Ленин всегда живой

«Расстреляют на месте, одного из десяти», «Расстрелять и вывезти сотни проституток, спаивающих солдат, бывших офицеров и т.п.», «Расстреливайте на месте беспощадно», «Повесить (непременно повесить, дабы народ видел) не меньше 100 заведомых кулаков»...

Любой из этих приказов обрекал дело жизни этого человека на поражение, а его самого вычеркивал из числа почитаемых потомками. И никакие ссылки на «смягчающие обстоятельства», вроде того, что «время было такое» и «иначе бы ничего не получилось», здесь не работают. Да, «иначе ничего не получилось бы», но «то, что получилось» не могло оправдать пролитой крови и было изначально обречено утонуть в этой крови.

Но в 90-ю годовщину смерти Ленина хочется сказать не только об этом. Потому что не только злодействами красного террора вошел он в историю.

Это был мощный ум – и теоретический, но больше все же практический. Его вклад в историю философии заключался в доведении наивного материализма до логического предела и открытии, хотя и не для самого себя, но для потомков ограниченности и тупиковости наивного материализма. То же самое можно сказать и в отношении диалектики. Ленин преданно служил своим философским богам, но эта служба не пошла богам на пользу: больше любого противника он сделал для их ниспровержения.

Практическое ленинское наследие более позитивно: учение о партии, ее создании и ее роли в социалистическом государстве остается интересным и сегодня. Еще более интересны уроки успехов ленинского плана и особенно – причин его поражения. В самом деле, за 30-40 лет после смерти Ленина Россия, переименованная им в СССР, преобразилась радикально, и прежде всего радикально изменились люди. И изменились к лучшему. «Культурная революция» в самом деле оказалась настоящей революцией. Но вместе с этим преображением в тело народа были внедрены и очаги болезни, переболеть которой мы не можем до сих пор. Как и почему так вышло – понять это нам жизненно нужно, хотя пока мы от этого понимания далеки.

Но самое интересное в прервавшейся 90 лет назад жизни было то, что Ленин, может быть, первым в нашей истории попытался превратить мечту в цель, мечтания – в работу.

Мечта о счастливом обществе всегда жила в душе народа – коллективном сверхсознательном. Она и формировала (и формирует сегодня) архетип идеи народа – своего рода программу народной жизни. Даже сегодня, в состоянии глубокой депрессии она продолжает жить и искать пути реализации. А 100-150 лет назад ею, этой мечтой была напитана вся русская жизнь. Люди самых разных убеждений – от социалистов до славянофилов, от религиозных философов до марксистов – говорили и думали об одном.

Но разговоры не переходили в действие. Слишком многим была видна казавшаяся непреодолимой пропасть между далеко не светлыми российскими реалиями и светлой мечтой. «Это прекрасно, но это невозможно» – так, очень здраво рассуждали трезвомыслящие политические мыслители.

Ленин отринул эту трезвую мысль. Не захотел трезвомыслия. Захотел невозможного. И именно этой попыткой взлететь, когда все вокруг только мечтали о Небе, он остается в истории.

Трезвомыслящие были правы – взлететь было нельзя. Наши души были, да и сегодня остаются «тяжелее воздуха» – грубее того состояния, в котором душа обретает способность к полету. Но хотя взлететь сто лет назад нам было и невозможно, но оказалось возможным прыгнуть, и прыгнуть высоко – на совершенно новую ступени развития.

Надо ли было нам прыгать, платя такую цену? Или не надо? Всё это вопросы не слишком осмысленные. Тот шест, с которым мы прыгнули, не мог не дать нам по голове, да еще и с такой силой, что наш мозг уже четверть века не перестает сотрясаться. Но важно другое. Важно – что опыт неудачной попытки взлететь заставляет нас сегодня искать более совершенные летательные средства.

А Ленин? Что ж – Ленин?  Человек, написавший «Под видом „зелёных“ (мы потом на них свалим) пройдём на 10—20 вёрст и перевешаем кулаков, попов, помещиков. Премия: 100 000 р. за повешенного» сам выбрал свою посмертную судьбу.