Мостки в Вечность

На модерации Отложенный

МОСТКИ В ВЕЧНОСТЬ

Великий художник Исаак Ильич Левитан проложил их на подъёме творческих и профессиональных, но, к сожалению, на исходе жизненных сил. Нарушая последовательность рассказа, начнём его не с рождения бедного еврейского мальчика, ставшего великим русским художником, а с одного из самых радостных моментов его короткой жизни, которых, увы, было совсем немного...

   

 Гениальная картина «Тихая обитель», которую сам Левитан называл «большой», но не по размеру холста, который составляет всего метр, а по вложенным в изображение духовным силам и уникальности восприятия окружающего мира, произвела фурор на 19-ой выставке товарищества художников-передвижников, проходившей в 1892 году.

 

Даже не щедрый на похвалы Чехов честно признает в письме родственникам, что: «…успех у Левитана не из обыкновенных». Видимо, «обыкновенный» успех писатель вряд ли бы отметил. Слишком много картин талантливейших авторов размещались рядом с «Тихой обителью».

    

Хотя полотно и поразило всех посетителей, ложка дёгтя у нас всегда наготове. Известный в своём времени поэт заметил: «…он называет это тихой оби¬телью, а тут все жизнерадостно". Стихотворец запамятовал, что православный монастырь не место скорби об утерянных надеждах, а светлая обитель служения Богу. А что же вызвало столь острую полемику?

 Написанная за два года до выставки, «Тихая обитель» была редкой «сочинённой» картиной, слитой автором воедино из двух реальных объектов. Первый – великолепный монастырь Саввы Сторожевского в Звенигороде.

 

Именно об этом монастыре до сих пор рассказывается легенда, о захвате его французскими войсками в 1812 году. Командовал ими Евгений Богарне - пасынок Наполеона. И вот ночью явился к нему худой незнакомый старец, пообещав принцу возвращение на родину и долгую жизнь, если войска не разорят монастырь. Утром Евгений увидел портрет ночного старика на самой почитаемой иконе обители и тут же вывел свои войска. Святой Савва также исполнил своё обещание: 

Вторым "сочетанием" "Тихой обители" стала мало кому известная, совсем не знаменитая Кривоозерская обитель около города Юрьевец, относящегося сегодня к Ивановской области. В конце XIX века она была действительно «тихой», стоящей вдалеке от трактов и людных поселений. Городок овевали старинные легенды, начиная с рассказов об уроженцах этих мест протопопе Аввакуме, Ермаке и завершая полностью сказочными персонажами – колдунами и прочей нечистой силе.

  

Бывавший в этих местах писатель-реалист Короленко не удержался от высказывания: «Сколько призрачных страхов носится еще в этих сумеречных туманах, густо повис¬ших над нашей святою Русью»!

  

Но возможно, плохо знакомый с русским фольклором иудей Левитан пишет не тайное убежище древних фантомов, а место душевного покоя, дойти до которого нужно по шаткому деревянному настилу, минуя загадочную, зеркальную рябь воды и влекущие к отдохновению нежные чаши кувшинок, расположенные на ближнем берегу. Тогда ведь не придётся пересекать неустойчивый мост к будущему, соединяющий тишину неизведанного с бурным морем повседневности.

 

Но Левитан хочет его перейти. Художнику тридцать лет – время принятия кардинальных решений.

 

Но вернёмся к критике полотна на выставке. Другой почтенный писатель нашёл, что на картине излишне «длинны мостки», ведущие к монастырю. Сегодня мы уже не спросим у Исаака Ильича, видел ли он в ветхих деревянных перекрытиях символику своей трудной жизни или мысленно строил мост, который приведёт к тихой житейской гавани. В любом случае, мостки оказались слишком короткими.

Или это удел всех гениев, не достичь другого берега и выстраданного уюта закатных лет жизни? В любом случае, родившийся в 1860 году и выросший в провинциальном литовском местечке мальчик вряд ли представлял себе не только масштабы большой родины – Российской империи, но и крутых поворотов собственной жизни.

