Вечный кайф

Жил был один божок – не тот, что Великий и Единый, а так… – местечковый, «обыкновенный». И цель у него была тоже обыкновенная – вечный кайф. Стремился он к ней не всегда.

Изначально, как это водится с божками, он был чист, невинен и просветлен, но по наивности, как это принято у изначально просветленных сущностей, вкусил от яблока двойственности, и отведал кайфа.

Первые мгновения кайф был всеохватывающим, словно бездонная, подающая беспредельные надежды пропасть, но быстро прошел. И наступила жажда.

Изначальную наивную просветленность божка затмило весьма оригинальное новообразование с условным названием «я-1», ставшее субъектом потребления, своеобразным вкушающим «клиентом». Иначе кайф, без «я-1», будучи непобедимо приятным, но никем не востребованным, не имел никакого смысла.

И вот, как только появился «я-1», способный вкусить от тела двойственности приятного кайфа, божок сразу понял, чего хочет! Кайф, он и есть – кайф, чтобы быть желанным. Но вот незадача, сразу выяснилось, что наслаждение, извлекаемое из тела двойственности по природе своей не может быть вечным и непрерывным.

Но божок, обретя «я-1», в качестве бонуса получил несколько, прилагающихся к нему сверхспособностей. В частности, среди них были такие как: самообольщение, самообман,рационализация, наведение проекций и пр. И тогда наш кумир, наш злободневный фетиш быстро сообразил, что нужно делать. Ему на ум пришла на редкость хитроумная выдумка! Он решил себя разделить…

Божок понял, что может попросту лишить себя памяти на те мгновения, когда кайф перемежается болью одним весьма многосложно-каверзным приемом. Он сотворил «смертного» – поддельную виртуальную сущность, чтобы свалить на нее всю ответственность за самые неприглядные оттенки собственного бытия, ставшего в эти мгновения окончательно непросветленным.

Наш кумир надеялся, что его хитроумный прием сработает, и смертный высосет всю боль из тела двойственности, оставив весь кайф нашему ненасытному идолу. И первое время, казавшее божку кратким, словно сон, а смертному вечным, словно жизнь, казалось, это прием сработал.

Божок наслаждался непрерывным кайфом, а смертный расхлебывал болезненный осадок – грубые слои тела двойственности.

Смертный не понимал, почему так происходит. Он все принимал за чистую монету. Жизнь была поделена на равномерные черные и белые полосы, аккуратно наложенные на грубый хаос его вращений в пространстве.

Смертный ощущал плохо пережеванные божком оттенки кайфа, которые всегда чередовались тупой и острой болью, а подспудно стремился к вечному и непрерывному кайфу. И т.к. по натуре своей он был ленив, стремление не было усердным, а было безынициативным и праздным. Так было задумано, чтобы разделение сохранялось.

И вот, в этой своей апатичной праздности, смертный, как это часто бывало, брел по жизни, механически предаваясь раздумьям о себе и о качествах пространства нахальным образом его окружавшего. Он совершенно безрезультатно посвящал таким туманным размышлениям много времени. Казалось, это длится целую вечность, и ничто не предвещает смены декораций.

Но однажды количество намотанных его умом оборотов по лабиринту таких соображений, повергло нашего ленивого преходящего смертного в умозрительный тупик. И пребывая в этом тупике, он впервые, словно взглянув из трехмерного пространства на привычное двухмерное, заметил, что тот самый кайф, которого он жаждет, содержится в его впечатлениях, получаемых в ходе непрерывного потребления тела двойственности.

Это было так, словно до этого мгновения наш томящийся герой и вовсе не видел, что с ним происходит, словно впечатления затуманили его рассудок подобно дьявольскому зелью. Он просто бесконечно страдал и наслаждался, принимая потребление тела двойственности как должное. Но в этот момент он увидел, что происходит на самом деле…

Смертный понял, что он – и есть божок… хитроумным способом сумевший подставить самого себя. Божок понял, что сбрасывать ответственность с себя больше попросту не на кого. Все те неприглядные переживания, которые он приписывал смертному, были его собственными.

И тогда божок осознал, что ИМОВАТОР, делавший его «я» двоедушно двуликим должен быть разрушен, потому что единственный способ прекратить метания от кайфа к боли, – стать единым и в этом единстве себя таковым принять.