Дядя Иван

На модерации Отложенный
 
 Начало шестидесятых годов двадцатого века. Летний день в деревне одной из южных областей России.  На завалинке приземистой избы под соломенной крышей пятиклассник Петя и мужчина в летах ведут неспешную беседу на равных. Мальчик, приехавший недавно из Москвы, зовет мужчину дядя Иван.
 
По городским меркам дядя Иван выглядит не презентабельно: среднего роста, жилист, седые, спутанные волосы под замасляной кепкой. Пиджак и брюки такие же замасленные и грязные.
В деревне это в порядке вещей: много грязной работы и в колхозе, и в домашнем почти натуральном хозяйстве.
 
  В руке дяди Ивана неизменно дымится толстая самокрутка. Папиросы в сельмаге были, но мужское население деревни то ли жалея на них денег, то ли, считая их не достаточно крепкими, предпочитало курить козьи ножки и цыгарки из своей махорки, благо росла она в каждом огороде. Дядя Иван по дороге домой любил заходить к соседскому мальчику, а еще больше он любил говорить с ним о Москве.
Спрашивал: -Как там люди живуть, бегають? А не бывал ли ты в Сандуновских банях?
 
В отличие от других деревенских в его вопросах не было скрытого осуждения суеты московской жизни, скорее наоборот - Москва ему нравилась и он был рад, что нашел достойного и знающего собеседника. Чинную беседу иногда прерывала его жена - уже не молодая, худощавая, выше среднего роста женщина. Она, не входя во двор, останавливалась у колодца и кричала ему от туда: - Да ты щё-жа, родимец тебя расшиби. В избе все на столе стынет, а ты здесь с дитём малым гутаришь.

  Кряхтя, дядя Иван нехотя поднимался, стаскивал кепку, запихивал ее в правый карман брюк и молча шел вслед за своей супругой. Разговоры были разными, но, в основном, крутились вокруг Москвы и особенностей городской московской жизни. Дядя Иван обнаруживал не плохое знание географии столичного города и часто ставил в тупик своего молодого собеседника вопросами на эту тему. Но однажды разговор вышел на войну с Германией - в то время о ней было много разговоров.
 
Мальчик спросил: - Дядя Иван, а ты воевал? Не дождавшись ответа от неожиданно задумавшегося собеседника, он продолжал:  - А мой отец воевал, он был и в пехоте, и разведчиком, и это, как ее, корректировщиком. Его чуть немецкий снайпер на елке не убил. Пуля ухо обожгла.
 Было видно, что эта тема волновала его, она напалняла его гордостью за своего отца.
Отец при этом наделялся всеми положительными мужскими достоинствами и был недосягаемым примером для подражания. Он уже приготовился слушать воспоминания о военном, и, несомненно, героическом прошлом своего соседа. Он был уверен, что рассказы о войне такого бывалого человека как Дядя Иван, будут такими же интересными, как и рассказы его отца.  
 
Тем временем Дядя Иван, затянувшись в очередной раз ядреным самосадом, вышел из задумчивости, взъерошил седые волосы и, повернувшись к мальчику, уже готов был ответить на его вопрос, однако, задержался, полез было за новой порцией махорки, но вытащил руку из кармана и, обреченно махнув ею, начал говорить.

- Не, Петя, я не воевал. Во время, значить, войны я служил в Москве в особых частях НКВД. Жили мы, значить, в теплых казармах. Кормёжка была не плохая, одёжа была справная, но гражданская. Форму одевали только на построения. - А что вы там делали? недоуменно посмотрел на Дядю Ивана подросток. - Да в то время, значить, вокруг Москвы по окружной железной дороге ходили пассажирские вагоны, развозили людей на работу, кого куда. Ну а к каждому вагону, значить, были приставлены по два секретных сотрудника.

Вот я, значить, всю войну и проездил со своим напарником в одном из таких вагонов. У нас, значить, было все по плану - в день два человека сдать с рук на руки тоже нашим сотрудникам, которые были прикрепленные к железнодорожным станциям. - Как это? Для чего? Недоуменно округлил глаза мальчик. - Как это для чего. Что б, значить, лишнего не болтали: про Сталина там, про советскую власть, про других руководителей Партии и Правительства. Да я по божески - план не перевыполнял, не выслуживался.

  От услышанного Петя вдруг почувствовал не понятный дискомфорт и осознание того, что он не знает чего-то важного в этой жизни. Такой простой и гармоничный мир детства куда то пропал...  Он не до конца понял и то, что услышал от Дяди Ивана, более того, он был уверен, что люди, задержанные при его помощи, будут непременно отпущены, ведь наверняка разберутся, что это недоразумение, что они нужны на предприятиях, кующих победу для фронта... Однако вопросы ему почему-то задавать расхотелось.

  А Дядя Иван встал, взял с завалинки кепку, хотел было по привычке засунуть ее в карман, но нахлобучил на голову и как-то неестественно дернув подбородком, ссутулившись, молча пошел к своему дому.