Майданное настроение: взгляд из Беларуси

© Васюковіч АляксандрДажынкі – свята заканчэння ўборкі ўраджаю, якое адзначаецца ў Беларусі на дзяржаўным узроўні. У святкаванні заўжды прымае ўдзел прэзідэнт Беларусі, Аляксандр Лукашэнка. Рыхтаваць горад да прыезду гасцей пачынаюць задоўга да святкавання: рамантуюць дарогі, перафарбоўваюць будынкі, будуюць паркі – усё для таго, каб паказаць кіраўніку дзяржавы высокі ўзровень жыцця.

<dl class="article-info">Алексей Браточкин16.12.2013

4488</dl>

В Беларуси украинские события переживают “психоаналитически” - мы здесь пытаемся понять, что произошло с нашим собственным обществом и с белорусской политической жизнью за последние двадцать лет. Именно столько лет (за вычетом нескольких месяцев) насчитывает история белорусского авторитаризма, об опасности которого многие говорят в Украине, противодействуя президенту Януковичу или всем тем, кто хочет спустить на тормозах попытку насильственного урегулирования украинских проблем.

Краткая история белорусского авторитаризма

У беларусов отнимали свободу постепенно, согласно “тактике салями”, отрезая ее по кусочку и лишая общество возможности участвовать в политической жизни, уничтожая те начала демократии, которые появились в самом конце советской эпохи, а потом стали укрепляться в Беларуси в период с 1991 по 1994 годы. В ходе последних демократически организованных выборов в 1994 году (а было ли тогда общество “демократичным”?) был избран Лукашенко, и начался процесс консолидации авторитарного режима: прошли референдумы о смене государственной символики, изменении Конституции и продлении президентских полномочий, была создана жестко централизованная структура президентской власти (“вертикали”), состоялось возвращение государства в экономику, остановились начавшиеся рыночные реформ и так далее. Параллельно с этими событиями постепенно “уходила” массовая активность начала 1990-х, разгонялись уличные акции, вводилась цензура, менялось законодательное регулирование “несанкционированных” собраний и митингов. Был взят курс на тесные контакты с Россией, благодаря вмешательству которой в 1996 году был остановлен процесс импичмента Лукашенко, а отношения с Западом свелись к прагматике, обмену критическими замечаниями и формированию нового “образа врага”.

С обществом, как считают некоторые белорусские аналитики, был заключен своеобразный “социальный контракт”: лозунги и практики объявленного в Беларуси “социального государства” были направлены на то, чтобы обеспечить прожиточный минимум для граждан и дать им негласную возможность обогащаться, но так, чтобы контроль над собственностью и экономическими ресурсами оставался в руках политического режима.

Это напоминает идею исследовательницы Веры Данэм, обыгравшей название политического курса Рузвельта в США (в 1930-е гг .) "New Deal” и предложившей термин "Big Deal” для обозначения политики, проводившейся в позднесталинскую эпоху “развитого тоталитаризма”: сталинский режим пытался установить определенный “социальный контракт” с формирующимся советским “средним классом” в виде интеллигенции и других социальных групп, предлагая социальный комфорт и отдых от постоянной политической мобилизации в обмен на лояльность, поддержку и социальный комфорт. Общее между сделкой, описанной Верой Данэм, и белорусским “социальным контрактом” заключается в том, что стороны этого “договора” неравноправны и общество не может влиять на политический режим. Историческая разница заключается в том, что белорусский социальный контракт «дает» обществу больше автономии в разных сферах и позволяет даже уехать из страны тем, кто не хочет его заключать, этих людей не отправляют в лагеря, как в сталинскую эпоху. У белорусского авторитаризма на лагеря нет ресурсов, да и глобализация вместе с процессами европейской интеграции (рядом с Беларусью) не дают шанса на полную самоизоляцию страны и политический “беспредел”.

Эта краткая история белорусского авторитаризма была рассказана для того, чтобы напомнить о разнице между Украиной и Беларусью, которая заключается не в психологии беларусов и украинцев и в загадочной “ментальности”, а в конкретных структурных причинах, анализ которых далеко не завершен. Украина отличается от Беларуси социально, экономически, политически и культурно, даже если некоторые различия не бросаются в глаза со всей очевидностью. Украина - более плюралистическая страна, в ней больше политического плюрализма, больше вариантов экономического поведения, больше культурного разнообразия и возможных моделей идентичностей, что обусловлено, в том числе, историей страны. В Украине, возможно, больше “свободы” - опять же, если измерять ее очень скрупулезно, сравнивая по многим параметрам.

