Горькая судьба украинской Елены Прекрасной

И только одну пленницу Богдан никому бы не отдал – Елену Чаплинскую, ставшую законной женой его врага. Иосиф Ролле так обрисовывает все случившееся с этим «трофеем»: «Где она пребывала во время кровавой борьбы, что случилось с ее неудачником-мужем – трудно сказать. В мае 1648 года в Чигирине уже не было польского гарнизона, поскольку сюда отправили польских пленных. Сомнительно, чтобы Чаплинский в таких условиях и далее оставался при исполнении должности. По словам Величко, Хмельницкий после битвы при Желтых Водах послал к Чигирину 150 верных и опытных казаков и поручил им задержать Чаплинского. Поручение было выполнено, как положено, и через два дня подстароста предстал перед гетманом, который велел казнить его, а тело в знак презрения закопать далеко за обозом. Впрочем, если это было именно так, то как объяснить настойчивые требования гетмана к Речи Посполитой о выдаче ему того же Чаплинского, которые он выдвигал на протяжении всего последующего года? Не только письменно, но и лично просил Хмельницкий об этом Киселя как комиссара Речи Посполитой; конечно, Кисель отпирался бы, если бы Чаплинский уже был казнен. Между тем Хмельницкому важно было убрать с пути подстаросту хотя бы потому, что тот был женат на женщине, которую гетман взял себе в жены. Не подлежит сомнению, что Чаплинский сумел заблаговременно спрятаться; возможно, он наткнулся при этом на казачий отряд и погиб, а жена его попала в плен и в Чигирине ждала решения своей судьбы».

Решилась она оригинальнейшим образом. Среди авантюристов, болтавшихся по Украине в это время, числился и один подозрительный патриарх-самозванец, приставший к войску Хмельницкого. Не чуждый наклонности творить чудеса «святой человек» отпустил пьяному гетману грехи без исповеди, ибо тот просто физически не мог ворочать языком, благословил и тут же за тысячу злотых и шесть лошадей заочно (!) обвенчал Богдана с Чаплинской. По-видимому, сделка патриарху так понравилась, что уже совершенно бесплатно он дал отпущение грехов еще и Чаплинской, а также «благословение на брак, три самозапальные свечки, молоко Пресвятой девы и миску лимонов». История кажется совершенно невероятной. Но ее подтверждает сам Хмельницкий в письме Киселю.

Рядовые казаки старались не отстать от предприимчивого вождя. Как пишет Самовидец, по всей Украине «жены шляхестские стали женами казацкими». Таким образом, не решив вопрос с независимостью, окончательно решили вопрос половой. Хотя, впрочем, и страшной ценой. Как риторически сетует тот же Самовидец: «Кто сможет сосчитать неизлечимый убыток в людях, что орды позабирали, а имущество казаки побрали, ибо в то время не было милосердия между народом человеческим». Иногда дело доходило до смешного. Мещане гибли просто за подбритый на польский манер затылок – любая мелочь могла стать поводом для расправы.

Не избежала ее и пани Чаплинская. В окружении гетмана у нее появился неожиданный враг – старший сын Богдана Тимош. Вернувшись из Крыма, где он оставался у хана в заложниках, тринадцатилетний мальчишка попал в Чигирин как раз к заочной женитьбе отца. Его она явно не обрадовала. Монах, посланец весельчака-патриарха, привезший в Чигирин отпущение грехов, стал первой жертвой склонного к садизму Хмельницкого-младшего. Тимош сначала напоил гостя горелкой, а когда тот заснул, поджег ему бороду. Гетманша, чтобы вознаградить посланца за убыток, подарила ему 50 талеров.

В популярной кинопродукции 30–40-х годов причиной падения Чаплинской изображалось государственная измена. Фантазия сценаристов порождала на свет мифического иезуита-отравителя, подсовывающего гетманше что-то вроде крысиного яда для Богдана. Гетманша, втайне якобы сочувствующая Польше, зелье брала. Но ее разоблачали и куда-то уводили.

Великая эпоха не хотела признать, что вербовать Елену не имело смысла. Всю войну Чаплинская просидела в глубоком тылу – в Чигирине. А боевые действия шли на Правобережье. Там находилась и казацкая армия. Любой перебежчик рассказал бы полякам больше, чем гетманша. А главное – быстрее. Не могла она с расстояния почти в тысячу верст и травонуть гетмана – технически это было невозможно. Если бы поляки хотели его отправить на тот свет именно этим способом, то можно было бы действовать проще. Например, после заключения перемирия 1651 года Хмельницкий целый день пропьянствовал в коронном войске с польскими гетманами. Наука о медленнодействующих ядах пребывала в самом расцвете. Ничего не стоило его потихоньку травонуть и ждать, пока Богдан не протянет ноги по возвращении в казачий лагерь – скажем, недельки через две. Никто бы и слова не сказал.

Причиной же казни Чаплинской стала банальнейшая супружеская измена. В Чигирине было скучно. Хмельницкий все время где-то шлялся с казаками, а среди челяди обнаружился молодой часовой мастер, привезенный гетманом после удачного набега на Львов и возвышенный до должности хранителя домашней казны. На нем и остановила свой выбор ядреная бабенка, полная жизненных сил, искавших немедленного выхода. Сначала этому не придали внимания. Но хитрый Тимош следил за мачехой – возможно, еще и потому, что сам втайне был в нее влюблен, но получил отлуп. Следил и до поры молчал. Ему нужны были вещественные доказательства. В начале 1651 года гетман ушел в поход на Бар. Средств на войну оказалось недостаточно, и чтобы прокормить войско, Хмельницкий вынужден был залезть в личные сбережения. За деньгами он послал Тимоша. В одной из бочек с золотом выявилась недостача. Началось следствие, которое проводил лично гетманский сын.

Под пытками несчастный часовщик сознался в краже и выдал Чаплинскую как сообщницу. По его словам, вместе они собирались бежать в Польшу. Хмельницкий был в сложной ситуации. Казнить? Жалко – вроде, не чужой человек. Простить? Всякая сволочь будет лазить в казну – никакой стражи не напасешься. Чего стесняться, если гетман – гуманист… Победила государственная необходимость. Скрепя сердце, а, может, не скрепя, Богдан выбрал первое. Весной 1651 года, в пору, когда раскрываются друг другу любящие сердца, «жалостливую к невинно страждущим Эсфирь», как называл некогда Чаплинскую Богдан, повесили прямо на воротах хутора Суботова. Рядом поцепили еще шестерых.

Весть о казни пришла в армию как раз накануне битвы под Берестечком. Сам король сообщил ее своим офицерам во время ужина, что дало повод к бесчисленным насмешкам над Богданом в лагере поляков. Хмельницкого охватила жестокая тоска. «Чаплинский, если был жив, мог удовлетворенно вздохнуть, – пишет Иосиф Ролле, – Он поквитался с гетманом».

Ибо даже в мести нельзя преступать некоего эстетического предела, после которого обиженный из восстановителя справедливости превращается в обыкновенного палача.