Многодетная семья потомственных раввинов. Образованная, но живущая в бедности. Всё богатство – четверо детей, два сына, младший Исаак, и две дочери. Детям судьба преподносила ежедневные уроки выживания. Проза ужасного быта и приниженность социального положения могли убить любые мечты. Но она не учла, что один из детей – гений

Это заметили мудрые старики, посоветовавшие отцу – Илье Абрамовичу, перебираться ближе к столице, чтобы глухомань и отсутствие жизненных перспектив не задавили талант мальчика. Но, как ни странно, речь шла о старшем – Авеле. Исаак же, как все считали «…особых склонностей к рисованию не обнаруживал». И лишь потому, что старший сын выдержал экзамен в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, в 1873 туда же поступает и Исаак.

Новая жизнь в Москве не сильно отличалась от прежней. Сырая и темная комната, серые стены. Возможно, именно здесь крылось начало смертельной болезни, так рано отобравшей у искусства гения ярких пейзажей. Ведь чем мрачней и тяжелее было реальное существование семьи, тем богаче расцветала фантазия юного Левитана, тем искромётней играли краски его пока воображаемых картин.

   

Недаром Исаак быстро стал получать „первые номера по художественным занятиям". Таковы были поощрения для младших курсов. Но реальность упорно отказывает в радости. В 1875-м умирает мать, через два года – отец. Скупое на благотворительность государственное учебное заведение освобождает братьев от оплаты за обучение «ввиду крайней бедности». Для юного дарования это не только унижение, но и определенный стимул.

В 1877 году шестнадцатилетний Исаак получает за картину малую серебряную медаль и деньги для продолжения учёбы. Это первая настоящая победа на избранном поприще. Но препятствий для молодого художника не убавляется. В 1879году происходит очередное покушение на императора Александра II, коих, напомним, было немало. Реакция государственного аппарата мгновенна. Иудеям по вероисповеданию запрещается проживать в «исконно русской столице». Ежедневно приезжая в город на учёбу из загородного посёлка, Левитан начинает испытывать жестокий комплекс неполноценности. Ржавчина души – депрессия и меланхолия уже затронули этот незаурядный дух.

Да, он благодарен друзьям, которые всеми силами добивались его возвращения в Москву. Он, безусловно, признателен иностранным галереям, которые уже ждали его работы на выставках. Исааку приятно, что власти под давлением общественности пошли на уступки и разрешили ему проживание в городе. Но что-то уже безвозвратно утеряно. Уважение к стране или к себе самому? Надежда на достойную оценку труда из-за вероисповедания? Или просто уверенность в себе? Иначе откуда это уныние и упадок нравственных сил?

  

Но случилось в этот год и счастливое событие. Первый пейзаж Исаака в галерее Третьякова. Первый гонорар. Творцу всего девятнадцать лет! Продолжая обучаться в мастерской знаменитого Перова, чьи картины знамениты горькой правдой жизни, Левитан, тем не менее, мечтает о пейзажном классе Саврасова. Считая картину «Грачи прилетели» вневременным шедевром, Исаак преклоняется перед мастером, который вскоре принимает его в ученики.

 

Воодушевлённый Левитан, не обращая внимания на внутренние дрязги в училище пишет «выпускной» пейзаж, позволяющий претендовать уже на Большую серебряную медаль, дававшую звание художника и право на поступление в Академию. Картина называлась "Осенний день над сжатым полем". К сожалению она не сохранилась.Достойным медали полотно не признано.

Исаак потрясён, но не может не понимать, что выпад направлен не против бедного еврейского студента, а против его любимого учителя – Саврасова. Чтобы нормально существовать в будущем, Левитан просто обязан получить чин «классного художника», а для этого следовало пересдать экзаменационную работу. Живописец затягивает её сдачу комиссии. Через год к радости выхолощенных штатных академиков, наставник Исаака покидает Школу живописи.

