1937-й год начался в Советском Союзе с проведения всеобщей переписи населения. Согласно её данным, больше 55 миллионов жителей страны старше 16 лет назвали себя верующими. В феврале 1937 года Отдел культпросветработы ЦК партии получил доклад о состоянии антирелигиозной работы в СССР. В ней отмечалось, что в стране насчитывается к тому моменту примерно 20 тысяч молитвенных зданий, помимо этого 10 тысяч зданий было временно закрыты местными властями. Общее число зарегистрированных служителей культа в Советском Союзе на февраль 1937 г. составляло чуть больше 30 тысяч человек, причём это были
все конфессии и церкви: православные сергиевской ориентации, обновленцы, старообрядцы, протестанты, мусульмане, иудеи и т. д. И очень скоро большинству из них суждено было стать жертвами небывалой кампании государственного террора против «врагов народа». Однако при этом следует твёрдо помнить, что эти репрессии явились общей бедой для всей нашей страны, а не только трагедией верующих или священников какой-то одной церкви. Понесённый же ими урон был в создавшейся ситуации наиболее закономерен, и прежде всего это относится к православной церкви. Ведь ловить «врагов народа» и антисоветчиков в рядах её духовенства, учитывая весь 20-летний опыт конфликтных взаимоотношений меж ним и советской властью, для сталинских органов госбезопасности было так же естественно, как искать рыбу в воде, а песок – в пустыне. Уж коли в Советском Союзе конца 30-х годов «шпионами», «фашистами», «предателями» и т. д. сплошь и рядом объявлялись те, кого ещё недавно чествовали как вождей большевистской партии, героев Октябрьской революции и Гражданской войны, то что уж было говорить о православных попах, давно и прочно закрепивших за собой репутацию отпетых «контрреволюционеров»?!
Пик сталинских репрессий для православной церкви пришёлся на лето-осень 1937 года, когда по всей стране прошли массовые аресты священников и мирян. Только из «высшего эшелона» православной иерархии за 1937 г. были арестованы порядка 50 православных архиереев, в том числе киевский митрополит Константин (Дьяков), ярославский митрополит Павел (Борисовский), нижегородский (горьковский) митрополит Феофан (Туляков) и другие. Скоро на них, как и на арестованных ранее клириков, стараниями чрезвычайных «троек» и военных трибуналов обрушился поток жестоких приговоров: так, из членов епископата в 1937 году был расстрелян 21 православный архиерей…
Естественно, что церковные историки пытались найти в советских архивах какие-то документы тех лет о массовом терроре против священнослужителей. Единственное, что подошло на эту роль, – приказ главы НКВД Николая Ежова № 00447 от 30 июля 1937 года о репрессиях среди ранее судимых. В преамбуле к приказу упоминалось, что в деревне «осело много в прошлом репрессированных церковников и сектантов, бывших активных участников антисоветских вооруженных выступлений». Но распорядительная часть текста приказа относится только к тем деятелям церкви, которые уже находились в местах лишения свободы. К контингентам, подлежащим репрессии, здесь отнесены «наиболее активные антисоветские элементы из бывших кулаков, карателей, бандитов, белых, сектантских активистов, церковников и прочих, которые содержатся сейчас в тюрьмах, лагерях, трудовых поселках и колониях и продолжают вести там активную антисоветскую подрывную работу» (84). Более о церковниках в этом приказе Ежова ничего не сказано. Известно и то, какие инструкции получало тогдашние органы НКВД на местах. Так, 8 августа 1937 года заместитель наркома Фриновский разъяснял начальнику удмуртского управления Наркомата внутренних дел В. Шленову об отношении к церковникам и сектантам: «Если церковники и сектанты ведут у вас контрреволюционную деятельность, они в общем порядке подлежат аресту, преданию суда... Если же церковники и сектанты состоят в повстанческих, террористических, фашистских и бандитских формированиях (пункт 3 раздела 1 приказа) то они подлежат репрессированию по 1 и 2 категории» (84).
