Борьба за социалистическую законность
В конце 1938 года по предложению секретаря ЦК Г.М.Маленкова,Политбюро утвердило руководителем Белорусской ССР Понтилеймона Пономаренко
Маленков начиная с конца 1938 года определял основу кадровой политики советской власти и стал правой рукой И.Сталина
Перед поездкой,Маленков предостерег Пономаренко:
«Будьте осторожны.От местных чекистов добра не жди.Нам приходят новые жалобы об необоснованных арестах.»
Эта поездка на самом деле была опасной…..сопровождать Пономаренко поехал сам член Политбюро А.Андреев с группой чекистов из центрального управления
ПЕРЕЛОМНЫЙ ГОД
1938 год был поистине переломным годом.
23 мая 1938 года стало переломным моментом в советской историии,никем не замеченым...что произошло в этот день?
В этот день из Политбюро и ЦК был выведен С.Косирор.Его исключили из партии и отдали под суд.
Что в этом переломного?...впервые члена ЦК вывели из его состава помимо....пленума ЦК
До мая 1938 года Сталин и Политбюро не приняли ни одного важного решения--не обсудив его с пленумом ЦК..
Только Пленум ЦК определял кто войдет и кто выйдет из состава ЦК.....так было раньше.Но в 1938 году это стало прошлым.
Сталин отстранил Пленум ЦК от принятия важных решений,касающихся гос.строительства и кадровой политики
Как Сталин это сделал--вряд ли когда нибудь станет известно...все протоколы заседаний Политбюро и ЦК засекречны до сих пор
ПЕРВЫЕ СТАЛИНИСТЫ
Сталин к концу 1938 года достиг полноценной власти.Настоящей власти.
Настало время и поменять власть по всей стране.
Теперь ведь Сталин мог без одобрения пленума ЦК--снять и поставить нужного ему человека на любое место
Это очень важно--Сталин мог поставить теперь своего человека,не обращая внимание на пленум ЦК и даже игнорируя мнение членов Политбюро
Одим из первых "сталинистов" был Пантелеймон Пономаренко.
Пантелеймон Пономаренко
ПРИЕЗД ПОНОМАРЕНКО В МИНСК
В июне секретарь ЦК ВКП(б) А. А. Андреев вызвал к себе заместителя заведующего отделом руководящих партийных органов Пантелеймона Пономаренко.
На письменном столе хозяина кабинета тот замечает свой, только что вышедший из печати учебник «Электровоз», написанный в соавторстве с В. А. Раковым.
Оценив обстановку, он догадывается, что приглашение имеет определенную подоплеку, совершенно не предполагая итога предстоящей беседы.
Пономаренко слушал хозяина кабинета с настороженной внимательностью, ожидая логического завершения встречи, как тот вдруг неожиданно произнес:
«Собирайтесь, поедете со мной в Белоруссию. Отъезд вечерним поездом 17 июня».
Андрей Андреев
Пантелеймона Кондратьевича подобное предложение мало удивило. Поездки в области и республики работников ЦК вместе с руководителями были обычным делом.
Ранним утром 18 июня 1938 года у перрона Минского железнодорожного вокзала остановился московский поезд. По крутым ступеням спецвагона, придерживаясь за сверкающий поручень, на белорусскую землю спустились секретарь ЦК ВКП(б) А.А. Андреев и сопровождающий тридцатишестилетний П.К. Пономаренко.
В тот момент он и представить себе не мог, как круто изменится его жизненный путь в этот день, а Белоруссия станет домом на долгие годы.
Пономаренко вспоминал:
«Нас встретил первый секретарь ЦК КП(б) Белоруссии А. А. Волков
Оказалось, съезд уже закончил работу. Новый состав ЦК и ревизионная комиссия избраны, но объявление результатов голосования отложено до вечернего заседания. Вечером на этом заседании с короткой речью выступил А. А. Андреев».