В знак протеста, Левитан вообще отказывается от изготовления новой работы. И как следствие, в 1886 году руководство училища предлагает живописцу покинуть учебное заведение, вручив на прощание диплом художника «неклассного». Левитан не понимает, что это значит. В канцелярии равнодушно объясняют, что документ даёт право работать лишь учителем рисования и чистописания. Всё. Дорога в Академию художеств для него закрыта…

Горько улыбнувшись, Исаак Ильич забирает диплом «на память», как он потом говорил. Но не одни разочарования принесла Школа зодчества певцу русской природы. Она подарила ему бесценное общение и дружбу с талантливейшими современниками. Кроме преподавателей – Перова, Саврасова, Поленова.

Серов писал портрет своего великого современника.

Во время учёбы Исаак знакомится с братом уже знаменитого Чехова, Николаем Павловичем.

  

Сам не став известным художником, Николай искренне радуется успехам соученика, и даже оставляет собственный «автограф» на картине Левитана. На имевшей большой успех картине «Осенний день. Сокольники», изображена единственная во всём творчестве Левитана человеческая фигура. Если учесть, что художественное наследие Исаака Ильича составило около тысячи работ, включавшее картины, этюды, рисунки и эскизы, то это полотно можно назвать уникальным. Вдвойне удивительно, что Левитан этот образ и не писал. Изображение одинокой дамы в чёрном, идущей по золотым аллеям осеннего парка принадлежит кисти Николая Чехова!Больше подобных экспериментов художник не позволит проводить никому. Он пейзажист! И точка.

  

Отныне «пейзажи настроения», добавим часто весьма разного настроения живописца, будут выбраны им как единственный путь в искусстве. К счастью потомков, врождённый художественный вкус и приобретённое в борьбе с социальными условиями чувство меры ни разу не позволят Левитану опуститься до банальных дачных пейзажей и портретов барынь на пленэре.

 

Возможно, эта бескомпромиссная позиция и привлекла к Исааку Антона Павловича. Сразу после знакомства с семьёй Чеховых он стал желанным гостем в их доме. Здесь он встретил и первую любовь. В сестре писателя – Марии Павловне художник увидел идеал женщины и будущей спутницы. Но измученный нестабильностью доходов и неустроенностью своего быта, Левитан так и не решился сделать ей предложение.

   

 Во время общения с Марией написаны самые светлые его картины – «Берёзовая роща», «Первая зелень».

 

Но Чехов, как автор психологически точных портретов собственных вымышленных героев, не хуже разбирался и в душах родных людей. Он понял, что интерес Левитана к сестре больше дружеский, чем сердечный. Свадьба не состоялась. Сестра писателя так и не вышла замуж. Этот факт некоторые сегодняшние исследователи приписывают тому, что Мария Павловна все последующие годы не могла забыть Левитана.

Другие, напротив, считают, что отношения между ними весьма быстро переросли в приятельские, без душевных травм с обеих сторон. Да и вряд ли нам стоит глубоко вникать в истинные отношения двух незаурядных личностей.

Но жизнь всё же предоставляет художнику передышку. Получив заказ на изготовление декораций к частным постановкам богача и оригинала Саввы Мамонтова, Левитан обретает долгожданную финансовую независимость. Декорации к трём операм: «Жизнь за царя», «Снегурочка» и «Русалка» создаются в содружестве со знаменитым Виктором Васнецовым. Это не было банальной подработкой. Впервые в истории русского театра декорациям аплодировали отдельно!

