Из России уехал только один (Правнучка знаменитого графа и мецената — о судьбах Шереметевых).

Из России уехал только один (Правнучка знаменитого графа и мецената — о судьбах Шереметевых).
http://www.zbulvar.ru/?c=article&id=485505

Евдокия Васильевна Шереметева — художник, продолжатель творческой династии. Живет в Москве, с мужем Степаном Германовичем воспитывают трех дочерей: Прасковью, Анастасию и Василису.

После революции Шереметевы остались в России, чудом уцелели и продолжили служить Отечеству. О том, как сложилась судьба наследников славного рода, рассказала художница Евдокия Васильевна Шереметева, правнучка выдающегося историка, государственного деятеля и мецената графа Сергея Дмитриевича Шереметева.

По завету прадеда

Когда началась Первая мировая война, граф Сергей Шереметев велел забрать деньги семьи из немецких банков и перевести в один из российских. А после Октябрьского переворота сказал детям: «Если государь со своей семьёй остался в России, то мы как его подданные должны остаться со своим народом, что бы нас ни ждало!» Его не стало в 1918-м, а родину покинул только один из сыновей. Остальные дети сполна испили чашу «красного террора». Борис умер в лагерях, у Марии и Анны расстреляли мужей.

— Моего деда, Павла Сергеевича, арестовывали четыре раза! — рассказывает Евдокия Васильевна. — Ему уже было под 50, когда чекисты «записали» его в некий «союз монархической молодёжи»! Но каждый раз за него заступались видные деятели: нарком просвещения Луначарский, соратники Ленина Бонч-Бруевич и Енукидзе. Павел Сергеевич, как и его отец, был замечательным историком-бытовиком, и его знания оказались бесценны. В 1924-м его освободили и выдали пропуск в Кремль, где во время боёв с юнкерами всё перевернули вверх дном: только Павел Сергеевич мог воссоздать интерьеры, навести порядок в уникальных собраниях. Последний арест в 1926 году закончился освобождением для него благодаря грядущему юбилею со дня гибели Пушкина, который власти собирались отметить с особым размахом. Именно тогда было решено создать музей поэта на Волхонке, а Павел Сергеевич считался непревзойденным специалистом по всему, что касалось биографии классика. По матери он был потомком близкого друга Пушкина поэта Петра Вяземского, а его отец, купив усадьбу Вяземских Остафьево, ещё в 1898 году создал там первый музей поэта.

В 1920-х годах Павел Шереметев жил в своей бывшей усадьбе Остафьево и как мог пытался сохранить уникальный музей, проводил экскурсии. Одно время он был там даже и.о. заведующего, но потом его оставили простым смотрителем. Много сделал Павел Сергеевич и для создания музеев в усадьбах Останкино и Кусково, составил первый путеводитель по усадьбе Останкино. Кстати, фактически музеями они стали ещё при Шереметевых — в отсутствие хозяев их разрешали посещать всем желающим при условии, что они будут трезвы и опрятно одеты.

— В Остафьеве жилось тяжело, — рассказывает Евдокия Васильевна.

— Однажды от голода Павел Сергеевич пошёл стрелять ворон, а когда об этом узнали местные крестьяне, на крыльце барского дома то и дело стали появляться продукты.

В 1929-м музей закрыли, а экспонаты распределили по 18 музеям! Луначарский выхлопотал для деда комнату в Новодевичьем монастыре, отданном под жильё. Но комната там оказалась «слишком хорошей». Услышав пересуды соседей о том, что «какому-то графу дали хоромы», Павел Сергеевич заявил на собрании жильцов: «Дайте мне такую комнату, чтобы никто не завидовал!» Так наша семья оказалась в Напрудной башне, где прожила до 50-х годов. Комната без всяких удобств отапливалась буржуйкой, потолки — восемь метров, зимой в чайнике замерзала вода. Но самое страшное — оказалось, что отхожее место на улице построено из... больших икон! Дырку для клозета сделали на месте лика Спасителя... Павел Сергеевич с близкими тайком вытащил осквернённые образа и заменил обычными досками. Соседи, конечно, узнали, но никто не донёс.

Хранитель Рембрандта

Супругой Павла Шереметева стала Прасковья Васильевна Оболенская. В монастырской башне у них вырос единственный сын Василий. Он стал художником, после школы поступил в высшие художественно-технические мастерские (ВХУТЕМАС), а когда началась война, добровольцем ушёл на фронт.

— Отец так боялся, что его не возьмут из-за «непролетарского» происхождения, что написал в книжке красноармейца: «родителей нет». На фронте он получил две тяжелейшие контузии, два года провёл в плену, бежал и после побега — вот судьба! — вышел в расположение родной части. Родители его не дождались, и Василик, как его звали домашние, вернулся в опустевшую башню, к бесценным архивам и семейным реликвиям. Он, как и отец, никогда не отказывал в помощи музеям, давал уникальные вещи на выставки (а их часто не возвращали). Много лет он хранил родовое сокровище — картину Рембрандта «Христос у Марфы и Марии». Наконец решил с ней расстаться, но в случае продажи деньги хотел поделить между всеми многочисленными родственниками! В Министерстве культуры шедевр оценили в смехотворную сумму, и тогда отец подарил картину Музею изобразительных искусств имени Пушкина.

Дом наш был открыт для всех. Телефона не было, и отец, открывая дверь, никогда не спрашивал, кто там. Один визит я запомнила на всю жизнь. Через много лет после войны к нам пришёл знакомый художник и говорит: «Помнишь, Вася, как в 49-м году тебя избили и в квартире всё перевернули? Так это я им сказал, что у тебя золото есть». Отец тогда четыре дня лежал без памяти, а золота, конечно, никакого не было. Художник через месяц после признания умер: он знал, что у него рак, и приходил покаяться. Отец был добрейшим человеком, они с мамой, вырастив дочь, ещё нескольким людям помогли встать на ноги.

Юрий СТАРОДУБОВ