Московский гость, в частности, заявил:
«Центральный Комитет ВКП(б) считает, что Волков не справляется со своими обязанностями. Товарищ Волков человек честный, ему не предъявляется никаких обвинений, но ЦК считает необходимым его заменить. ЦК ВКП(б) рекомендует вам ввести в состав ЦК Компартии Белоруссии товарища Пономаренко П. К., молодого работника, хорошо зарекомендовавшего себя на работе в отделе руководящих органов ЦК ВКП(б). Если есть к нему вопросы, он на них ответит»
На первом же собрании ЦК БССР П.Пономаренко заявил:
"Мы больше не позволим нарушать социалистическую законность.Все ответственные работники НКВД,принимавшие участия в извращениях и пытках будут выгнаны из органов с позором и понесут наказание"
На этом собрании присутствовал и начальник УНКВД БССР--Алексей Наседкин.Он участвовал в фабрикациях дел и пытках....
Один из самых страшных чекистов в СССР.Которого побаивались даже в Москве….Пономаренко боролся с ним почти полгода
ОЧИЩЕНИЕ МЕСТНОГО ОБКОМА ОТ ПАЛАЧЕЙ
Первым делом новый хозяин кабинета в здании ЦК Компартии Белоруссии в избавляется от «скомпрометировавшего» себя второго секретаря ЦК КП(б)Б Алексея Левицкого.
Второй человек в партийной номенклатуре Белоруссии оказался во многих отношениях на этом посту случайным человеком.
Появился он в Минске в августе 1937 года, и вскоре был избран вторым секретарем ЦК. Прежде, чем подняться столь высоко по партийной лестнице, работал в Москве начальником областного земельного управления.
Второй день Пономаренко в обкоме.Справа безрадостный А.Наседкин
Как оказалось, путь «наверх» Левицкому обеспечили не организаторские способности и прежние заслуги, а личная поддержка заведующего сельхозотделом ЦК ВКП(б)Б Яковлева. Но в этом ничего «крамольного» не было
Но Лвицкий оказался одним из инициаторов репрессий
Однажды Левицкий вместе с наркомом внутренних дел Борисом Берманом выехал в Бобруйск на собрание партийного актива, и в первую же ночь после окончания заседания они добиваются ареста 17 местных руководящих работников, в том числе прокурора, председателя райисполкома.
Арестовали с Левицким и бывшего третьего секретаря ЦК КП(б)Б Потапейко, секретаря парткома Академии наук БССР Иванищенко и белорусского писателя Александровича.
К удивлению ближайшего окружения, Пантелеймон Кондратьевич занимался порой не царской работой: посещал тюрьму НКВД, разбирал почту – поступающие «от простого люда», от чекистов, репрессированных членов партии, письма, жалобы, анонимки.
В ряде случаев,лично добивался освобождения осужденных
В беседе с К.Т.Мазуровым 8 августа 1983 г. он рассказал о посещении минской тюрьмы, несмотря на сопротивление наркома внутренних дел БССР Наседкина
В одной из камер Пономаренко обратил внимание на старика-крестьянина из Плещенницкого района Минской области. Нахохлившийся как голубь, обвиненный во всех смертных грехах, тот односложно отвечал на вопросы высокого гостя.
Как выяснилось, селение, в котором проживал крестьянин, оказалось разделенным в начале двадцатых годов на две части – советскую и польскую. Естественно, односельчане-родственники навещали друг друга по-свойски.
Пономаренко выслушивает жалобы житилей на произвол властей
ОБРАЩЕНИЕ К МАЛЕНКОВУ
25 ноября стало известно об отставке наркома НКВД Н.Ежова……Пономаренко шлет директиву
Маленков получил следующее послание:
«В практике работы органов НКВД Белоруссии, отмечает автор, производились аресты не только без санкции прокуроров, но даже и в таких случаях, когда прокуроры отказывали в санкции на арест. Во многих случаях, арестованные, при наличии отказа прокурора в даче санкций, освобождены ввиду недоказанности и вздорности предъявленных обвинений».
Далее приводятся наиболее характерные примеры выбивания показаний.
«В моем распоряжении,имеются данные о том, что в Гомельском облотделе следователи Толпинский, Дроздов, Алексеев, Винокуров систематически избивают арестованных и производят подлоги. Сам начальник областного управления – Шлифенсон, будучи еще на работе в Могилеве, сфабриковал ряд провокационных дел. Шлифенсон не заслуживает доверия и по его делам мною предложено начать следствие».