Иными словами, даже в 1937-38 гг. репрессируемых из числа православных верующих и клириков официально карали совсем не за веру в бога. – Им «шили» всё те же стандартные обвинения, что и основной массе жертв репрессий: «58-я статья», «антисоветская пропаганда», «диверсионно-вредительская деятельность», «фашистский заговор», «шпионаж» и т.д. и т.п. Никто не заставлял православных заключённых отрекаться от веры в Христа и не обещал им в обмен на это освобождение или помилование.
Самой крупной жертвой тогдашних репрессий против церковников стал митрополит Пётр (Полянский), к тому времени почти 12 лет непрерывно пребывавший в заключении. В 1936 году, по истечении срока приговора, ему продлили заключение ещё на 3 года. Однако дожидаться конца этого очередного срока власти уже не стали. 2 октября 1937 года Пётр-Полянский был приговорён к расстрелу, и таким образом, формально в Советском Союзе был казнён глава православной церкви, хотя реально его обязанности исполнял давно уже Сергий-Страгородский, которому гибель митрополита Петра позволила в 1937 году окончательно утвердиться в роли патриаршего местоблюстителя… Двумя другими важными церковными фигурами, погибшими тогда, стали ещё один «наследник» покойного патриарха Тихона, митрополит Кирилл (Смирнов), а также создатель антисоветской Истинно-православной церкви митрополит Иосиф (Петровых). Последний, на протяжении 1931-35 гг. находясь в казахстанской ссылке, работал бухгалтером на медном комбинате, а после проживал в г. Мирзояне без права выезда до 1937 года, когда он вновь был арестован. 19 ноября 1937 года Иосиф (Петровых) по обвинению в «контрреволюционной деятельности» был приговорён к расстрелу и расстрелян на следующий же день. Что касается Кирилла, то он ранее, после недолгого пребывания на свободе, в июле 1934 г. снова был арестован и осуждён за «контрреволюционную деятельность» на очередные 3 года ссылки, тоже в Казахстан. Из неё он так и не освободился, поскольку настал 1937-й год, когда Кириллу-Смирнову было приписано «участие в контрреволюционной подпольной организации церковников». По этому обвинению он был приговорён в ноябре 1937 г. к смертной казни и расстрелян вместе с митрополитом Иосифом (Петровых)…
Вопреки нынешним утверждениям церковной пропаганды, что во время массовых репрессий «мученики» из числа православных на следствии вели себя безупречно, в отличие от якобы отчаянно трусивших и закладывавших всех напропалую коммунистов и «безбожников», в реальности это зачастую было далеко не так. Мужественные люди, стойко выдержавшие жестокие методы сталинского следствия, не согласившиеся признать возводимых на них обвинений и оклеветать других, были как среди верующих, так и среди неверующих арестантов конца 30-х годов. Другое дело, что в обстановке массовых репрессий факт признания или непризнания арестованным предъявленных ему обвинений обычно никак не влиял на его конкретную участь… Общую статистику по этому вопросу привести неоткуда, но судя по материалам конкретных «дел», адепты православной церкви в большинстве своём не показали себя во время репрессий какими-то несгибаемыми героями. Не только рядовые клирики или верующие миряне, но даже многие иерархи, включая митрополитов, подписывали «признания» в сочинённых следователями нелепых обвинениях и оговаривали при этом других. Дабы не быть голословными, приведём ряд примеров.
Член сергиевского Синода, ярославский митрополит Павел (Борисовский) был арестован 21 августа 1937 года. Ему в вину были вменены «создание в Ярославской области антисоветских повстанческо-диверсионных групп и подготовка их для вооруженных выступлений против советской власти». В материалах следственного дела утверждается, что Борисовский признал себя виновным и на допросе 1-3 марта 1938 г. назвал членов Синода, составляющих антисоветскую группу. 6 октября 1938 г. Военная коллегия Верховного Суда СССР осудила этого митрополита по 58-й статье УК на расстрел.