 По завершении этого титанического труда пейзажист осуществляет свою давнюю мечту – уезжает в Крым. К архитектурному богатству Тавриды Левитан отнёсся равнодушно. Его манит только природа. Исаак Ильич пишет другой Крым, незнакомый многим. Ещё помнящие отпечатки сандалий римских легионеров камни – на картине «В Крымских горах». Завораживающие зрителя голубой и золотистый цвета на полотне «Берег моря. Крым». Всего Левитан привез из путешествия больше пятидесяти этюдов, покоривших даже зрителей, весьма далёких от искусства.

  

Художник начинал обретать всероссийскую известность. Исполняется и другая мечта живописца. Он впервые посещает берега Волги. И хотя его проницательный друг, Антон Павлович открыто предупреждал, что: «Левитану нельзя жить на Волге. Она кладет на душу мрачность…», Исаак его не послушал. Не может такого быть! Безбрежная сила, ширь, вековая красота царицы рек русских, и вдруг - мрак. Нет, она может стать только источником сильнейших художественных впечатлений! Но Чехов вновь оказывается прав.

 

Письма Левитана с Волги дышат тяжелой депрессией: «…она показалась мне настолько тоскливой и мертвой, что у меня заныло сердце». Река буквально подавила художника своей грандиозностью и размахом. Левитан кажется себе маленьким, ничтожным и никому не нужным среди этого молчаливого величия. Охваченный тоской, он спешит в Москву, к друзьям. Исаак Ильич ещё не знает, что скоро встретит любовь всей своей жизни.

Случайное дачное знакомство с Софьей Петровной Кувшинниковой приводит к изменению всех жизненных планов и устоев Левитана. Вихрем влетевшая в его жизнь, вернее, ворвавшаяся в неё на лошади, совершавшая верховую прогулку Софья, которую недолюбливавший её Чехов иронично называл «Сафо», именовала себя «жрицей душевного, умственного и художественного», не дожидаясь, пока за неё это сделают поклонники.

 

Дочь обеспеченного чиновника, выросшая без нужды, любила музыку, живопись, домашние спектакли, интеллектуальные компании. Пословам современников, она была: "талантлива, поэтична и изящна...". А именно этого много лет и не хватало бедному юноше из местечка. И хотя Софья Сафонова совершила, по мнению знакомых, мезальянс, выйдя замуж за небогатого полицейского врача Дмитрия Кувшинникова, он гордился своей супругой, её известным на весь город салоном, её образованием, красотой и артистизмом. Левитан был покорён!

  

Он не обращал внимания ни на то, что Софья, которая гораздо старше его, была замужней женщиной, ни на пересуды и осуждение окружающих. Художник впервые искренне счастлив. И в следующем, 1888 году он снова на Волге, теперь уже вместе с любимой женщиной. Божественная красота просторов победила первоначальную неприязнь, а моральная поддержка дорогого человека помогла преодолеть страх перед мощью природных сил.

Они много гуляют по окрестностям. Левитану впервые становится близка таинственная и простая русская старина. Впервые его интересует православие как тысячелетняя вера народа, среди которого он живёт. По просьбе художника старенький священник открывает ветхую, уже не действующую церковь, стоящую на берегу реки и специально для них служит обедню. Снова забегая вперед, отметим, что лучшая, по мнению самого Левитана, его картина – «Над вечным покоем», созданная в 1894 году изображает именно этот древний храм, стоящий на самом обрыве, высоко над Волгой.  Там, где была создана эта картина, сегодня стоит памятник художнику за работой.

 

 Позже он честно признавался ценителю живописи и коллекционеру, Павлу Третьякову: «В ней я весь, со всей своей психикой, со всем моим содержанием…». Это будет спустя несколько лет. А пока, стоя в скромной церквушке, мастер постигал земное одиночество человека без Бога и вечную неудовлетворённость таланта, не подкреплённого духовной основой.

Сохранились воспоминания Кувшинниковой об этом дне: «…он, вдруг волнуясь стал просить меня показывать, как и куда ставить свечи... И все время службы переживал охватившее его трепетное чувство…». Вернувшись, Левитан принимается за работу окрыленный, с новыми силами. Но и Софья даром времени не теряет. Она тоже пишет картины, не мешая своему гениальному другу.