По инициативе Пономаренко, подкрепленной названными выше ноябрьскими директивами Сталина, совместным постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР, на закрытом заседании бюро ЦК КП(б)Б 1 декабря 1938 года заслушивается отчет Наседкина «о проделанной работе».
Несмотря на все старания авторов, протокола этого заседания бюро обнаружить не удалось.
Единственным подтверждением его проведения, а также нелегкого морального и психологического состояния самого товарища наркома внутренних дел во время заседания, может служить написанная им собственноручно записка.
Ее содержание лишь подтверждает шкурное желание автора спастись во что бы то ни стало:
«В связи с моим сообщением сегодня на закрытом бюро ЦК КПБ(б) о фактах грубых извращений в следственной работе и нарушении революционной законности, имевших место в широкой степени в 1937 году в Белоруссии, и частично в 1938 году, я прошу включить в решение бюро следующий пункт, вытекающий из моего сообщения:
«... Принять к сведению сообщение т. Наседкина о том, что им в течение сентября-октября и ноября месяца 1938 года за допущенные извращения в оперативно-следственной работе арестованы и отданы под суд (далее следуют фамилии тринадцати работников НКВД.), отстранены и сняты с должности начальников горотделов на низовую работу с вынесением им административных взысканий, арест от 10 до 20 суток (называются еще несколько фамилий).
Этот пункт я прошу внести так как все эти меры мною были приняты в сентябре, октябре и ноябре месяцах, еще задолго до письма ЦК ВКПБ(б) и СНК СССР. Об этих фактах я уже докладывал на бюро ЦК, так говорил Вам лично и показывал документы, писал в то же время в Москву в адрес Наркома внутренних дел»
Текст письма говорит о том что Пономаренко был на волосок от гибели…
НАСЕДКИНА ВЫЗЫВАЮТ В СТОЛИЦУ
Новый нарком внутренних дел СССР Лаврентий Берия, сменивший на Лубянке Николая Ежова, срочно вызвал в Москву Наседкина.
5 декабря у них состоялся нелицеприятный разговор о поступившем на белорусского визави компромате.
После возвращения в Минск, Наседкин пытается реабилитировать себя.
Времени у него хватает только на то, чтобы подготовить и отправить Берии – 9 декабря и Пономаренко – 13 декабря,письма. Одно объемом в 14 страниц, а другое – в 20
В первом из них начертано:
«По поводу ряда фактов нарушения революционной законности НКВД БССР, изложенных в письме, которое Вы зачитывали мне, когда я был у Вас на приеме 5 декабря с.г. – докладываю…».
А далее следуют весьма сбивчивые объяснения автора письма об арестах без санкции прокурора с соответствующими примерами, об аппарате НКВД, об информировании партийных органов и, самое важное, о не сложившихся взаимоотношениях с Пономаренко:
«После моего приезда в Минск, я, пишет Наседкин, виделся с тов. Пономаренко и рассказал о Вашем со мной разговоре по поводу письма. Тов. Пономаренко сообщил мне, что все эти факты ему известны из писем прокуроров на имя якобы тов. Вышинского. Я тут же спросил – почему он, зная об этих фактах, не потребовал от меня объяснений, на что т. Пономаренко ответил общими фразами…
По вопросу расследования фактов нарушения революционной законности со стороны аппарата НКВД БССР, тов. Пономаренко первоначально занял позицию отстранения всех работников, которые принимали участие в избиениях арестованных
Но потом, когда я ему объяснил, что если пойти по этому пути, то надо 80 процентов всего аппарата НКВД БССР снять с работы и отдать под суд; что здесь может речь идти о тех лицах, которые совершали подлоги, фабриковали протоколы, делали из невинных людей по указанию Бермана шпионов и т. д., он с этим согласился и то только теперь, когда я ему передал Ваш разговор об этом».
Оставим эти сбивчивые и торопливые объяснения без комментария. Они и сами по себе достаточно красноречивы. Последние строки письма, по мнению автора, должны были убедить Берию в искренности их автора и его личной преданности начальству:
«Вот эти моменты, возможно, и послужили материалами к письму, автор которого мне неизвестен, но о котором я, безусловно, догадываюсь. Все, что мною здесь изложено – изложено объективно. Ваши указания я крепко запомнил и провожу в жизнь».