“Государственное” измерение Майдана

Одно из главных отличий заключается в том, что в Беларуси слишком много государства, а в Украине его слишком мало. Беларусь – это этатистская страна сегодня, в которой в массовых представлениях граждан понятие “государство” не отделено от понятия “Лукашенко”, но и в представлениях самого Лукашенко эти понятия не разделены. Украина имеет другую политическую историю, в ней понятие «государство» в массовом сознании отделено от понятия “режим Януковича”, хотя бы потому, что Янукович пришел после Кравчука, Кучмы и Ющенко. Это во многом объясняет, почему украинцы выходят на протест под государственными флагами и поют государственный гимн, а в Беларуси никто никогда не выходил протестовать против Лукашенко с красно-зелеными официальными флагами и исполняя государственный гимн.

Многие украинцы, считают, что в Беларуси “хорошее государство”, потому что тут восстановлена социальная инфраструктура (конечно, если сравнивать только наши две страны), и они же удивляются критическому отношению беларусов к столь “хорошему государству”. Однако такое критическое отношение – это обратная сторона неравноправного “социального контракта” в Беларуси: в нашей стране полностью уничтожена политическая жизнь, люди не могут на нее влиять, выборы имеют ритуальный характер. Именно отсюда полностью инструментальное и критическое отношение беларусов к “государству” как понятию, неотделимому от понятия “режим Лукашенко” - в рамках белорусского социального государства распределение ресурсов в пользу общества происходит таким образом, чтобы в первую очередь укреплять белорусский авторитаризм, и только потом решать общественные проблемы.

Украинский “социальный контракт” работает иначе, присутствие государства намного меньше, чем в Беларуси. “Государство” Украины инструментализировано элитами, превратившими доступ к власти в способ личного обогащения. Украинцы, вышедшие на Майдан, вышли не против “государства”, как часто это делается в Беларуси, в которой оно ассоциируется с Лукашенко, а против такой инструментализации государства правящими группировками. Протест направлен еще и на то, чтобы в Украине, наконец, появилось “хорошее государство”, потому что украинские политические режимы, которые сменялись, постепенно девальвировали понятие государственного управления, и сегодняшнее украинское “государство” не может обеспечить экономическую, политическую и иную безопасность для жителей Украины.

В Беларуси очень много говорят о том, что украинское общество не приемлет насилия, и именно поэтому вышло на массовые протесты, на Майдан. Но, как кажется, дело еще и в том, что насилие, случившееся в Киеве, является частью той долгой истории «насилия», которая разворачивалась на Украине за последние десятилетия упадка и девальвации украинского государства. Коррупция, бесправие, акты насилия происходили буквально везде, во всех сферах при попустительстве тех чиновников и служащих, которые должны были все это регулировать.

Попытка разгона нарождающегося Майдана, с одной стороны, была чем-то «новым» для политической практики в Украине, но с другой стороны эта попытка была и следствием долгой истории насилия в Украине, происходящего при «отсутствии» государства. Резонанс, вызванный событиями в Киеве, связан с накопившимся возмущением по этому поводу – такое “проявление” государства людям не нужно. Можно вспомнить и случай во Врадиевке, когда дело об изнасиловании могло остаться безнаказанным при попустительстве “государства”, что стало, в том числе, поводом для выхода людей на улицы и получило известность по всей Украине – люди начали требовать наличия “государства”, которое “исчезло”, потому что стало коррумпированным и небезопасным.

В Беларуси насилие всегда было “адресным” и частично “локализованным”, направленным на представителей политической оппозиции, а государство было менее коррумпированным и более “безопасным” для остальных жителей, чем на Украине. Адресные насилие и безопасность - одна из причин того, почему общество в Беларуси долгое время воспринимало сам факт насилия как нечто “внешнее” по отношению к самому “обществу”, ко всем добропорядочным и не оппозиционным гражданам и… не реагировало.