Недавно открылась выставка, посвящённая только Софье Кувшинниковой и её  работам:

Коварная болезнь временно отступает от Левитана. Он хочет увидеть неизведанные места. Художник уезжает в путешествие по Европе. Теперь он может себе это позволить! Ему давно говорили, что стоит ехать в Италию, ведь только там можно стать истинным художником. Левитан искренне недоумевал: «Почему? Чем пальма лучше елки? Только в России может быть настоящий пейзажист».

Это высказывание художник подтвердил всей своей короткой жизнью и… новой поездкой. Конечно, в детстве он и не мечтал о таком! Франция, Италия, Швейцария. Средиземное море и Альпийские луга. Пейзажи фантастической красоты. Но Исаака неудержимо тянет домой, в Россию.

А за три года до смерти, последний раз будучи в Финляндии, которая тогда была провинцией Российской Империи, Левитан пишет не слишком характерное для него, но такое эпически грандиозное, взывающее к памяти предков, и достаточно мрачное полотно - «Остатки былого. Сумерки. Финляндия».

Не хочется думать, что глубокая внутренняя тоска и душевные терзания заставили живописца спроецировать на развалины древней крепости викингов свою разрушающуюся жизнь… Ведь именно в эти годы у него всё как раз складывалось неплохо. Всё, кроме здоровья.

Уже находясь дома, в 1891 году Исаак Ильич получает высшее признание в среде художников-профессионалов. Гениального пейзажиста приглашают в товарищество передвижников, куда входит цвет русского изобразительного искусства. И никакой «неклассный» диплом помешать этому уже не в силах.

Справедливость восторжествовала? В профессии – да. А всё остальное сложно по-прежнему. В этом же году верный друг Чехов, не в силах побороть собственной антипатии к Софье Петровне, и от души жалея её мужа, пишет знаменитую «Попрыгунью», где в роли благородного доктора, умершего ради спасения больного выводится образ Дмитрия Кувшинникова. История из рассказа в жизни сбудется с точностью до наоборот. Как? Узнаем чуть позже.

А пока Левитан сильно обижен на Антона Павловича, перестаёт с ним встречаться и даже планирует вызвать на дуэль. Эта ссора длилась больше года, друзья страдали, ведь их ощущение общности интересов и нравственного единения было впервые нарушено.

Но Исаак полон решимости защищать свою любовь, и вместе с Софьей проводит лето в чудной деревне под названием Затишье. Художник отдыхает душой и много пишет. Один из этюдов посвящен старой плотине на местной речке. Жители деревни охотно рассказывают «городским» легенду о девушке, утопившейся в омуте от несчастной любви. Старожилы упорно держались версии, что именно эту историю Пушкин использовал для сюжета «Русалки». Левитану вспоминается нелёгкая работа над декорациями этой оперы, и, чувствуя мистическую связь событий, он всё лето работает над пейзажем «У омута».

 

Но 1892 год отмечен не только затишьем, но и очередными унижениями. Приказом нового самодержца – Александра III, все без исключения лица «иудейского вероисповедания» должны покинуть Москву. И даже Левитан? Слава русской живописи, признанный лидер пейзажистов? „Нет исключений!" - заявляет пристав. Снова помогают друзья. К началу зимы Исаак Ильич возвращается в Москву. Но время даром не потеряно. Написана знаменитая «Владимирка». Известный всей России тракт, по которому каторжники шли в Сибирь.

 

Аналогия прямая. Монархическая пресса захлёбывается в критике: «Скучно, г-н Левитан»! Что ж, весёлого в империи оставалось всё меньше… Одна радость. Помирился с Антоном. Общие знакомые догадались свести двух неуступчивых гениев за одним столом.