Несколько иной стиль обращения Наседкина к Пономаренко. Уже в первой строке своего послания он напоминает, что занимает свою высокую и ответственную должность очень короткое время:
«Как Вам известно, я в НКВД БССР прибыл 26-го мая 1938 года и дела принял от бывш. Наркома Бермана 10-го июня с.г. На ознакомление и освоение с положением дел в наркомате мне потребовалось примерно около 3-х месяцев…»
Развязку ускорило «дело Ципорина», затеянное шефом НКВД Наседкиным с целью компрометации Пантелеймона Пономаренко.
НАСЕДКИН ФАБРИКУЕТ ДЕЛО ПРОТИВ СТАВЛЕННИКА МАЛЕНКОВА И СТАЛИНА
Жил-был на свете человек по фамилии Ципорин.Троцкист.
Но в конце двадцатых годов Иосиф Моисеевич имел неосторожность высказать симпатии к Троцкому, в то время уже лишенному высоких должностей и титула одного из партийных вождей.
Ну а так как к 1927 году Лев Давидович стал личным врагом товарища Сталина, то и все его приспешники и апологеты автоматически попадали в черный список чекистов. С троцкистами явными и тайными, а также им сочувствующими генсек вел борьбу не на живот, а на смерть.
Ципорин, на радость следователей НКВД, оказывается, был некогда знаком с Пантелеймоном Кондратьевичем.
Удача, казалось, сама шла им в руки, ведь подобная случайность могла послужить прекрасной фабулой для фабрикации «крупного дела» против главного партийного руководителя Белоруссии.
Подробности этой фальсификации изложил в письме товарищу Маленкову сам несостоявшийся обвиняемый:
«Суть дела заключается в том, что сейчас арестованные предатели Наседкин, Стояновский, Шлифенсон и др., как только почувствовали, что их вражескую работу раскрывает ЦК КП(б) Белоруссии, решили меня спровоцировать. Установленная за мною слежка, расстановка агентуры в ЦК, на квартире, на даче, слежка во время пребывания в Москве, агентурное наблюдение за родственниками и т.д., конечно, им ничего не дали.
В ноябре из Жлобина в ЦК на мое имя поступило письмо Ципорина, исключенного в 1935 году из партии за троцкистское выступление, имевшее место в 1927 году, и в дальнейшем скрытое от партии. В письме он просил затребовать и рассмотреть его дело, т.к. его обращения в КПК не дали результатов из-за ненахождения дела. Письмо было написано так, что можно было понять, что он мой знакомый. Вскоре после написания письма, его арестовали, и при обыске нашли копию письма ко мне, отпечатанную на машинке.
Собственно, провокация и началась уже с написания письма. Как выяснилось, Ципорин до ареста работал в Жлобинском райотделе НКВД, хотя в самом Жлобине было известно, что он исключен из ВКП(б) за троцкистское выступление»
Ципорин по подсказке следователей показал, что он учился вместе с Пономаренко на Кубанском рабфаке с 1926 по 1929 год.
Во время его троцкистского выступления в конце 1927 года Пантелеймон Кондратьевич находился в президиуме собрания, и, следовательно, знал об этом выступлении. Затем – вместе с ним учился в одном и том же московском институте, имел две-три встречи, жил даже в одной комнате три месяца.
В своей служебной, а, по сути, объяснительной записке Пономаренко отмечает, что
«соль всего показания заключается в том, что, дескать, знал его троцкистские выступления и не разоблачил».
Внимание автора привлекли и такие факты из затеянного против него дела:
«Этот Ципорин ничего не знал обо мне ни плохого, ни хорошего, но продолжать надо было, и он ответил: «Пономаренко тогда не занимался политикой, но был прекрасным математиком и весь ушел в науку». Это Шлифенсон велел в протокол не записывать, так как, по его мнению, не могло меня компрометировать».
Пантелеймон Кондратьевич обращает внимание на допущенные «некорректности» в документах:
«Характерно, подчеркивает он, что везде в протоколах перед фамилией Пономаренко уже не писалось слово «товарищ» ни полностью, ни сокращенно. К этому нужно добавить, что Ципорин, как установлено, имел в тюрьме специальные условия. Раскормлен, получал специальный стол.
