все  в интернете, и не только в нём, но и в жизни, хотя и слегка, но  приукрашивают себя. Зачастую несознательно. По вдохновенью.

   «И ты тоже?», – мелькала мысль.

   Он не отделял себя от других.

   Но это письмо  откликнулось  в его душе.  Он даже растерялся от нахлынувших мыслей и неожиданно пришедшего к нему чувства.

Он не понимал: откуда?  зачем? вдруг?

   Он словно попал в замкнутое безответное пространство, из которого виден был только рассекающий темноту рассвет.

   Окружающее было таким же, что и … позавчера, вчера, сегодня… Что всегда остается  незыблемым, но кажущееся человеку изменяющимся, потому что не дано ему рассмотреть «прячущееся» и невидимое  вечное,  из которого человек не может ничего вынести и ничего нового внести в него…

   Сегодняшнее письмо подтолкнул его одной единственной строкой   шагнуть в невидимое  в самом себе.

   Он несколько раз садился за компьютер и писал ей то, что он никогда не говорил другим женщинам, но потом стирал. Его слова казались ему ущербными и скользкими, как лёд.

   Из всех  завихрившихся мыслей осталась одна, которая, как верил он, должна была дать ей понять, что  она не безразлична ему.

   «Там, где ты сейчас, наступает ночь, - думал он. – А у меня  день. И каким же длинным и тоскливым он будет без тебя».

   Раньше так ему не думалось, потому что до этого письма он  был  интернетовским ходоком (игроком) и разгуливал со своими сообщениями, рассыпая их другим женщинам, ради собственного удовольствия.

   Рассвет нарастал пламенеющими солнечными потоками, они резали  глаза, вызывая боль, но он, не обращал на неё  внимания, и думал о письме,  заканчивающееся строкой, которую раньше она никогда не писала, и которая зацепила его и стёрла в его чувствах  разницу более, чем в сорок лет: добрых дней и удачи, Сергей.

   Оставался  один вопрос, который  грыз его и на который он пока ответить не мог.