ВЫМЫШЛЕННОЕ ЦАРСТВО

 «Да все товар ихъ гундустанской, да сьестное все овощь, а на Рускую землю товару нѣт. А все черные люди, а все злодѣи, а жонки все бляди, да вѣди, да тати, да ложь, да зелие, осподарев морят зелиемъ».   

Афанасий Никитин. 

География — это пространство воображаемого. То, что не нанесено на карту, не существует. То, что переименовано, меняет и смысл. Сменить имя — надежный способ подменить сущность. Я в очередной раз вспомнил об этом сегодня, когда, чтобы уточнить «евразийскую интерпретацию» битвы на Калке, открыл книгу Л.Н. Гумилева «От Руси до России».

— Папа, а почему написано "От Руси до России"? В чем разница? — спросила меня дочь, зашедшая обсудить новости кулинарного раздела журнала «Хеллоу Китти».

— По-моему — ни в чем. Ну, а тут дядя хочет сказать, что вот была Русь при князе Владимире, а сейчас Россия.

— Ну, это как-то неправильно! Мы же не меняем название как на Англию. И раньше можно сказать Россия и сейчас можно сказать Русь! Не надо так противопоставлять.

Устами младенцев не всегда глаголет истина, но всегда — здравый смысл и неприятие пропагандистских конвенций. Противопоставление Руси и России, с одинаковым энтузиазмом предпринимаемое и евразийцами, и украинскими русофобами, и составителями новой «единой школьной программы по истории», — противоречат элементарному детскому здравому смыслу и чувству языка.

Россия это Русь и другой России не было, нет, и нам не надо.

Зато, с тем же напором, с каким Русь вымарывают из России, нас пытаются упаковать в просторный гроб «Евразии». Если почитать евразийских пропагандистов, то можно решить, что с Батыевым нашествием Русь вступила ни больше ни меньше как в «евразийское братство народов», соединённое единой властью, единым порядком и общей судьбой. Когда достопочтенный о. Всеволод Чаплин говорит про «историческую общность народов, которая создавалась веками и продолжает служить объединяющим элементом» для русских и обитателей Средней Азии и Азербайджана и исключает введение виз, которых требует уже 80% опрошенных социологами (то есть, в проекции, поголовно все русские), он явно отсылает нас не к антиработорговческим колониальным операциям генералов Черняева, Кауфмана и Скобелева. Эти операции имели место менее 150 лет назад, и привели к цепи антирусских восстаний и расправ над русскими переселенцами, подавленных лишь сталинской властью в 1930-е годы (под видом якобы лишь «антисоветского» басмаческого движения). Нет, говоря о некоей «вековой общности», нас отсылают именно к монгольскому мифу евразийства.

Я уже начал цикл очерков «Без Орды»  (http://vz.ru/opinions/2013/10/9/654085.html) об историческом аспекте этого мифа. Но стоит поговорить и о дисциплине, именуемой «гуманитарной географией», то есть воображении и символическом изображении пространства. Нас зомбируют словами «Евразия, евразийский, евразийство» в надежде на то, что вымышленное пространство превратится в воображаемое сообщество. На днях мне прислали роскошно изданный глянцевый журнал, где печатается немало моих некогда единомышленников и коллег, пишущих весьма дельные вещи. Но частота употребления слова «Евразия» на единицу площади просто комична. «Евразийскому союзу евразийскую статистику», — как вам? Надеюсь, что хотя бы до «12 половых заповедей евразийского пролетариата» дело, всё же, не дойдет. 

Картография здесь играет с нами злую шутку. Когда смотришь на карты (http://www.prolegomenes.com/img/mongol_empire.jpg) в атласах и книгах, где обведены жирной чертой и окрашены одним цветом Монголия, Китай, Средняя Азия, Казахстан, Иран, Ирак, Закавказье, Половецкая степь, Поволжье, а иногда и лесная Русь, то невольно воображаешь себе безграничную империю и возникает чувство общности с её обитателями, хотя бы в осознании некогда общей беды. А к создателям столь грандиозной империи испытываешь как минимум почтение. Чингисхан — это звучит гордо.

Но, увы, для исторических фантазеров, необходимо внести в эту картинку некоторые поправки.

Во-первых, никакой «мировой империи» Чингисхан не создавал. Будучи выдающимся военным организатором (мы еще поговорим о том, каковы были его достижения по этой части), он объединил все племена Монголии, догнал бежавших от него соперников в степях Казахстана, завоевал одно цивилизованное мусульманское государство на территории Средней Азии – Хорезм, сровняв с землей города и вырезав массу населения, и начал (но к моменту смерти не успел закончить) завоевание двух государств в северном Китае — империи Цзинь, где чжурчжени властвовали над китайцами, и государства тангутов Си Ся. Империя самого Чингисхана была по размерам меньше даже древнего Тюркского каганата.