После троцкистского выступления в 1927 году сразу был завербован секретным сотрудником НКВД и работал таковым до ареста.
Конечно, показания Ципорина, даже в его первоначальном виде представляют чепуху – мало ли кому с кем приходилось в одном учебном заведении учиться или сталкиваться. Но ведь это было только началом. Однако, далее предатели ничего не успели сделать, так как были разоблачены».
Помимо объяснительной, отправленной Пантелеймоном Пономаренко на имя Маленкова, в Москву, в адрес народного комиссара внутренних дел СССР Лаврентии Берии под грифами «Совершенно секретно» и «Только лично» ушла докладная, подписанная секретарем ЦК КП(б) Белоруссии Грековой и наркомом внутренних дел БССР Цанавой.
В своем послании они проинформировали нового шефа НКВД о проведенном ими «независимом» расследовании «Дела Ципорина»:
«Будучи передопрошен нами, Ципорин по основным вопросам его допроса не подтвердил свои показания, данные Кашицыну и объяснил, что его Кашицын в присутствии начальника отделения допрашивал под нажимом и ориентировал на показания, компрометирующие Секретаря ЦК КП(б)Б товарища Пономаренко»
Подводя итоги своей информации, Грекова и Цанава сообщают «наверх» об уже предпринятых мерах:
«За провокаторскую работу, направленную на дискредитацию секретаря ЦК КП(б)Б товарища Пономаренко, нами Кашицын арестован».
Наседкин так и не понял что время уже не ежовское... нельзя безнаказанно фабриковать дела
Дело Ципорина усугубило и без того плачевную участь наркомвнудела Белоруссии Наседкина.
ПАЛАЧИ-МАРОДЕРЫ
13 декабря 1938 года Пономаренко «бомбардирует» Кремль еще одним письмом «О недостатках и извращениях в работе органов НКВД Белоруссии, вскрытых в связи с проверкой кадров».
В нем он выносит немало страшного:
«Подозрение о том, что в Могилевском областном управлении НКВД существовала мародерская группа, высказанное мной в предыдущей докладной записке, подтвердилось.
Разоблачены шесть сотрудников во главе с комендантом управления. У членов группы на сберкнижке обнаружены десятки тысяч рублей, десятки пар дамских туфель, мужской обуви, шубы, 40 отрезов сукна и т.д.
Думаю, что за счет только присвоения вещей расстрелянных такие суммы появиться не могли. Подозреваю предательство, фиктивные расстрелы, и освобождение врагов в результате подкупа этой группы»
Подозрение – все же не доказательство, но обратим внимание на то, что и в этом послании, как и в предыдущем, Пономаренко упоминает фамилию Наседкина:
«В протоколе допроса арестованного белорусского писателя Александровича поставлены не задававшиеся обвиняемому вопросы и не дававшиеся им ответы на эти вопросы. Более того, приписаны к лицам, о которых давал показание Александрович, как об участниках организации, фамилии Стакуна и Пивоварова.
В подлинниках протоколов этого нет, так как Александрович подписать протокол с приписками отказался. Однако, когда в Москву забрали Александровича, то протокол был направлен исправленным.
Александрович в Москве указал на этот подлог и НКВД СССР предложил это расследовать. Оказалось, что вписывание не задававшихся вопросов и ответов, а также фамилии Стакуна и Пивоварова произведена лично т. Наседкиным».
Описывается эпизод ареста сельского активиста, произведенного по заявлению группы лиц. При проверке выяснилось, что «подписанты» никогда ничего не писали и, наоборот, дают прекрасные отзывы сельскому активисту.
Дальнейшее следствие установило, что писал и расписывался за граждан «проходимец, продавец, разоблаченный арестованным в воровстве товаров из кооперативной лавки».
Имелись факты арестов ответственных партийных и советских работников безо всяких оснований. Иногда, чтобы скомпрометировать человека, арестовывали без всяких причин его родственника.
ДОКЛАД ПОНОМАРЕНКО МАЛЕНКОВУ
В июле 1939 года в письме руководителю ОРПО ЦК ВКП(б) Георгию Маленкову Пономаренко возвращался к событиям годичной давности:
«Особенно массовый характер имело создание провокационных дел против советских и партийных руководителей в конце 1937 года и начале 1938 года.
