Время империй

В конце декабря среди предновогодней суеты есть две даты, которые важны для меня и многих близких мне людей. 26 декабря - последний день существования нашей Родины - СССР, и 30-е число — день ее рождения. Причем последняя дата в этом году – юбилейная. Вопреки событиям 1991 года, я так и не смог разделить страну в своем сознании. И Латвию, и Россию, и другие республики СССР я по-прежнему считаю своей Родиной. Эти даты заставили меня задуматься над современными политическими процессами в России. Но вначале хочу поделиться одной историей из детства.

Как нас учили родину любить

В первой школе из тех, где мне довелось учиться в Риге, я был скорее хулиганом и разгильдяем, чем прилежным учеником. Бывало, мы прогуливали уроки, разными выходками доводили девчонок до истерики и периодически гостили в кабинете у директора. Однажды нас, человек пять, выгнали с урока. Обиженные, на наш взгляд, несправедливым наказанием, мы устроили «акцию протеста»: напялили пионерские галстуки, как банданы, на головы и вломились обратно, распевая при этом какую-то чушь.

Безнаказанной эта выходка, конечно, не осталась. Главным образом досталось нам не за то, что сорвали урок, а за «идеологическую диверсию» – глумление над пионерским галстуком. Беседа была долгой. Из кабинета директора для продолжения воспитательной работы нас отправили в пионерскую комнату. Там уже собрались ответственные за эту часть педагоги и их поддержка – образцовые пионеры и комсомольцы. Все как один – отличники учебы с примерным поведением. Нам стали объяснять, что покусились мы, ни больше ни меньше, на кусочек красного знамени, и таким поступком серьезно обидели «дедушку Ленина».

Большинство фраз формально-назидательного характера мы, естественно, пропустили мимо ушей, усиленно изображая мину раскаяния на лице. Однако кое-что меня тронуло. Одна пожилая учительница рассказала о героях-панфиловцах (наша школа была посвящена памяти их подвига), которые во время Великой Отечественной проливали за меня кровь. Закончила она тем, что эта кровь, как память об их подвиге, отражена в нашем красном галстуке. Комсомольцы-отличники дружно закивали головами в знак полного согласия. К теме смерти и войны я уже тогда относился с почтением, и подумал, что, наверное, в этот раз мы действительно «перегнули палку».

Но в целом к советским символам мое отношение скорее было безразличным. И совсем не потому, что я не любил свою страну. Любил, и даже иногда тихо завидовал ее создателям – героям революций и войн, понимая, что мне-то уже не выпадет шанс поучаствовать в великих событиях. Тогда Советский Союз казался настолько мощной и нерушимой страной, что ей не то что мелкие выходки школьников-хулиганов, а целые армии врагов не в состоянии были навредить. СССР был подобен бетонному монолиту, которому безразлично - боготворят его или пинают ногами. Стоял раньше, простоит еще сотни лет.

Но вот наступил 1991-й... Жвачки, джинсы и «видаки» беспощадно вытеснили в сознании старшеклассников красные уголки и пионерские лагеря.

Даже будучи подростком, я хорошо прочувствовал серьезность происходящего. Советские танки уходили из Риги, и казалось, что на их место приходит нечто мрачное и чуждое.

Когда я пытался завести разговор со сверстниками о происходящем в стране, то чаще всего встречал непонимание. Мол, кто мы такие, чтобы об этом думать?

Через несколько лет, когда все уже закончилось и новая реальность вступила в свои права, я встретил пару бывших комсомольцев-отличников. Разговорились. Они были уже весьма «продвинутыми». Спросил, как остальные. Оказалось, что большинство «бывших» успешно адаптировались к новой жизни. Один занимался обменом валюты. Другой имел несколько ларьков на базаре и регулярно мотался в Польшу за шмотками. Третий открыл дискотеку в одном из бывших районных ДК. «А как же страна, за символы которой вы меня когда-то отчитывали?», – спросил я. «Жить надо сегодняшним днем», – ответил один. «Принцип прост: хочешь жить – умей вертеться», – с улыбкой добавил второй.