После разгона митинга 19 декабря 2010 года в Минске многим стало понятно, что насилие может охватить куда большее количество беларусов, чем раньше, и эта возможность более широкого и откровенного насилия сейчас еще больше обостряет проблему выбора гражданами своей реакции на то, что происходит в Беларуси.

Если обобщить, то сегодня мы видим в Беларуси и Украине яркие примеры кризиса двух постсоветских моделей “государства”. Первая модель – это белорусская авторитарная модель государства имени Лукашенко, в котором социальное благополучие держится на шатких основаниях (в том числе и финансируется Россией) и неравноправном “социальном контракте”, ресурсы которого истощаются. Впереди еще и маячит угроза расширения применения насилия разного рода по отношению к простым гражданам и элитам, на фоне постоянных экономических проблем. Вторая модель – украинская, менее авторитарная модель “спящего государства” Кравчука, Кучмы, Ющенко и Януковича, практически ничего не дающего, но при этом и не гарантирующего экономическую, правовую и иную безопасность.

Ни одна из этих моделей не имеет будущего, везде необходимо “что-то менять”. Но что и как? Как создать эффективное, но не авторитарное государство? Если смотреть на те модели государства, которые появились на постсоветском пространстве, вряд ли можно найти примеры “хорошего государства”, эти примеры скорее можно обнаружить западнее, в ЕС. В любом случае, государственное измерение Майдана нельзя упускать из вида, объясняя мотивы людей, вышедших на улицы, даже если огромная (и не только украинская) проблема поиска “хорошего государства” выражена в простых лозунгах за отставку Януковича или Азарова.

“Рождение нации” или обычная политическая мобилизация под национальными лозунгами?

Одна из самых популярных тем в белорусских новых медиа и социальных сетях сейчас – сравнение “слабой” национальной идентичности беларусов с “сильной” национальной идентичностью украинцев. Как часто сейчас пишут в Беларуси, украинцы выходят на акции протеста, потому что разговаривают на украинском языке. Конечно, “украинизация” Украины после распада СССР удалась больше, чем «белорусизация» Беларуси, но действительно ли национальная идентичность украинцев намного «сильнее» белорусской национальной идентичности?

Лукашенко в свое время остановил не столько процесс развития белорусского национализма, сколько сделал все, чтобы контролировать возможность использования национальных лозунгов его политическими противниками. Потом, как отмечают аналитики, он постепенно сам стал использовать риторику политической оппозиции, формируя свою модель белорусской “нации”. Фактически, такое поведение Лукашенко было результатом политической борьбы, а не каких-то особых взглядов на белорусский национализм, о котором он никогда не думал, потому что родился и социализировался в СССР.

В украинских условиях все президенты Украины занялись строительством нации по иной модели, используя каналы политической мобилизации иначе, чем Лукашенко: они не отрицали элементы “этнического национализма”, например, украинский язык, но при этом активно действовали в области "исторической политики", используя Голодомор или таких исторических персонажей как Бандера и Шухевич для политической мобилизации. И споры, возникавшие или возникающие в украинском обществе по этому поводу, показывают, что национальная идентичность украинцев не менее проблемна, чем у беларусов, хотя при этом беларусы в массе своей разговаривают на русском языке (в его белорусской редакции), а украинцы разговаривают на украинском языке.

Когда на Майдане звучат “национальные лозунги”, это означает не столько “силу” национальной идентичности, сколько говорит о том, какие механизмы политической мобилизации доступны и эффективны сегодня в украинском обществе. Многие теоретики национализма обращают внимание на то, что национальные лозунги и призывы к «национальным чувствам» часто являются пустым означающим – они маскируют то, о чем говорить не хотят или когда сказать нечего, но при этом эти лозунги и призывы эмоциональны и морально красивы.

Что маскируют национальные лозунги на Майдане? Любой массовый и, на первый взгляд, единый социальный протест состоит из целого комплекса “протестов” разных социальных групп, совпавших на время акции. В украинском случае важно понять, какие именно это группы, и из чего состоит их протест. В таком исследовании ключ к тому, что сейчас на самом деле происходит на Майдане и к тому, что будет происходить после, к тому, что прикрыто пока национальными лозунгами. Даже если сделать скидку на ситуацию митинга и популярность именно коротких лозунгов, можно еще и предположить, что некоторые требования украинцев еще просто не оформлены, и, возможно, даже еще и не ясны.

