Фантики

Ласковое утреннее солнце играло стекляшками затейливой люстры, отбрасывая блики на фарфоровых слоников, рядком выставленных на кружевной салфетке поверх серванта, а нежный июльский ветерок легко покачивал края шторы из тончайшего тюля. Мамина рука чуть не выронила ложку с манной кашей, которую она безуспешно пыталась запихнуть ему в рот, когда со двора донесся вопль соседского Петьки:

- Сенька-а-а! Выходи!!

Кудрявое чадо с неожиданной готовностью заглотило последнюю ложку и поспешно сползло со стула, размазывая кулаком по довольной физиономии остатки завтрака и не обращая внимания на негодующий окрик бабушки, вскарабкалось на подоконник.

- Я щаз!

Пухлый бутуз лет шести стоял под окнами и издавал оглушительные вопли, умудряясь одновременно отламывать и, громко чавкая, жевать хрустящий маковый бублик. Вокруг стояла вся их разнокалиберная дворовая компания – вечно голодная белобрысая Катька, рыжая и конопатая Маринка, тощий и чернявый Сашка с соседнего двора, а также его приятель – малость туповатый крепыш Мишка.  Маринка и Сашка росли без отцов, Петькиного отчима посадили уже после, а остальным повезло больше, хотя Катьку-хулиганку, ее отец инвалид драл почти ежедневно почем зря.

- Мы тебя ждем! Ты скоро?

- Че брать то?

- Фантики!

Голенастая девчонка с рыжими косичками держала в руках большую жестяную коробку, уже изрядно ободранную из-за постоянного использования, но сохранившую следы яркой картинки с Дедом Морозом, санями и оленями на фоне большой елки с красной звездой на макушке. У Сеньки такой красивой коробки не было, зато все свои богатства он хранил в старой отцовской планшетке, оставшейся с большой и страшной войны, о которой взрослые даже через 20 лет старались говорить только по редким праздникам, смахивая слезу и, не чокаясь, поминали погибших друзей и близких. Отец у него был боевым офицером, и надевал тогда парадный китель с множеством блестящих орденов и медалей, которыми Сенька очень гордился, любил рассматривать и перерисовывать изображенные там танки и самолеты.

Уютный зеленый двор обрамлялся с трех сторон огромным каменным трехэтажным домом с длинными извилистыми коридорами и высокими лепными потолками, а замыкался двухэтажными деревянными сараями с нависающими галереями. Под ним располагались таинственные и недоступные мальчишкам старинные подвалы, манившие их своими всегда запертыми массивными коваными дверями. Он был поделен на множество комнаток, где теснились семьи бывших военных и зеков, обычных инженеров и уважаемых товароведов,  школьных учителей и простых пролетариев. Черно-белые телевизоры даже с линзами имелись еще далеко не у всех, и обширные коммунальные кухни становились своеобразными женскими клубами, где преобладающие в доме тетки весьма активно обсуждали свежие сплетни, прически и наряды.

Зимой малочисленные мужички собирались покурить-побалакать в туалетах и на просторных лестничных площадках, а летом - во дворе, поскольку ни машин, ни гаражей тогда еще почти ни у кого тоже не было. Уставшие за день работяги в линялых майках и синих наколках рассаживались по вечерам за укромно спрятавшимся среди густых кустов дощатым столиком. Лузгая семечки, расставляли на лавочках трехлитровые банки с пивом и газетки с воблой. Щелкали костяшки домино, шашек или с азартом шлепали об стол картами, смачно выражая свои небогатые эмоции скупыми и энергичными словами, смысл которых был детям совершенно непонятен.

Впрочем, вечером их старались и не выпускать одних, опасаясь не столько маньяков-педофилов, еще мало кому тогда известных, а дурного примера для подрастающего поколения. Ближе к ночи, когда расходились по своим коммуналкам взрослые, к столику стягивалась молодежь, тремя аккордами бренчала расстроенная гитара, звенели стаканы и девичий смех, а местные гопники до рассвета гнусавили уркаганские песни. Пустыми бутылками тогда никто не разбрасывался, а мусор на заре собирал пожилой дворник-татарин, живший тут же в служебной полуподвальной комнатушке. Уже рано утром матери могли спокойно отпустить своих наследников гулять до обеда под присмотром древних бабулек, дремлющих на самом солнцепеке, освободившись от лишнего присутствия для нечасто выпадавших минут любви.

Обычно народу собиралось гораздо больше, ребятишек во дворе было много, тогда девчонки играли отдельно в классики, прыгалки или штандер, но летом почти все разъезжались на дачи детсадов или пионерлагеря и сейчас осталось лишь шестеро, если не считать совсем младенцев. Вообще-то, в играли в фантики обычно тоже девчонки, но сегодня по всему двору, пользуясь хорошей погодой, женщины развесили выстиранное белье, и играть в настоящие пацанские игры, типа казаков-разбойников, городков или футбола стало чревато большим скандалом, а то и поркой. Фантики были не такой уж и скучной игрой из доступных, куда более веселой, нежели лото или колпачки. Когда выпадала плохая погода они не раз спасали приятелей от безделья даже дома. Да и взрослым не было особого дела до этих невинных развлечений.