А еще годом позже я встретил одного своего «подельника» по «галстучной акции» и другим выходкам. Он работал мастером цеха в трамвайно-троллейбусном парке. После работы мы зашли в бар пропустить по кружке пива за встречу и вспомнить бурное прошлое. Когда прощались, он сказал: «А ведь какая у нас была Великая страна! Как жаль, что мы тогда не смогли ее отстоять...».

Двадцать лет спустя...

В конце прошлого года меня пригласили в Москву - продолжить обучение в аспирантуре факультета психологии МГУ. В это время в России проходили выборы в Госдуму, а улицы города заполнили толпы митингующих. Не успел я толком познакомиться с сокурсниками и преподавателями, как меня, даже не спрашивая, кто и откуда, начали настойчиво приглашать протестовать. Мол, «в стране коррупция, у власти воры, а честный народ только на улицах». Предложения протестовать неизвестно против чего я, разумеется, отклонил, но сами собой возникли вопросы: «чего они хотят?», «кого они реально представляют?» и «кто эти люди?».

Начнем с ответа на первый вопрос.

Допустим, большинство тех, кто сегодня ходит на «марши миллионов», делают это вполне искренне, не желая расчленения России, которое обернется трагедией для русского народа. Но ведь и в 1991-ом далеко не все выступавшие против системы хотели развала СССР.

Тогда в сознание активно внедрялись два штампа: «совок» и «совдепия». К ним привязывался весь реальный негатив: пресмыкательство перед партократами, искусственно созданный дефицит, доведенное до автоматизма принуждение к соблюдению идеологических ритуалов и т.п. Понятно, вызывало раздражение, когда люди, не обремененные духовностью и умом, но занимающие место в номенклатуре, учили всех жизни.

Но в 1991 году «совок» как раз и был сохранен: из партийных кабинетов он перебрался в офисы коммерческих компаний. Убито было ядро, содержащее в себе ценности и смыслы жизни многих поколений.

Несомненно, «наш общий дом» нуждался в капитальном ремонте. Но вместо этого ночью, пока все мирно спали, под видом строителей приехала бригада гастарбайтеров с перфораторами и разнесла фундамент здания. Утром мы проснулись уже на его обломках.

Сегодня так называемые демократы и либералы проклинают ОМОН и автозаки, а объединяющей идеей лидеры Болотной и Сахарова недавно провозглашали «честные выборы». Но в 1993 году те же их вожди, не задумываясь, расстреливали из танков людей, защищавших вполне честно выбранный парламент, законное решение которого пошло вразрез с «демократическим мейнстримом».

Бросаются в глаза и знакомые созвучия: вместо «совка» появилась «рашка», вместо «совдепии» – «эрэфия». Случайное совпадение? Уверен, нет. Дух и технологии белоленточного протеста являются калькой с духа и технологий протеста 1991-го.

А ядром протестного движения являются те, кто двадцать лет назад рушил мою страну, и их идейные последователи. Проект, начатый в 1991 году, еще не завершен.

Отвечая на второй вопрос, о репрезентативности протестов, я вспоминаю наши латвийские протесты 2003–2004 года против насильственного перевода русских школ на латышский язык. За всю историю новой Латвии это было самое массовое и долгосрочное протестное движение. И я провел скромное сравнение. Самые крупные митинги оппозиции в Москве собрали максимум 120 тысяч человек. Самый крупный митинг против ликвидации русских школ в Риге 1 мая 2004 года собрал более 50 тысяч. Население Москвы – 12 миллионов. Население Риги на тот момент было не более 750 тысяч. Получается, на московские митинги белоленточников вышел каждый сотый москвич, а на рижский школьный протест – каждый пятнадцатый рижанин! И это было в день, когда Латвия вступала в ЕС и в городе проходило множество развлекательных мероприятий. То есть пропорциональная численность рижского протеста была как минимум в 7 раз выше московских белоленточников! А если мы учтем, что около половины населения Риги – латыши, которые, за редким исключением, не поддерживали русских школьников, то эта цифра увеличится еще вдвое. Информацией об этих протестах тогда пестрели российские СМИ.