Были исключены из партии и по провокационным материалам арестованы руководители парторганизаций Белыничского, Руденского, Сенненского, Березинского, Червеньского, Сиротинского, Кормянского и ряда других районов…
В течение второй половины 1937 года и начала 1938 года по прямому заданию руководства ЦК КП(б)Б по Белоруссии широко развернулись так называемые показательные процессы над районными руководителями…
Арестовывались агрономы, директора МТС, заведующие РайЗО, райуполнаркомзаги, научные работники.
Всякая ошибка или неудача в практической работе влекла за собой обвинение во вредительстве, шпионаже, диверсии и вызывала репрессии»
Писал Пономаренко и о положении деятелей культуры
Их положение в обществе и перспективы вызывали у него тревогу:
«Кадры писателей, художников, скульпторов, артистов испытывали на себе дикое хулиганское отношение. В середине 1938 года они были в состоянии творческой пассивности, моральной подавленности, - сообщал он в этом же послании Маленкову. - Писатели и наиболее видные артисты дошли до того, что буквально гадали – кто из них будет следующим арестован».
СУДЬБА НАСЕДКИНА
6 декабря 1938г. А.А.Наседкин был снят с работы, а 20 декабря арестован. Когда за ним пришли, Алексей Алексеевич был мертвецки пьян.
Этот человек не дожил до своего 43-летия 11 дней.
Дополнительно, к вышесказанному считаю нужным добавить то что было сказано в приговоре:
«А.Наседкин оказался продолжателем дел своего предшественника на этом посту Б.Бермана, при нём были проведены наиболее масштабные нарушения социалистической законности»
Те, кто видел его в тюрьме, утверждают: это был совершенно сломанный, опустившийся человек. В феврале 1940г. А.А.Наседкина расстреляли.
По другим данным он умер в 1942г.
Не реабилитирован.
РАЗГРОМ ЕЖОВСКИХ КАДРОВ
Управлением Государственной Безопасности НКВД БССР 19 января 1939 г. арестован быв. Начальник УНКВД по Витебской области БССР – Капитан Госбезопасности Ряднов Петр Яковлевич
В справке, датируемой январем 1939 года отмечается:
«1. Начальник Витебского Областного Управления НКВД, Капитан Гос. Безопасности Ряднов 2 декабря 1938 года привел в исполнение приговора тройки к ВМН на 25 человек, причем акты о приведении приговоров в исполнение оформил задним числом, то есть 22 ноября 1938 г., чем Ряднов совершил подлог»
6 июня 1939 г.арестован быв. ВРИД. Нач. Полоцкого Горотдела НКВД БССР – мл. лейтенант Госбезопасности Добросердов Леонид Васильевич и привлечены к следствию по ст.ст. 69 и 76 УК БССР.
Как показало следствие:
«Обвиняемые организовали систему не советских методов следствия, для чего создавали «режимные» камеры, так называемые «парилки» с провокационной агентурой, ввели как систему, что во время допроса применялись к арестованных физические меры воздействия
А зачастую садистские, вследствие чего вынужденным путем добивались от арестованных вымышленных показаний, в которых арестованные оговаривали сами себя и других невинных лиц, умышленно сохраняли к.р. элемент, т.е. отводили от последних оперативный удар.»
Лаврентий Цанава,новый глава УНКВД БССР.Ставленник Л.Берии и союзник П.Пономаренко
ПОНОМАРЕНКО О НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ
В июле 1939 года, как бы подводя итоги очередному периоду своей деятельности в Белоруссии, в письме на имя секретаря ЦК ВКП(б) Георгия Маленкова
Пономаренко делает резюме о проводимой прежним партийным руководством республики вредительской политике:
«После приезда Волкова, оставшиеся в разных звеньях партийного и советского аппарата неразоблаченные враги обманывали Центральный Комитет партии: арестовывали честных и преданных партийных и советских работников за якобы имевшие место перегибы в отношении единоличников.
Проводились в массовом порядке судебные процессы; осуждали к расстрелу и расстреливали на основании показаний единоличников, вражеская работа которых впоследствии была разоблачена...
