Через тернии к Любви и в вечность (Per aspera ad Amor a indelebilis) - Часть 1

Как мало тех, кто до исхода дней
  Хранит свою любовь и верен ей....
  Внимательнее будьте: среди нас
  Приметив их, мы не отводим глаз...
  Они, касаясь трепетной рукой,
  Дарят друг другу нежности покой...
  Их не страшит и предстоящий путь,
  Возможность в глаза Божии взглянуть...
  ЛЮБОВЬ  им оберег на все пути -
  Надёжней амулета не найти…

  Не страшно им вдвоём на белом свете:
  Их взгляд спокоен и любовно-светел....

(Любовь Горбунова «Время любви»)

Бесконечно счастливы те, кто пронес через все тернии жизни свою единственную Любовь, сумели уберечь, сохранить её до скончания дней своих. Это большая редкость. Побольше бы таких видеть. За всё время, мне посчастливилось встретить только две пары по настоящему влюблённых друг в друга людей, которые пронесли свои чувства от начала до конца и ушли с ними в вечность. Наверное, это как награда дарованная свыше, которая преподносится немногим отборно заслужившим её, то есть, избранным.

К таким счастливчикам притягивает всех нас сырмяжных, хочется побыть рядом с ними, порадоваться, с удивлением смотреть на действительное и прекрасное, ощутить простые, искренние, наполненные нежностью отношения между парой обыкновенных людей. Постоянно убеждаться, что в жизни всё-таки имеется некий недостижимый для тебя идеал.

Из моего собственного анализа историй взаимного притяжения и столь удивительной Любви таких необыкновенных семейных пар – просматривается некоторая уникальность всей их жизни.

Мне захотелось написать рассказ об этих явлениях, поделиться с вами своими мыслями и чувствами вокруг этого феномена.

Было невозможно не обратить внимание на такую ухоженную старость, на эту красивую пожилую супружескую пару, с крепкой и неужухлой Любовью друг к другу которую они пронесли бережно по жизни, не расплескав ни единой её капельки. Это как-то подразумевалось само собой глядя на них. В самом деле очень трогательно они смотрелись: всегда чисто и опрятно одетые - крупный седой мужчина с белоснежной, густой и пушистой бородой и такими же бровьями, напоминающий собою сказочного и очень усталого Деда Мороза и, несмотря на возраст, хрупкая и элегантно выглядящая женщина с ухоженными и красиво уложенными пепельно-серебристыми волосами. Ежедневно, утром и вечером, несмотря на погоду, они медленной походкой проходили по аллеям лесопарка по известному им маршруту, словно свято-светлые неземные существа, и аура добра и любви исходила от них. По крайней мере мне так казалось, да и все встречные люди по-деревенски приветствовали их, а они отвечали неглубокими наклонами головок и милыми улыбками на своих морщинистых личиках.

Запомнился мне и такой чувственно теплый случай: возвращаясь вечером домой, я издалека увидел идущих мне навстречу этих удивительных стариков. Меня обогнал бодро спешащий, по всей видимости, на свидание со своей девушкой молодой паренёк, держащий в правой руке небольшой букетик из небольших, только начавших распускаться роз. Перед парой юноша вдруг замедлил шаг, затем остановился, а когда Старенькие поравнялись с ним, он вдруг смущённо протянул женщине букетик и, улыбаясь да помахав рукой обернувшейся во след ему удивлённой паре, заспешил далее.

Сие подтверждает мою мысль о том, что есть в этой жизни люди настолько светлые и чистые, что находясь рядом с ними, напитываешься исходящими от них флюидами добра, да возникает желание самому делать другим людям приятное и хорошее. Ведь каждый из нас мечтает сохранить свои заложенные в детстве и наполненные первоначальным добром чувства да пронести их через годы. Очень тепло и радостно становится на душе, если видишь такие пары.

А вскоре мне предоставился случай поближе познакомится с описанными выше мною столь восторженно, этими удивительными людьми, повидавших, хвативших да испивших по полной всех горестей и страданий выпавших на ихнюю долю, но не ожесточившихся, не согнувшихся и не замкнувшихся после всех испытаний, а сохранивших и не растерявших все наилучшие человеческие качества. И самое ценное - услышать от них самих вкратце историю их непростой, трудной жизни.

Юра Ищенко, с которым мы заканчивали один и тот же институт, а тогда сотрудник по работе, пригласил меня к себе домой на День Рождения. Я был приятно удивлён, увидев вошедшую пару тех самих милых стариков с необычным, многоэтажной конструкции тортом домашнего изготовления. Эта столь привлекательная пара пожилых людей, оказалась Юриными соседями по этажу. Он обожал этих супругов и пригласил их к себе на праздник.

Странный это был День Рождения, словно именинником был не Юра, а пожилая пара, настолько много внимания уделялось именно им. Они же застенчиво сидели тонко улыбаясь, со вниманием прислушивались к разговорам и с нескрываемым любопытством рассматривали присутствующих.

Когда гости стали расходиться, Юра сделал мне знак задержаться. Зная мои художественные способности, он попросил меня сделать своеобразный подарок для этих двух людей: увеличить и отретушировать копию с имеющейся у них фотографии.