Ветлужский епископ Неофит (Николай Коробов) в августе 1937 года был арестован вместе со всеми священниками округи. Неофита обвинили в том, что он проводил «подрывную работу, направленную на свержение Советской власти и реставрацию капитализма в СССР», что им была создана «диверсионно-террористическая, шпионско-повстанческая организация», во главе которой он руководил «сбором шпионских сведений, поджогами колхозов, уничтожением колхозного поголовья», а также передал «шпионские сведения митрополиту Сергию Страгородскому для передачи разведывательным органам одного из иностранных государств». Пару месяцев длилось следствие: «Следователь Нестеров не утруждал себя допросом епископа, добиваясь одного - чтобы тот подписал составленный и отпечатанный на машинке протокол допроса. 23 октября 1937 года епископ подписал протокол , а 31 октября и составленное следователем дополнение к нему» (42). На основании этих обвинений «тройка» УНКВД 11 ноября 1937 года приговорила епископа Неофита к расстрелу.
Не проявляли тогда сверхъестественной стойкости и многие рядовые попы, даже те, кто имел уже имевшие за плечами большой опыт «гонений». К примеру, приходской священник Александр Черноуцан впервые был арестован в 1926 году, затем неоднократно ссылался, а после ссылки служил в Арзамасе, пока в сентябре 1937 г. его не арестовали опять. Вскоре Черноуцан, «не выдержав условий следственного заключения, признал себя виновным » (42). Всего по этому делу было арестовано и осуждено 75 человек. 23 октября «тройка» УНКВД приговорила о. Александра и ещё 36 человек к расстрелу. Другой священник, Порфирий Колосовский из села Варганы был арестован 17 сентября 1937 года «на основании ложных показаний ранее арестованного священника, который, сломленный тюремным содержанием и пытками подписал все показания, составленные следователем». И хотя сами Порфирий вины не признал, он 11 ноября 1937 г. также был приговорён к расстрелу…(42)
Разумеется, помимо случаев малодушия и доносительства, были и противоположные примеры, которыми теперь хвалятся адепты православия, пытаясь выдать за аргумент в пользу своей веры. Правда, проявляемая на следствии стойкость редко помогала верующим спасти себе жизнь, – они часто разделяли ту же самую судьбу, что и «сломавшиеся»… Так, богородицкий архиепископ Александр, викарий нижегородской епархии (Александр Похвалинский) был арестован осенью 1937 года вместе с 9 священниками, 3 дьяконами и 1 церковным старостой храма из Нижнего Новгорода. В итоге только трое из полутора десятков обвиняемых по этому делу – 2 священников и староста – отказались подписать протоколы следствия. Однако 2-3 декабря 1937 года все они, признавшиеся и непризнавшиеся, были приговорены к расстрелу Особой тройкой УНКВД и 11 декабря 1937 г. расстреляны (42).
Архиепископ Александр Щукин (1891-1937) имел долгий опыт преследований со стороны большевиков. Ещё в 1929 г. он был арестован и осуждён на 3 года в Соловецком лагере за то, что он «как идейный противник Советской власти, путём произнесения проповедей с антисоветским уклоном, прививал свои контрреволюционные убеждения населению, и в единоличных беседах вёл откровенную антисоветскую пропаганду на темы «о бесчинствах коммунистов-безбожников …» и т. д. После лагеря Александр был отправлен в Орёл, стал там архиепископом, затем в 1936 г. получил назначение в Семипалатинск. В августе 1937 г. Щукина арестовали, обвинив в шпионаже и контрреволюционной агитации, но он всё отрицал. 28 октября 1937 г. следователь Барабанщиков провёл последний допрос архиепископа. Вот типичный пассаж из его протокола: « Как член контрреволюционной организации вы проводили активную контрреволюционную агитацию среди населения, прекратите запирательство и дайте показания о вашей контрреволюционной деятельности! – Никакой контрреволюционной агитации я среди населения не проводил и в этом виновным себя не признаю …» (42). Тем не менее, в тот же день архиепископа Александра приговорили к расстрелу и через 2 дня расстреляли.