Враги народа, пробравшиеся в прошлом к партийному и советскому руководству в Белоруссии, старались вызвать озлобление единоличников, и во многих случаях колхозников, к Советской власти.
Для этого они их переоблагали налогами, извращали земельную политику, проводили незаконные изъятия имущества, приводившие к разорению. Спасали от раскулачивания хуторян-кулаков, раскулачивали середняков и т.д.»
Пономаренко констатирует, что именно в 1937 году карательные операции НКВД против белорусов развернулись на полную мощь.
Летели головы руководителей всех рангов, особо страдали партийные руководители среднего и нижнего, наиболее массовых звеньев партийного аппарата.
То есть те из них, которые искренне верили в коммунизм, в партию большевиков, и не получали никаких привилегий. Этих несчастных арестовывали дома, на работе, во время проведения «чисток».
На партийных пленумах отбирали документы и арестовывали.
Именно в их защиту и выступил Пономаренко, обеспечив себе тем самым наиболее массовую поддержку в борьбе с назначенным накануне его приезда в Белоруссию наркомом НКВД БССР Наседкиным.
«Всякая ошибка или неудача в практической работе влекла за собой обвинение во вредительстве, шпионаже, диверсии и вызывала репрессии
На каждом заседании Бюро Центрального Комитета снимались с работы, предавались суду и арестовывались несколько районных руководств. По самым невероятным клеветническим материалам люди исключались из партии и арестовывались».
Как правило, отмечает Пономаренко, на заседаниях бюро ЦК Компартии Белоруссии, коммунистам, вина которых не была доказана, задавались такие вопросы: «Сколько йен вы получили от разведки?
Как были завербованы? Кого вы завербовали? Давно ли состоите в контрреволюционной организации?»
Стоит ли удивляться, что и действия уполномоченных Бюро ЦК, посланных в районы «разобраться» было аналогичным.
Отметим, что Пономаренко в своем письме к Маленкову не вносит каких-либо предложений:
«Сообщая о вышеизложенном, передаю это на усмотрение Центрального Комитета ВКП(б)Б».
Он – один из высокопоставленных сановников своего времени. Он – солдат партии, неуклонно выполняющий ее постановления. А принимать окончательные решения – дело Кремля.
ПОНОМАРЕНКО И СТАЛИН О ЛЮДЯХ
В начале 1939 года в одном из своих выступлений П.К. Пономаренко подвел итоги реабилитации незаконно репрессированных:
«Сейчас восстановлено 2,5 тысячи человек. Восстановлены не потому, что партийные органы или партия нашла возможность им что-то прощать, этим людям.
Не потому. А потому, что им нечего прощать...
Они в громадном большинстве были исключены без каких-то ни было оснований, по провокаторским данным, в отдельных же случаях были проступки, которые не вызывали необходимости исключения из партии.
Около полутора тысяч исключений подтверждены, так как имели серьезные поступки по отношению к партии и советской власти»
Далее вспоминает о встрече со Сталиным, состоявшейся 19 декабря 1938 г.
«Я по ряду таких принципиальных больших вопросов нашей Белорусской партийной организации был вызван к товарищу Сталину. Беседовал с ним около двух часов в присутствии товарища Молотова и товарища Берии.
Вопросы были политические и хозяйственные. В основном, беседа была по вопросам сельского хозяйства Белоруссии, по вопросам работы народного комиссариата внутренних дел БССР».
Пантелеймон Кондратьевич во время беседы с К.Т.Мазуровым 8 августа 1983 года рассказал о любопытных подробностях встречи с вождем
Сталин, по воспоминаниям Пономаренко, сказал вдруг с горечью:
"Люди на руководящие посты попадают случайные, выслуживаются, как могут. А партия ведомство, которое должно наблюдать за работой всех, не допускать нарушений.
Вы представляете в Белоруссии силу, выше которой ничего нет.Вы должны соблюдать соцалистическую законность
Вы можете в любое время поднять трубку телефона и сказать мне, с чем или с кем вы не согласны"
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В итоге палачи понесли заслуженное возмездие.
Люди осужденные за вымышленные преступления вышли на свободу с чистым именем
Кошмар закончился
Комментарии