Идея “хорошего общества” и памятник Ленину

Кто сегодня может предложить в Украине и Беларуси внятные программы перемен и реформ? Откуда будет исходить эта программа – “слева”, “справа”, из какого-то “центра”? В белорусских СМИ, как и в украинских, сегодня можно прочитать материалы о том, как украинский протест пытаются захватить различные политические силы, в том числе и правой, радикальной направленности. И когда в очередной раз читаешь новости об избиении профсоюзных активистов на Майдане или заметки о том, что сегодня возникает угроза “фашизации” Украины, которая исходит от правых радикалов, начинаешь задумываться о том, как воспринимать подобный политический расклад?

На этот вопрос можно попытаться найти ответ, читая многочисленные посты в социальных сетях о сносе памятника Ленину в Киеве, при этом не украинские, а белорусские. В Беларуси эти сообщения, в основном, были восторженными, учитывая и то, что многочисленные памятники Ленину стоят на белорусских площадях до сих пор, символизируя для кого-то “совок”, “Россию” или что-то подобное. Некоторые сообщения исходили от немногочисленных белорусских левых интеллектуалов, воспринявших снос памятника и как акт вандализма и как знак того, что социалистическая/коммунистическая идея, идеи социальной справедливости в Украине принесены в жертву "правым" националистам (в сносе памятника принимали участие активисты партии “Свобода”) и олигархическому капитализму, скрывающемуся за тем, что происходит на Майдане. В этих же сообщениях была ирония по отношению к европейскому выбору украинцев, заключающемуся в “сносе памятников”.

Белорусские сообщения в социальных сетях показывают то, как радикализм той или иной точки зрения мешает видеть ситуацию целиком. В украинской ситуации это означает, что все политические силы Украины должны пересмотреть свои стратегии (это то, что никак не произойдет в Беларуси). Либеральные политики и группы, сражающиеся за “европейский выбор” должны подумать о том, что социальная основа “Майдана” - это не только те, кто вышел на улицу, но и те, кто не вышел, реакция не вышедших должна учитываться, хотя бы потому, что это могут быть группы, не имеющие социальных ресурсов ни для протеста, ни для реформ, связанных с европейской ориентацией страны.

“Левые” должны подумать о том, почему памятник Ленину в Украине до сих пор ассоциируется с историческими травмами или со знаками империи, пусть и в обличии современной России, подумать о том, что они сделали, как “левые”, для эмансипации социалистической идеи от наследия одного из ее исторических воплощений. И “левые” должны подумать еще о двух важных вещах: о том, что национальные лозунги могут скрывать под собой не обязательно правый радикализм, а “европейский выбор” - это не всего лишь превращение Украины в страну “периферийного капитализма”, но еще и выбор ценностный. Попытки объяснить все, что происходит в современной Украине только при помощи логики распространения глобального капитализма, приводят к упрощению ситуации, в которой игнорируются ценности и смыслы поступков людей.

“Правые” (в том числе и партия “Свобода”) должны задуматься о том, что успех “Свободы” на парламентских выборах 2012 года может быть связан не с тем, что 10% украинцев ее безоговорочно поддерживают, а с тем, что это могло быть протестное голосование, когда голосуют не за “правую идею”, а просто за то, чтобы появились хоть какие-то конкуренты у “старых” и надоевших партий, в том числе Партии регионов. И все силы и партии в Украине должны сделать все возможное для сохранения политического плюрализма в сегодняшней Украине, чтобы избежать кошмара “украинского Веймара” или превращения Украины в авторитарное государство Януковича.

Возможно ли это? В Беларуси, в свое время, “радикальные” стратегии борьбы за власть в середине 1990-х, ненависть Белорусского Народного Фронта к коммунистам и “совкам”, консерватизм коммунистов и другие факторы создали ситуацию исчезновения политического плюрализма и прихода к власти Александра Лукашенко, ликвидировав, как стало потом понятно, европейский выбор страны (возможно, на очень долгий период). Получится ли что-то в современной Украине, станет ли Майдан 2013 года исторически важным событием - покажет время. Но многие граждане Беларуси смотрят сегодня на Украину с надеждой на то, что она сделает выбор, который никак не удается свободно сделать беларусам.

Алексей Браточкин, историк, редактор интернет-журнала "Новая Эўропа".