Называть Чингисхана «покорителем вселенной» так же нелепо, как считать Филиппа Македонского «завоевателем Персии и Индии». Он создал военную организацию, которая могла покорить Персию, но осуществил это уже другой человек — его сын Александр. Точно так же Империю монголов, под покровительством пьяницы-дядюшки Угэдея, создавало поколение внуков Чингисхана — Бату, Берке, Гуюк, Мункэ, Хулагу, Хубилай, Ариг-Буга. У каждого из них в семейном наследстве была своя доля, свой «улус» и они заботились, прежде всего, о его расширении, а силы остальной империи, по решению семейного совета — курултая, направлялись (или не направлялись) им на помощь.

Уже кааны Гуюк и Мункэ из поколения «внуков» могли править своими двоюродными братьями не безоговорочно (Мункэ и вовсе был ставленником и марионеткой клана потомков Джучи – Батыя и Берке). На последний год жизни Мункэ,1259 год, пришлось максимальное расширение внешне ещё единой империи — в походе на Ближний Восток Хулагу взял Багдад, монголам подчинялись Иран, Средняя Азия, Северный Китай, Половецкая степь и на поклон в Карокорум ездили русские князья. Но уже в 1260 году началась война братьев Мункэ — Хубилая и Ариг-Буги. Первого поддержал властитель Востока Хулагу, второго — властитель будущей Золотой Орды Берке — и в 1262 году они начали кровавую войну между собой. Между двумя группами чингисидов метались недолговечные правители улуса Чагатая — Средней Азии, но чем дальше, тем больше их политику определяла враждебность с Золотой Ордой. Лишь в 1267 году, уже после раскола Империи, Хубилай начал завоевание Южного Китая.

Когда в 1304 году между всеми чингисидами установился непрочный мир, никакой Империи уже не было. Была федерация нескольких империй, которых роднили лишь общий предок правителей, Чингисхан,  и всё более истончавшийся слой завоевателей — монголов. Старшей признавалась империя Юань, охватывавшая Китай и Монголию — китайцы уничтожили её в 1368 году. В Иране, Закавказье и Ираке существовало государство потомков Хубилая — ильханов, окончательно распавшееся к 1353 году. Власть потомков Чингиса в среднеазиатском улусе Чагатая все больше вырождалась, пока в 1370 году не перешла в руки ни разу не чингисида — железного хромца, Тимура.

Золотая Орда начала распадаться в то же самое время (всем чингисовским империям суждено было погибнуть единовременно) —  в Орде началась «великая замятня» 1359-1380 годов. Но её жизнь продлили еще на сто лет  два парадоксальных обстоятельства. Во-первых, Золотая Орда не была построена как государство на месте покорённых цивилизованных народов. Батыю хватило сообразительности не учреждать свою ставку в Киеве и не объявлять себя Великим Князем Киевским Борисом Георгиевичем (как вполне можно было переименовать Батыя Джучиевича). Орда осталась до конца своей истории внешним по отношению к оседлым народам образованием, паразитом на теле Руси и Восточной Европы и это укрепляло её силы. Русские не могли свергнуть Орду так, как китайцы свергли Юань и поставили свою империю Мин. Против Орды приходилось не восставать, а воевать. Вторым обстоятельством, сплотившим Золотую Орду, была… Куликовская битва. Разгром Мамая русскими вынудил кочевников Половецкой степи сплотиться и перейти к стратегической обороне. Ясная цель — удержать дань с Руси, продолжить организованно грабить Русские земли — продлила жизнь этого политического трупа еще на сто лет.

Итак, изображаемой на картах единой «Монгольской Империи», от сожженного монголами Кремля до побережья Южного Китая, никогда не существовало. Наиболее приличные из картографов и пишут не «граница Монгольской империи», а «граница завоеваний Монголов». В XIII веке не существовало никакой технологии, которая позволила бы из единого центра управлять сразу несколькими соединенными вооруженной силой цивилизациями — Китайской, Русской, Иранской, Арабской, Великой Степью,  и землями Лимитрофами, такими как Средняя Азия и Кавказ. Не было таких технологий власти и у монголов.  Нет таких технологий, собственно говоря, нет и сейчас.