То же самое можно сказать и о судьбе многих рядовых попов, проявлявших стойкость на следствии. Например, священник Александр Крылов из села Ляпуны Нижегородской области был арестован 17 сентября 1937 года по обвинению в участии в сожжении 20 домов и скирды соломы в селе Островском, колхозного двора в селе Уварово, и мельницы в деревне Гугино. Вины не признал и 11 ноября приговорён к расстрелу, – как и арестованный ранее по этому же делу и тоже не признавший себя виновным священник Павел Борисоглебский из села Плотинского, обвинённый в том, что находясь в ссылке ещё в 1930-31 гг. допустил антисоветские высказывания (42).
В других же случаях отказывающиеся от признаний на следствии, напротив, сохраняли себе жизнь. Так, снова арестованный в 1937 году епископ Лука (Войно-Ясенецкий) стойко перенёс 13 дней почти беспрерывных допросов, на которых следователи требовали от него признания в шпионаже, но ничего не добились. Продержав Войно-Ясенецкого в тюрьме более 8 месяцев, его в очередной раз сослали в Сибирь на 3 года, и освободился он уже после начала Великой Отечественной войны… Хотя Лука не погиб во время «безбожных гонений», а ранее даже готов был под их давлением, как выше упоминалось, отречься от своего епископского сана, он сейчас канонизирован церковью наравне с другими «мучениками»…
Сколько же всего представителей православного духовенства попало в конце 30-х гг. ХХ века под жернова сталинских репрессий? – Точного ответа на этот вопрос до сих пор нет. Служащие церкви историки старательно раздувают теперь масштабы этой трагедии. В своей оценке числа жертв сталинских репрессий конца 30-х годов ХХ века нынешняя РПЦ руководствуется прежде всего цифрами правительственной комиссии по реабилитации жертв политических репрессий, которую долгие годы возглавлял Александр Яковлев. Однако у большинства серьёзных историков на сегодняшний день сведения Яковлева вызывают, мягко говоря, удивление. Сам покойный ныне идеолог горбачёвской перестройки признавал, что «точных данных, которые бы основывались на документах, о масштабах всенациональной трагедии нет». Это не мешало ему в пылу своих антисталинских разоблачений откровенно фантазировать, руководствуясь в подсчёте жертв репрессий принципом «чем больше, тем лучше»! Так, А. Яковлев в 10 раз преувеличивал достоверно засвидетельствованное число высланных при раскулачивании крестьянских семей (вместо 381 026 у него их получалось 3 с половиной миллиона), а число насильственно уничтоженных оценивал аж в 60 миллионов! (85). Между тем, к настоящему времени обнародованы документы о числе арестованных органами ВЧК-ОГПУ-НКВД на протяжении 1921-1938 годов. Это более 4,7 млн. человек, из их числа выявлены справки о расстреле более чем на 680 тыс. человек (86). Согласно ныне опубликованным данным, в тюрьмах и лагерях НКВД (без учета спецпоселенцев) на 1 января 1939 содержалось 1 989 883 человек, включая осуждённых за чисто уголовные преступления (87).
