Бог – это Я. Я иду возвестить мою победу над Тобой...".

16 апреля (по старому стилю) 1915 года в храме св. Николы на Песках отпевали покойника. Из-за обилия народу в церковь пускали по особым билетам; но оттуда, из глубин, вытекал густо-медовый звук синодального хора. «Постарался Данилин, знал, какие люди соберутся!» – шептались в толпе.

.В тот день хоронили величайшего грешника из тех многих, которые обогатили собой русскую культуру. Усопшего звали Александр Николаевич Скрябин, 43 лет от роду, дворянского звания, композитор и пианист. Хоронили его по подписке: кто сколько даст. В том числе – на содержание вдовы, Татьяны Шлёцер с тремя ребятишками... Если, конечно, кто-нибудь осмеливался назвать её вдовою. Настоящая же вдова – Вера Ивановна Скрябина (та самая, которую он когда-то оставил с четырьмя детьми) тоже пришла проститься с покойным, но денег не просила и никак себя не афишировала. Горе – оно разное бывает.

Тем более, что умер Александр Николаевич внезапно и как-то нелепо. Буквально за неделю до смерти был он физически бодр и здоров, но томился как бы беспричинной, тяжёлой тоской. В это время на верхней губе его обозначился красноватый прыщик. Карбункул, как сказал доктор.

Боль в губе была нестерпимая. А впридачу – усталость. Чрезвычайная, какая-то неслыханная усталость, которой он слишком легко покорился. И вот теперь – снова...
В последующие дни состояние его резко ухудшилось, температура подскочила выше сорока. Собрался консилиум, констатировали общее заражение крови.

Эта смерть прозвучала донельзя трагической насмешкой. Скрябин, мечтавший жить вечно, занимавшийся йогой, по мельчайшему поводу бежавший к докторам; Скрябин, никогда не снимавший на улице перчатки, не евший пирожное, если оно упало с тарелки на скатерть, постоянно мывший руки, боявшийся бактерий до такой степени, что даже мытьё головы превращалось у него в целое событие... Скрябин погиб от стрептококка!

В молодости Скрябин переутомил правую руку и врач сказал, что играть он не сможет. Но всё прошло. И появилось письмо Богу.

«Кто б ни был Ты, который поглумился надо мной, который ввергнул меня в темницу, восхитил, чтобы разочаровать, дал, чтобы взять, обласкал, чтобы замучить, – я прощаю Тебя... Я всё-таки жив, всё-таки люблю жизнь, люблю людей, люблю ещё больше, люблю за то, что и они через Тебя страдают (поплатились). Я иду возвестить им мою победу над Тобой...".

Но Скрябин не был титаном.

Более того – он был, по сути, вечным ребёнком, нежным и избалованным, и вовсе неспособным к самостоятельной практической жизни. Мать его, чрезвычайно талантливая пианистка, умерла в 23 года от туберкулёза, отец сделался дипломатом и уехал в Турцию. Осиротев ещё во младенчестве, Шуринька - так звали его в семье - был взят на воспитание своей экзальтированной тёткой, заранее посвятившей ему жизнь.

Именно она распознала в нём музыкального гения; в 3 года его уже опекали знаменитости – Танеев и Николай Рубинштейн, отсоветовавший, впрочем, начинать регулярные занятия слишком рано, поскольку мальчик был хрупок и нервен.

И он же велел не принуждать его ни к игре, ни к сочинительству, когда ребёнок сам того не хочет.

На фортепиано он занимался у знаменитого Зверева, а уроки теории музыки ему давал сам Танеев – крупнейший композитор, ректор Московской консерватории. Мало того – Танеев всякий раз после занятий отвозил его домой. Когда он однажды этого не сделал, мальчик (ему было тогда лет 14) угодил на Кузнецком мосту под пролётку и сломал ключицу.

Благодаря Танееву Скрябин поступил в Московскую консерваторию практически без экзаменов... Но в консерватории столкнулся с суровой прозой жизни. Так получилось, что один из знаменитейших композиторов России вышел из консерватории без  композиторского диплома – но с малой золотой медалью по фортепиано.

И началась для Скрябина самостоятельная жизнь в ранге свободного художника. Непрестанный творческий экстаз, безденежье, вечно погашавшееся чьей-нибудь посторонней заботой, и томленье по женщине. Позже – философия.

Кстати, в то время (в 1906 году) Плехановы напрасно старались перетащить Скрябина в свою веру. Они заставили его прочитать Маркса.

Он вообразил себя единственно существующим, Творцом вселенной, прошлого и будущего. Он вообразил, что все прошедшие поколения тосковали о нём. «Но почему же тогда не всё в мире складывается так, как Вы хотите?» – спрашивали его. – «А это затем, чтобы мне не было скучно». – «Но кто-нибудь другой может объявить себя Богом!» «Это невозможно, потому что Бог – это Я».

Итак, он возжелал экстатической смерти. И желание это всё сосредоточилось в его музыке, ужасающе прекрасной. В музыке, посредством которой он хотел достичь всеобщего экстаза и гибели мира.

В эти же дни свершилось и другое печальное событие: Сергей Иванович Танеев, человек поистине святой (хотя отнюдь и не церковный), скончался, простудившись на скрябинских похоронах.

Судьба скрябинских произведений оказалась счастливее – хотя и совсем не в том смысле, в каком мерещилось их автору. Время развеяло сладость мистических туманов, и обнаружилась – музыка. Быть может, не великая, но она живёт и звучит.

Обе жены Скрябина также ненадолго пережили его. Законная, Вера (отличная пианистка, она до последних дней занималась пропагандой его творчества), умерла в 1920 году. Незаконная, Татьяна, скончалась 2 года спустя, а их сын Юлиан – гениально одарённый мальчик – утонул в Днепре в 11-летнем возрасте. Ещё одна дочь, Ариадна, погибла во Франции от рук фашистов.

Так что есть Талант?