«Общую судьбу» с Северным Китаем, Средней Азией и Монголией Русь имела меньше 20 лет  — с 1243 года, когда князь Ярослав Всеволодович приехал в Орду к Батыю, а затем отправился в Карокорум, до восстания 1262 года, носившего общерусский характер и направленного против «бусурман» - мусульман-сборщиков налогов в пользу общеимперской власти. Поскольку сам хан Орды — Берке сбросил себя в то же время ту же власть, это восстание, как известно, осталось без всякого наказания (а вот от «налога кровью» — от участия русских в войне Берке и Хулагу — не удалось отговориться даже св. Александру Невскому).

С 1262 года и до 1865 года, когда был взят Ташкент, между Россией и Средней Азией не было ничего общего. Ни общей судьбы, ни общей власти, ни общих учреждений, ни хотя бы общих угнетателей и поработителей. Общего не было настолько, что разгромивший Тохтамыша Тимур, внезапно повернул от Ельца и никакого интереса к завоеванию Руси не проявил. На Руси сложилось предание о чудесном явлении Тимуру Богородицы, велевшей ему отступить. Тот, кто для азиатского мира был ужасом, для Руси прошёл стороной, а православию оказал даже некоторую услугу. Через 7 лет после отхода от Москвы, в 1402 году, он разгромил в битве при Анкаре турецкого султана Баязида и использовал его как подставку под ноги, тем самым на полвека продлив историю Византии.

Напротив, те земли, с которыми Русь составила действительно единое целое — Урал, Сибирь, Дальний Восток, по большей части монголам никогда не подчинялись и в состав измышленного «Единого Евразийского Пространства» не входили. Мало того, лесные и тундровые финно-угорские народы оказали монголам яростное сопротивление, когда те пытались туда сунуться.

Следуя логике евразийских фантазий о «России как преемнице империи Чингисхана», русским следовало бы не только присоединить себе безработные миллионы жителей Ферганской долины, но и отказаться от огромных безлюдных пространств Ямала с его газом, Югры с её нефтью, Таймыра с его никелем,  Якутии с её алмазами, Колымы с её золотом. Всего этого монгольская «евразийская интеграция» не затронула.

Не появлялись монголы и в Арктике (http://12online.ru/blog/arktika-byla-est-i-budet-russkoy). Туда плавали русские поморы, а ни разу не «природные евразийцы». Вытеснение исторической России фиктивной «Евразией» — это, помимо прочего, попытка отрезать от нас свои ресурсы, заменив их чужими проблемами.

«Евразия» евразийцев ничего общего ни с географией (знающей только одну Евразию — гигантский континент от Норвегии и Португалии, до Кореи и Вьетнама), ни с исторической Россией не имеет. Принцип сборки России, и в самом деле занимающей север Евразии-в-строгом-географическом-смысле, довольно прост и не имеет ничего общего с евразийскими гипотезами и панмонголизмом. Северная Евразия характеризуется большим количеством переплетающихся речных бассейнов, между которыми существует сравнительно легкий переход. Река — это центральный образ русского самосознания и русского национального мифа. Будучи прирожденными рекоплавателями и талантливыми мореплавателями, русские сначала создали охватывавшую речные системы Русской Равнины Киевскую Русь, а затем, когда стало возможно отбиваться от степных кочевников с помощью огневого боя, стремительно, за 68 лет прошли Сибирь и Дальний Восток. Русские шли по великим рекам и арктическим морям. И напротив, любимая евразийцами Великая Степь, сопротивлялась и угрожала России очень долго и была окончательно замирена только с достижением абсолютного военного превосходства в XVIII-XIX веках. Те зоны, которые не включены в русскую речную систему, — Кавказ и Закавказье, Средняя Азия — были объектом русской колониальной экспансии, но никогда не имели шанса стать органической частью русского пространства — для этого пришлось бы перебить большую часть их населения, чего Российская Империя никогда не практиковала. И напротив, Украина и Белоруссия, будучи составной частью русской речной системы, являются и органической частью русского пространства.

Между русскими и Азией не существовало в средние века ни культурных связей, ни, даже, взаимного интереса. Д.С. Лихачев в «Поэтике древнерусской литературы» отмечал эту удивительную черту — полное отсутствие у русских книжников интереса и любопытства к Азии.

«Отсутствие литературных связей с Азией является поражающей особенностью древнерусской литературы. Смею утверждать, что среди всех остальных европейских литератур древнерусская литература имеет наименьшие связи с Востоком. Их значительно меньше, чем связей с Востоком в Испании, Италии, Франции и, разумеется, Греции, чем у южных и западных славян. Это, несомненно, находится в связи с особой сопротивляемостью Древней Руси по отношению к Азии. Обращу внимание на следующий факт. В отличие от других стран Восточной Европы, в России не было «потурченцев», «помаков» — целых групп или районов населения, перешедших в магометанство. До сих пор в Болгарии, в Македонии, в Сербии, в Боснии, в Хорватии есть местности, населенные магометанами из славян. В этих странах сохранились памятники славянской письменности на арабском алфавите. В России, напротив, неизвестно ни одной русской рукописи, написанной восточным шрифтом. В магометанство переходили только отдельные пленники за пределами страны».