В игре нужно было хлопнуть снизу по краю стола раскрытой ладонью, что бы лежащая на ней свернутая конвертиком конфетная обертка, подскочив, накрыла собой чужой фантик. Тогда можно было забрать его себе. Если нет - то фантик оставался на столе для дальнейшего розыгрыша. Особенно ценились красивые блестящие обертки от шоколадных конфет, которые покупались лишь по редким праздникам и дням рождения. Чаще играли самыми простыми - от ирисок, леденцов и карамелек, но маленькие и легкие, они улетали неточно и недалеко. Однако можно было выменять при необходимости в случае проигрыша за один классный фантик 3-5 дешевых, а то и настоящую барбариску или тянучку. Если красивых фантиков оставалось мало, то за них обычных давали больше. Заграничные ценились еще выше, но они были только у Сашки.

Сашка-задавака со своим дружком-подпевалой Мишкой заходил к ним с соседнего двора, где жил в отдельной квартире с балконом  и ванной на 3-м этаже нового и красивого панельного дома. Его папа был торгпредом и время от времени привозил из-за границы невиданные никем во дворе жвачки в обертках с ненашенскими буквами и ужасно интересными вкладышами с картинками. Жвачку тогда еще никто не пробовал, а Сашка их никому не давал и все ему очень завидовали, но отобрать никто не решался, потому что на его защиту вставал Мишка, которому за это Сашка оставлял  дожевать когда-то сладкий липкий комок. А Сашка всегда уходил довольный, получив на обертку  жвачки и съев несколько шоколадных конфет, а потом еще наменяв нужное для игры количество простых фантиков.

Особо ценились вкладыши от жвачек с сюжетами неведомых комиксов и мультиков. Они выменивались еще дороже. Как-то раз умный Петька, зная Сенькины способности к рисованию, предложил ему изобразить цветными карандашами на обычных бумажках вполне похожие на заграничные вкладыши картинки и пустить их в игру. Получилось похоже, но заметивший это Сашка возмутился, обозвав юное дарование жуликом. Его поддержали Катька с Мишкой, а Петька благоразумно промолчал в сторонке. Сенька не стал оправдываться и рассказывать, чья это была идея, и дело кончилось расквашенным носом, после чего мама два дня не выпускала пострадавшего во двор, допытываясь, кто нанес ему такую травму. Но, осознавая свою вину, Сенька молчал, как партизан, и ябедничать на приятелей не стал.

Старый дощатый стол давно рассохся, а сучки из него выпали, и в образовавшиеся дырки было занятно рассматривать небо и облака или траву и муравьев внизу. Но это быстро надоедало, и тогда хитрый Сашка предложил Маринке жвачку за то, что она снимет под столом трусы, а он посмотрит в дырочку от сучка сверху на то, что у нее между ног. Маринка долго стеснялась, но соблазн был неодолим, и она согласилась с условием, что он тоже покажет ей свою пипку и никому не расскажет. Она никому не похвасталась своим сокровищем, но Мишка с Петькой после этого всегда перемигивались и дико ржали, глядя на нее, а Маринка краснела и убегала. С тех пор прошло почти 30 лет, игры в фантики стали неинтересны, дети выросли и разъехались, появились жвачка и иномарки, а прежняя страна исчезла вместе со старыми двориками.

Погожим летним утром на краю широкой городской площади у раскрытого этюдника стоял бородатый художник с кудрявой шевелюрой и писал древний храм, притулившийся рядом с шикарным банковским зданием из стекла и бетона. Он не обратил внимания на то, как из крутящихся дверей вышли двое – солидный господин внушительных габаритов с таким же пузатым кожаным портфелем и верткий брюнет, нервно озирающийся по сторонам и заискивающе оглядывающийся на своего партнера. Впереди них важно шествовал мощный амбал в черном костюме при галстуке. Спустившись по лестнице, он открыл дверь длинного лимузина перед компаньонами, а сам сел на водительское место.

Когда шикарный автомобиль тронулся с места, сидевшая на парапете попрошайка перестала кормить голубей и сняла платок с седой головы. На противоположном конце площади удобно расположившаяся в летнем кафе с бутылкой минералки Перье элегантная дама в ярко-изумрудном плаще подняла руку с мобильным телефоном. Из отъехавшего на порядочное расстояние лимузина вдруг поднялся столб пламени и раздался оглушительный взрыв. Зазвенели автосигнализации и выбитые стекла. Высоко над площадью закружился хоровод из множества мелких разноцветных листков и мечущихся в испуге каркающих ворон. Несколько из них легким июльским ветром занесло в тихий дворик, отгороженный от площади сверкающим на ярком солнце торговым центром, и опустило перед мирно играющими на лавочке детьми.

- Ишь, как бабахнуло! Наверное, у грузовика баллон пробило, - авторитетно заявил очкастый мальчик в коротких штанах на лямках.

- Смотри, какие интересные флаеры прилетели, я таких еще не видела, - встрепенулась милая девочка в сарафане с оборками.

- Выбрось, это всего лишь фантики. Кому они нужны? Давай, лучше в тетрис сыграем, - протянул девочке сенсорный мобильник ее кавалер.