Опять же, одни мемуаристы сегодня доказывают, что примирение было чисто формальным, и прошлая душевность уже не вернулась в их отношения. Другие, напротив, приводя воспоминания очевидцев, утверждают, что оба были очень рады этой якобы внезапной встрече!

В последний раз они увидятся накануне нового века, в 1899-м. Уже смертельно больной доктор Чехов будет слушать еле стучащее сердце великого художника и думать: «Ах, зачем ты болен? Тысячи праздных, гнусных людей пользуются великолепным здоровьем. Бессмыслица»! Увы.

Высший промысел не подвластен нашим желаниям… А ведь всё только начиналось. В 1897-м германское общество художников присваивает Левитану звание «академика живописи», которым крайне редко награждали русских художников. В 1898-м Исааку предлагают вести пейзажный класс в той самой школе, где он учился у великого Саврасова. Поздно господа! Стоящему на пороге Вечности ничего не нужно и ничего не страшно. 

Одну из последних выставок Левитана посещает следующий государь – Николай II. Небольшой знаток живописи, он довольно громко заметил, что: «…художник стал выставлять незаконченные работы»! На что находившийся здесь же Исаак Ильич спокойно возразил, что считает эти пейзажи вполне завершёнными! Последовавший скандал «о грубости величествам» его душу уже не затронул… Возьмём портрет самодержца, написанный другом нашего героя, Серовым. 

«…Я много выстрадал, многое постиг и многому научился во время моей болезни». Это одно из последних высказываний Левитана друзьям. Жизненный круг замыкался слишком быстро. И, увы, слишком рано. Лечение за границей не помогло. Дважды перенесённый тиф отнимает последние силы у его слабого сердца. Он не планировал собирать архив, тем более кого-то компрометирующий.

Ещё при жизни Исаака Ильича в огонь полетели фотографии, на которых он находился рядом с Кувшинниковой. «…Только картины не трогайте, слишком много на них ушло!» - смог произнести художник перед кончиной. Их и не тронули. Полотна слабого здоровьем, но сильного духом еврейского юноши стали гордостью России.

И его уход в Вечность на рубеже веков стал знаком о грядущих тяжелых испытаниях, ждущих нашу общую, без разделения на национальности, культуру… После прощания с художником, похороненным на старинном еврейском кладбище, его близкие нашли в столе Исаака огромную пачку писем. И маленькую записку, в которой он завещал сжечь абсолютно всё.

Этим всем были письма Серова, Поленова, Нестерова, Чехова. Завещание было исполнено. Теперь личная переписка Левитана оставалась лишь у Софьи Кувшинниковой. Несколько лет спустя Софья Петровна передала признания влюбленного художника издателям. Только ли из желания доказать богеме, что именно она сыграла определяющую роль в жизни творца? Вряд ли. Её внутренний мир был более сложен.

И ради справедливости нельзя не вспомнить, что Софья Кувшинникова простилась с этим светом не как избалованная жизнью «попрыгунья». Она ушла достойно, подав пример самоотверженности и истинной христианской любви многим и многим! В 1907 году, уже после смерти двух гениев, любившего и не любившего её, Софья по доброте душевной ухаживала за одинокой художницей, больной тифом, заразилась от нее и скончалась. Где ее могила – установить не удалось.Зато в Плёсе, где два этих неординарных человека провели самые счастливые дни, появилась волшебная скамейка для отдыха. Она называется "Дачница", но все ведь знают, кому она посвящена, так?

 А на могиле Исаака Ильича в 1902-м появился памятник, установленный его старшим братом. Но его захоронение было потревожено в 1941-м году, когда в обстановке сгущающихся туч Второй Мировой, советское правительство нашло время и ресурсы для перенесения праха великого художника на центральное, Новодевичье кладбище, где он и покоится по сегодняшний день, недалеко от последнего пристанища друзей – Антона Чехова и Михаила Нестерова. Посетите этот погост и поклонитесь уникальным талантам земли русской