Да и за пределами Руси русские воспринимали исламизацию и восточный образ жизни как угрозу и неприятность, а не как что-то вызывающее интерес. Весьма характерно, что русские, создав обширную литературу путешествий — «хожений», не создали ни единого текста посвященного путешествию на Восток — в Карокорум или Китай. У нас нет (к сожалению, конечно, но это показательно) ничего сопоставимого не то что с Книгой Марко Поло, но хотя бы с донесениями Плано Карпини и Гильома Рубрука. И это при том, что до нас дошло по полдюжины «хожений» в Царьград и Иерусалим, есть путешествие гостя Василия, дошедшего до Египта, есть рассказ о хожении на Флорентийский собор, есть даже рассказ новгородцев, доплывших до ограды Рая.  А вот Восток был явно не очень интересен и совершенно неприятен русским, и они предпочли от него ментально закрыться.

На наше счастье у нас в руках есть уникальный документ, свидетельствующий о том, сформировалось ли «евразийское сознание» и «чувство многовековой общности» в самом конце монгольского периода — за 10 лет до стояния на Угре: это увлекательный рассказ о плавании одного незадачливого купца — тверича Афанасия, Никитина сына. Афанасий, хотел сплавать с пушным товаром на Кавказ, а оказался аж в Индии. Его приключения от Орды и Астрахани через Дербент и Баку до Персов и Индии состоят в том, что его обманывают, грабят, унижают, принуждают принять магометанство. Почему этот плачь униженного и оскорбленного русского человека считается памятником, посвященным едва ли не «дружбе народов» — для меня загадка.

«И вьехали есмя в Бузанъ. Ту наехали на нас три татарины поганые и сказали нам лживые вести: «Кайсым салтан стережет гостей в Бузани, а с ним три тысящи татар». И посол ширваншин Асанбегъ дал имъ по однорятке да по полотну, чтобы провели мимо Хазтарахан. А оны, поганые татарове, по однорятке взяли, да весть дали в Хазтараханъ царю. И яз свое судно покинул да полез есми на судно на послово и с товарищи своими.

Поехали есмя мимо Хазтарахан, а месяць светит, и царь нас видел, и татарове к нам кликали: «Качма, не бегайте!» А мы того не слыхали ничего, а бежали есмя парусом. По нашим грехом царь послал за нами всю свою орду. Ини нас постигли на Богуне и учали нас стреляти. И у нас застрелили человека, а у них дву татаринов застрелили. И судно наше меншее стало на езу, и они нас взяли да того часу разграбили, а моя была мелкая рухлядь вся в меншем судне.

А в болшом судне есмя дошли до моря, ино стало на усть Волги на мели, и они нас туто взяли, да судно есмя взад велели тянути вверхъ до езу. И тут судно наше болшее пограбили и четыре головы взяли рускые, а нас отпустили голыми головами за море, а вверхъ нас не пропустили вести деля».

Другими словами, группа астраханских татар, «пасших» купцов в низовьях Волги обманула Афанасия сотоварищи, что их караван стережет сам Астраханский хан. Купцы дали им взятку, чтобы те их благополучно провели. Получив взятку, татары дали весть хану о добыче, и тот погнался за караваном со своими людьми, обстрелял их (получив, правда, адекватный ответ с судов). Русские потеряли одно небольшое судно на частоколе, поставленном поперек реки — и, как назло, именно в этом судне были меха, которые вез Афанасий. Затем большое судно русских купцов село на мель и тут татары полностью ограбили купцов, да четырех русских взяли в полон. Но с остальными обошлись по доброму  — голых отпустили за море в Дербент, а назад на Волгу не впустили, чтобы ограбленные не предупредили другие караваны.