И где были «борцы за демократию и справедливость»? Получается, что права «взбесившихся пусек» для них – права человека, а миллионы соотечественников, оставшихся на постсоветском пространстве, это так... издержки демократии.

Сторонникам «демократии и либерализма», собственно, никогда и не важна была реальная численность протестующих. Решающим фактором их «народного протеста» была громкость. Ельцинское выступление на танке против ГКЧП в августе 1991-го звучало повсюду, а мнение 112 миллионов человек, всего за полгода до этого выразивших на всесоюзном референдуме желание сохранить страну, было тихо проигнорировано.

Надо отдавать себе отчет в том, что западный капитал, стоящий за либеральным протестом, не интересует честность выборов и наличие демократии в России. «Честным» и «демократическим» будет считаться лишь то, что соответствует их интересам. Вспомните: когда полным ходом разворовывались все ценности, накопленные нашим народом за десятки лет, когда люди по полгода не получали заработанные гроши, когда шли войны и уже сама Россия стояла на грани развала... тогда Запад аплодировал, говоря об «активном развитии демократических процессов». Зато, когда в 2000-х Владимир Путин остановил падение страны в пропасть, возникли вполне ожидаемые укоры в «дефиците демократии». И пока мы будем пытаться соответствовать их «стандартам демократии», будет, как в известной сказке про дедушку, внука и осла, которые, определяя, кто на ком должен ехать, все время равнялись на мнение окружающих. Завершалось это всегда одним и тем же: «Снова смеется народ у ворот...».

И как тут не вспомнить слова Слободана Милошевича: «Русские!

Я сейчас обращаюсь ко всем русским; жителей Украины и Беларуси на Балканах тоже считают русскими. Посмотрите на нас и запомните – с вами сделают то же самое, когда вы разобщитесь и дадите слабину. Запад – цепная бешеная собака, она вцепится вам в горло.

Братья, помните о судьбе Югославии! Не дайте поступить с вами так же!» Один раз мы уже позволили себя разобщить. Второй – может стать для нас последним.

Однако не хотелось бы заканчивать на печальной ноте. Тем более, что я не отношу себя к людям, ностальгически причитающим о прошлом, сидя у телевизора. Мне часто приходится слышать: «Твоей страны нет уже двадцать лет. Хватит жить прошлым, время империй прошло». На это я всегда привожу исторический пример: в 70 году с падением Масады еврейское государство потеряло остатки суверенитета и прекратило свое существование. Но остались те, кто почти две тысячи лет хранил и передавал из поколения в поколение мечту о возвращении в Землю обетованную. Сегодня отрицать факт существования государства Израиль не станет даже самый ярый антисемит. Если евреи смогли восстановить свою страну, то чем мы, наследники людей, совершавших великие дела и великие подвиги, хуже? Сегодня империи нет. Но живы носители ее духа. А значит, те, кто ее рушил, будут вздрагивать, просыпаясь по ночам в холодном поту, и всегда ощущать наше дыхание у себя за спиной.

Виктор Елкин – магистр психологии, аспирант Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова. С 1995 г. в Латвии состоит в Движении "Равноправие", а затем в его продолжении партии "ЗаПЧЕЛ". В 2003 г. качестве председателя Молодежного клуба Латвии стал одним из основателей Штаба защиты русских школ. С 2004 г. - помощник депутата Европарламента Татьяны Жданок. В том же году начал практику, как психолог-консультант. В 2005 г. с коллегами по профессии основал один из латвийских психологических центров. С 2007 г. вместе с профессором Олегом Никифоровым возглавляет Латвийский комитет по борьбе с тоталитарными сектами. С 2011 г. - руководитель департамента коммуникаций Центра русской культуры Латвии в Москве.