В квартире Ивана Николаевича и Симы Львовны, так их звали, мне вручили небольшую, старую, пожелтевшую от времени, с растрескавшейся во многих местах эмульсией фотографию женщины и её увеличенную копию, которую незадачливый ретушёр исказил до неузнаваемости. Я никогда не занимался подобными художествами, понятия не имел о материалах и технике ретуши, но отказать милым старикам попросту не мог. Решил попробовать. Но и срок мне определили в 10 дней, потому как всё было приурочено к какому-то событию связанному с женщиной изображённой на фотографии.

На следующий день взял имеющиеся на работе отгулы, посетил библиотеку и ознакомился с имеющейся литературой по нужной теме. Затем посетил ряд именитых фотоателье, пытаясь разжиться специальными карандашами для ретуши. Но тамошние специалисты с непомерно выпяченным видом своей важности, смачно отказывали мне, а цены по обозначенным мною срокам заламывали такие, что я бросил вскоре эту затею. Решил самостоятельно выполнить рисунок в карандаше и почувствовав тона – сделать отмывку тушью. Здесь мне пригодились занятия по рисунку и живописи на архитектурном факультете, который я без сожаления со временем поменял на авиационный институт.

Глубоко проработанный рисунок удался. Я это сразу почувствовал. Показал его Юре и тот пришёл в восторг. Окрылённый удачей, я сделал тонкую отмывку тушью, получилось гораздо лучше профессионально сделанной черно-белой фотографии ибо образ казался живее и нисколько не застывший. Нашедшее вдохновение подтолкнуло меня сделать цветной портрет в акварели. В этом мне очень помогли мои самостоятельные упражнения техники акварельных лессировок для получения тонких и необычных оттенков, присущие работам старинных мастеров, таких как Карл Брюлов, Тарас Шевченко, Иван Билибин, работы которых были представлены в нашем художественном музее и которые я с удовольствием изучал на занятиях по «Истории изобразительного искусства и архитектуры» и я мог детально и сколь угодно долго рассматривать их работы. Зря над моими опытами с процессами лессировок иронизировал наш преподаватель по живописи Леонов Василий Иванович, доказывая мне, что с появлением цветной фотографии эта техника изжила себя. Полагаю, что увидев тот портрет, мастер душевно похвалил бы эту работу. Портрет получился по-настоящему объёмным. Особенно натуральными получились глаза и удалась улыбка, это в какой-то степени одушевляло изображение, найдены были черты, которых на фотографии не было, но именно они добавляли натуральной схожести с образом запечатлённым на фотобумаге.

Это было тоже своего рода чудо. Ведь более восьми лет я не брал в руки по-серьёзному краски да кисти и вдруг так сходу получилось почти профессионально.

Юра заказал тонкие рамочки из ясеня. Я отдал ему три портрета и попросил самому вручить их старикам, но он упрямо возразил, что так не годиться, вдруг надо будет что-то подправить, поэтому надо напрямую выслушать замечания, и времени ещё достаточно у нас для исправлений. Согласился, и мы направились к квартире. Никогда ранее, даже перед экзаменами меня не охватывало такое волнение как в тот момент стоя перед дверью жилища милых заказчиков. Дверь открыл Иван Николаевич, мило поздоровавшись с нами, пригласил войти. В зале приветливо встретила нас Сима Львовна, попросила нас за стол и сообщила, что отправляется на кухню заняться чаем. Но мы возразили, мол, не стоит беспокойства, так как принесли сделанные портреты и хотели бы узнать их мнение на схожесть, выслушать замечания и пожелания, дабы окончательно доработать их к назначенному времени. Юра выложил из портфеля работы. Иван Николаевич, впервые я видел его таким, нервно и поочерёдно с дрожью в руках начал рассматривать один за другим портреты, беря их в руки и всматриваясь в каждый. Сима Львовна стояла сбоку и платочком промакивала слезинки. Затем он поставил три портрета в ряд на комод и поддерживая Симу Львовну направился к дивану и вдвоём держась друг друга сели напротив не отрывая взгляда от работ – умолкли. Затем, как бы очнувшись, Иван Николаевич спросил: «Сколько стоит этот Арт? Это же невообразимо чудесно сделано!»

- Для вас это будет нисколько не стоить, а Юре велите принести бутылку армянского коньяка «Двин», того самого, которому Черчиль отдавал предпочтение, и мы с вами вместе выпьем за мою изобразительную удачу, - довольный до чёртиков такой оценке моей работе, подшутил я.

Юра рассмеялся, понял, что от него требуется и тихо на цыпочках ушёл исполнять просьбу.

Супруги опять молча и с нежной грустинкой начали рассматривать портреты.

- Извините, - чтобы заполнить странную тишину, и обозначить своё присутствие, тихо произнёс я, и добавил, - мне любопытно знать кто для вас эта женщина, не похожая в общих чертах на каждого из вас в отдельности?

- Это наша Мама, - потирая колени тихо произнёс Иван Николаевич.

- Как, следовательно, вы брат и сестра? – с удивлением спросил я.

- Нет, не брат и сестра, но на фотографии наша мама, - еле слышно сказала Сима Львовна и поднесла к глазам платочек.

- Давно это было, в военное лихолетье, начал свой рассказ Иван Николаевич.

(продолжение следует)