А. Яковлев же в 1995 году от имени своей комиссии опубликовал следующие цифры о репрессиях конкретно против РПЦ: «в 1937 году было арестовано 136 900 православных священнослужителей, из них расстреляно – 85 300; в 1938 году арестовано 28 300, расстреляно –21 500; в 1939 году арестовано 1 500, расстреляно – 900; в 1940 году арестовано 5 100, расстреляно-1 100; в 1941 году арестовано 4 000, расстреляно – 1 900…» (88). Таким образом, по Яковлеву получалось, что всего за 1937-41 гг. в СССР было арестовано более 200 тысяч одних только православных священнослужителей, из которых более 110 тысяч было расстреляно! – Но во-первых, откуда взялось такое число репрессированных священнослужителей православной церкви, если их даже во всех конфессиях Советского Союза насчитывалось по переписи к 1937 году было чуть более 31 тысячи человек!? Во-вторых, вызывает изумление странная округлённость – вплоть до сотен и даже тысяч – всех приведённых Яковлевым цифр. Возможно, столь круглые числа и планировались в спускаемых «сверху» разнарядках, по которым тогда могли осуществляться массовые репрессии, но как в реальности исполнение подобных разнарядок могло быть столь пунктуальным и точным, чтобы хотя бы немного не отличаться от планируемых показателей в ту или другую сторону?
Цифры, приводимые на сей счёт другими источниками, более реалистичны. По подсчётам кандидата исторических наук О. Б. Мозохина, где речь идёт не только о православных священнослужителях, а обо всех служителях культа, вместе взятых, на 1937 год число репрессированных служителей культа составило 33 382 человек, а на 1939 год – лишь 414 человек (60). Однако стоит признать, что и эти документальные цифры изумляют: ведь, как уже говорилось, по данным переписи на 6 января 1937 года в СССР было зафиксировано лишь 31 298 служителей всех культов! Даже если предположить, что в статистику НКВД вошли многие вновь репрессированные священники, уже находившиеся к тому времени в заключении и поэтому не учтённые январской переписью 1937 года, картина получается всё равно мрачная…
Другой вопрос: можно ли это расценить как стремление физически уничтожить во время репрессий 1937-38 гг. православную церковь в Советском Союзе, на чём настаивают сейчас многие клерикалы? Надо полагать, что нет, ибо если бы такая задача действительно ставилась сталинским руководством, то ничто не помешало бы репрессивным органам в создавшихся условиях её осуществить. Тем не менее, часть церковников во главе с «блаженнейшим» митрополитом Сергием осталась тогда в живых и на свободе. Они продолжали по-прежнему легально исполнять свои духовные функции, служить в храмах, управлять приходами и т.д. Другое дело, что количество открытых православных церквей в СССР действительно сократилось в эти годы до минимума, и к 1939 году служба совершалась только примерно в 100 православных храмах…
Огромный процент посаженных и расстрелянных священников ещё не доказывает желания Сталина уничтожить церковь вообще. – Ведь точно так же во время террора конца 30-х гг. погибли очень многие члены партии, работники наркоматов, командиры Красной армии, сотрудники госбезопасности, но из этого нельзя сделать вывод, будто Сталин хотел совсем ликвидировать все эти важнейшие институты своего государства, установив в СССР подлинную анархию!? Равным образом безосновательно считать события 1937-38 гг. в отношении представителей духовенства расправой со стороны «атеистического государства» за их религиозную веру, поскольку тогда же жертвами беззаконий стал и большой процент актива Союза воинствующих безбожников – они, получается, репрессированы были за неверие в бога и являются «мучениками атеизма»?! А если учесть, сколько в целом пострадало за те годы коммунистов-партийцев да и просто неверующих советских граждан, то по этой логике репрессии конца 30-х годов и подавно окажутся в большей степени гонениями против атеистов, нежели против верующих!!! Так что решение проблемы об истинных причинах трагической участи церкви в ходе сталинских репрессий напрямую зависит от ответа на вопрос, каков вообще был историческо-политический смысл этих репрессий?!..
