М. Кантор Общее дело

      Общее дело

Максим Кантор


В феврале 1945 года был уничтожен город Дрезден. Оценки количества убитых разнятся в зависимости от идеологических установок: от 25 тыс. до 450 тыс. Принятая цифра — 135 тыс. человек.


Налетов было три, с промежутком в 10 часов: едва уцелевшие выходили из укрытий, чтобы оказать помощь раненым, как бомбардировка возобновлялась. Данная тактика позволила убить максимальное количество людей. Опыт, накопленный во время уничтожения Гамбурга, Дармштадта и Касселя, научил командиров ВВС — летчики сбрасывали зажигательные бомбы так, чтобы создать огненный ураган. Население сожгли.

Случилось это за три месяца до окончания войны, и удар был нанесен не по армии противника и не по военным заводам, это не было стратегической бомбардировкой. Как было сказано в меморандуме, зачитанном летчикам перед вылетом, «целью атаки является нанести удар противнику там, где он почувствует его сильнее всего, позади частично рухнувшего фронта, и заодно показать русским, когда они прибудут в город, на что способны Королевские ВВС».

Иными словами, данная бомбардировка являлась террористическим актом. (выделено мной - А.В.)

Всякий террористический акт рассматривает жертвы (убитых детей, например) как эффективное средство внушения. Цель террориста не конкретный ребенок, но уничтожение общественного сознания. Ни летчики королевских ВВС, ни террористы, взрывающие автобусы и вокзалы, не испытывают конкретной неприязни к детям, которых убивают. Начальство указывает террористам мишень, исходя из основной посылки: требуется уничтожить идею общества, следует убивать гражданское население, для того чтобы идея общества оказалась дискредитирована. Общество существует для того, чтобы защищать стариков и воспитывать детей — а если опеки граждан нет, то это не общество. Воровская малина, банда, промышленная корпорация — но только не общество. У общества на первом месте не прогресс, не прибыль, не личная свобода индивида, но защита старых и малых — ради этого граждане собираются в коллектив и создают законы общежития. И если общество не может защитить своих детей, то зачем такое общество? И террорист убивает детей, чтобы показать: общества нет. Общество должно рассыпаться, раз не может защитить своих граждан.


Бомбардировка Дрездена фиксировала политическую цель — уничтожение немецкого общества. В тот раз общество не пожелало своего уничтожения. Были разрушены все здания; было убито столько людей, что казалось невозможным остановить эпидемии, — город был обречен, но выстоял. В то время уже не действовали армейские приказы, партийная идеология и государственные законы. Но сохранился принцип общежития, выстраивающий коллектив из единиц. Хочешь выжить — сохрани жизнь другого.
Выжившие хоронили трупы и переносили раненых, согревали детей, делились едой и одеждой. На пепелище заново создали общество — вопреки НСДАП, вопреки войне, вопреки логике отдельного спасения, вопреки терроризму. Выживает только сплоченное общество — и эти люди, которых планомерно убивали, выжили.


Было бы странно приводить как положительный пример коллектив горожан в нацистской Германии: люди, жившие при бесчеловечном режиме, не являют лучший образец сознательности. Но данный случай знаменателен тем, что было уничтожено всё: государство развалено, идеология сдохла, национальная идея опорочена — но осталась нечто еще более важное, связывающее людей, то, что важнее государства и идеологии. Это общественное, коллективное сознание лишь по видимости принадлежит сфере деятельности идеологии или государственной машины — оно глубже спрятано, оно принадлежит к сущностным ценностям.

И тирании, и рынок, и терроризм только делают вид, что им мешает государство и идеология, — им, в действительности, мешает именно общество.


Случись такая бомбардировка в городе с торжествующими рыночными отношениями, там, где за ваучер взрывали, а за некорректное соблюдение кредитного финансирования расстреливали в подъездах, — сгорели бы все до единого.
Случись такая беда там, где общество что ни день разваливают на составные части, там где корпоративный интерес превышает общественный, — сгорели бы все.


Во время кораблекрушения, на войне, на пожаре, во время любой катастрофы — выживают только вместе; преодолеть беду можно только тогда, когда интерес другого есть твой собственный интерес; это и есть мораль общества. Но когда постоянно внушают, что личная состоятельность превыше общественного интереса — вот тогда не выжить никому. Если на пожаре культивировать рыночные отношения в вопросах обеспечения водой — общество сгорит. Если на тонущем корабле внедрить спортивные соревнования за обладание шлюпкой — общество потонет. И если во время мирового кризиса, а также в условиях идеологического  кризиса всей демократической системы насаждать разногласия в обществе, то терроризм победит.


Мы все находимся в горящем городе, и если кто-то думает, что дела обстоят недурно, коль скоро на его яхте пожара нет, то этот человек — болван.

И если кто-то убежден, что приоритетной ценностью является борьба за личную состоятельность в условиях общей катастрофы, этот человек — аморален. Личная свобода существует только тогда и только в той мере, в какой деятельность человека направлена на защиту себе подобных, а иной свободы в пределах морали нет и никогда не будет.


В России, которую жадность рвет в лоскуты, которую душат мелкие амбиции ничтожеств, которая судорожно ищет национальную идею, способную сплотить, данная идея существует давно. В разные времена эту идею выражали разными словами люди разных идеологических взглядов: и апостол Павел, и Достоевский, и Маяковский.
Это принцип «несть ни эллина ни иудея, но всё и везде Христос», по словам апостола; это принцип всепричастности, солидарности с другими, которое Достоевский называл чувством «всечеловека»; это то единение ближнего и дальнего, о котором мечтал Маяковский, «чтобы в мире без Россий, без Латвий жить единым человечьим общежитьем».


Россия есть уникальное общинное образование — этим сильна, в этом ее единственная надежда и сила. Россия — настолько огромная, активно живущая территория, что давно выработала собственный принцип выживания — ошибочно думать, что принцип выживания страны заключен в давлении государства; нет, прежде всего это принцип «общего дела», выражаясь словами великого русского мыслителя Федорова.
Этим общим делом является создание морального общества, то есть умение делиться и защищать товарища — вопреки кризису, закону корпоративной наживы и даже войне. Единение может состояться лишь вопреки рыночной выгоде, долг христианина существует вопреки соревнованию, только солидарностью создается общество. Речь идет не об идеологии «открытого общества». Теперь мы знаем: когда общество распахивается широко, из него выпадают люди.


Подобно тому как нет двух типов морали, так не существует «открытых» и «закрытых» обществ — это идеологическая ловушка. И мораль, и общество — понятия сопряженные: невозможно изменить одно, не уничтожив другое. В эти тревожные дни надо думать о том, что выживает только сплоченный коллектив, а также о том, что личная независимость состоит в защите соседа.

http://izvestia.ru/news/563524