Не менее выразительна история о том, как мусульманский хан Джуннера пытался отжать у русского купца жеребца и крупную сумму денег:

«А в том в Чюнере ханъ у меня взял жеребца, а увядал, что яз не бесерменянин — русинъ. И он молвит: «Жеребца дам да тысящу златых дам, а стань в веру нашу — в Махмет дени; а не станеш в веру нашу, в Махмат дени, и жеребца возму и тысячю златых на голове твоей возму». А срок учинил на четыре дни, в Оспожино говейно на Спасов день. И господь богъ смиловался на свой честный праздникъ, не оставил милости своеа от меня грешнаго и не велелъ погибнути в Чюнере с нечестивыми. И канун Спасова дни приехал хозяйочи Махмет хоросанецъ, и бил есми ему челом, чтобы ся о мне печаловал. И он ездил к хану в город да меня отпросил, чтобы мя в веру не поставили, да и жеребца моего у него взял. Таково осподарево чюдо на Спасовъ день. Ино, братие рустии християня, кто хощет пойти в Ындейскую землю, и ты остави веру свою на Руси, да воскликнув Махмета да пойти в Гундустанскую землю».

Немного поспокойней становится Афанасию лишь тогда, когда из цепких объятий евразийского братства он попадает в общество… индуистов. Возможно, представителей двух индоевропйских народов роднило как раз то, что и тот и другой в той или иной степени сталкивались с гнетом мусульманских правителей.

«Познася со многыми индеяны. И сказах имъ веру свою, что есми не бесерменинъ исаядениени семь християнинъ, а имя ми Офонасей, а бесерменьское имя хозя Исуфъ Хоросани. И они же не учали ся от меня крыти ни о чемъ, ни о естве, ни о торговле, ни о маназу, ни о иных вещех, ни жонъ своих не учали крыти».

Впрочем, всё мнение Афанасия о Востоке, несмотря на проведённые там поневоле столько лет, самое низкое. Больше всего эта «золотая дремотная Азия», на его взгляд, похожа на овощебазу:

«Да все товар ихъ гундустанской, да сьестное все овощь, а на Рускую землю товару нѣт. А все черные люди, а все злодѣи, а жонки все бляди, да вѣди, да тати, да ложь, да зелие, осподарев морят зелиемъ».

Самое смешное, при этом, что евразийская пропаганда постаралась объявить Афанасия… мусульманином. Хотя весь его текст проникнут неприязнью к исламу, входит в доверие к индусам он именно потому, что христианин, а «ходжа Юсуф Хорасани» — его торговый псевдоним, не более того. Мало того, Афанасий описывает несколько случаев прямых предложений от правителей сменить веру и описывает свой отказ. Весь текст «Хожения» полон тоски по русской вере на родной земле. И даже время Афанасий старается исчислять по постам и Пасхам.

«О благовѣрнии рустии кристьяне! Иже кто по многим землям много плавает, во многия беды впадают и вѣры ся да лишают крестьяньские. Аз же, рабище Божий Афонасий, сжалихся по вѣре крестьянской. Уже проидоша 4 Великая говѣйна и 4 проидоша Великыя дни, аз же грѣшный не вѣдаю, что есть Велик день или говѣйно, ни Рожества Христова не знаю, ни иных праздников не вѣдаю, ни среды, ни пятницы не вѣдаю — а книг у меня нѣту. Коли мя пограбили, ини книги взяли у меня. Азъ же от многия беды поидох до Индѣя, занже ми на Русь поити нѣ с чем, не осталось у меня товару ничего. Первый же Велик день взял есми в Каинѣ, а другый Велик день въ Чебокару в Маздраньской землѣ, третей Велик день в Гурмызе, четвертый Велик день взял есми в Ындѣе з бесермены в Бедерѣ; ту же много плаках по вѣре кристьяньской».

Есть, правда, случаи, когда Афанасий делает записи на персидском и тюркском языках. Одни из них связаны с тем, что он хочет поблагодарить Бога, но из-за отсутствия русских книг ему неоткуда взять формул, кроме как из мусульманских молитв. В других — записывает мысли, которые, быть может не совсем безопасно записывать на русском. Вот такая, к примеру, запись на тюркском:

«А Русь еръ тангрыд сакласын; олло сакла, худо сакла! Бу даниада муну кибить ерь ектуръ; нечикьУрус ери бегляри акой тугиль: Урусь ерь абоданъ болсынъ; растъ кам даретъ. Олло, худо, Богъ, данъиры».

(А Русь Бог да сохранит! Боже, сохрани её! Господи, храни её! На этом свете нет страны, подобной ей,хотя властители Русской земли несправедливы. Да устроится Русская земля и да будет в ней справедливость! Боже, Боже, Боже, Боже!)

Думаю, что и сейчас из этих слов вышли бы отличные лозунги для демонстраций, если, конечно, их не включат в список экстремистских материалов за разжигание ненависти к строительству на русских костях фиктивной «Великой Евразии».

«Урус ери бегляри акой тугиль!»

ЕГОР ХОЛМОГОРОВ