Большую важность в разрешении вопроса, имел ли Сталин в конце 30-х годов намерения окончательно уничтожить православную церковь в СССР, представляет следственное дело погибшего в 1937 г. нижегородского митрополита Феофана (Тулякова). Василий Туляков (1864-1937 гг.) являлся архиепископом Псковским и Порховским до 1935 года, когда был переведён в Нижний Новгород и получил сан митрополита. 25 июля 1937 года митрополит Феофан был арестован. Его «дело» вёл крупный чин госбезопасности Мартынов, который позже сам был осуждён и расстрелян за свои злоупотребления насильственными методами следствия. После месяца допросов следователь Мартынов 31 августа 1937 г. составил протокол признаний, под которым стоит подпись митрополита Тулякова. Насколько она подлинная, не совсем ясно, но главное в этом протоколе – содержание признаний митрополита, которое по сегодняшним понятиям можно было бы назвать просто сенсационным. – Признавшись в работе на английскую разведку, Феофан (Туляков) сообщил также, что он «являлся членом московского церковно-фашистского центра», по заданию которого проводил деятельность, «направленную к ослаблению мощи Советского государства и свержению Советского правительства». Членами же «Московского церковно-фашистского центра» Феофан-Туляков назвал, помимо себя, ещё 7 православных иерархов, включая «блаженнейшего» митрополита Сергия (Страгородского), ленинградского митрополита Алексия (Симанского), украинского митрополита Константина (Дьякова), а также уже арестованных на тот момент ивановского митрополита Павла (Гальковского) и Александра Лебедева, управляющего делами при митрополите Сергии. О самом главе тогдашней православной церкви в показаниях Тулякова сказано: «Из разговоров, которые у меня были с Сергием Страгородским; мне было понятно, что он состоит на службе в английской разведке, по заданиям которой и проводил шпионскую деятельность...» Также заговорщики якобы поддерживали связь с неким «заграничным церковно-фашистским центром», под которым могла подразумеваться ЗРПЦ: «По директивам заграничного церковно-фашистского центра необходимо было всеми путями подготавливать восстание против Советской власти, и в этих целях готовить повстанческие и террористические кадры, сеять возмущение и озлобление среди населения против Советской власти и заниматься непосредственной подготовкой восстания, начало которого прямо связывалось с интервенцией против Советского Союза со стороны Германии и Японии…» (89). Как уже выше упоминалось, показания о шпионской работе Сергия-Страгородского на иностранные государства дал осенью 1937 года и ветлужский епископ Неофит (Коробов) своему следователю Нестерову…
Независимо от того, имелась ли в этих следственных показаниях хоть малейшая доля правды, очевидно, что они должны были стать по тем временам абсолютно убийственными для всех, кто в них фигурировал, и давали карательным органам исчерпывающие основания для расправы над всем высшим церковным руководством в СССР! Для самого митрополита Феофана так оно и оказалось: 21 сентября Особой «тройкой» областного управления НКВД он был приговорен к расстрелу, и 4 октября 1937 г. приговор привели в исполнение. Трагичная участь постигла и другого из причисленных к членам «Московского церковно-фашистского центра» православного иерарха – упомянутый в протоколе киевский митрополит Константин (Дьяков) был арестован 16 сентября 1937 года. Молодой следователь НКВД Гольдфарб решил создать образцово-показательное дело о «церковной фашистской организации, занимавшейся шпионажем, подрывом Советской власти на территории всей Украины» и рьяно взялся за выбивание признательных показаний из арестованного. Однако не сильно опытный следователь «перестарался» и в ночь с 10 на 11 ноября 1937 года немощный митрополит Константин умер во время очередного допроса…
Осенью 1937 года был приговорён к расстрелу по 58-й статье и предыдущий нижегородский митрополит Евгений (Зернов), арестованный ранее, на основании доноса одного из клириков, за произнесение с церковного амвона проповедей контрреволюционного содержания и осуждённый в ноябре 1935 г. к 3 годам лагерей. Уже в Карагандинском лагере, где он отбывал заключение, Зернова осенью 1937 года обвинили в том, что им велась антисоветская «религиозная агитация монархического направления», создана контрреволюционная группа служителей культа и т. д. Следственное дело, в частности, гласило: «Зернов, восхваляя положение крестьянства при царской власти, гнусно клеветал на колхозное строительство, клеветал на Конституцию СССР» (42). И хотя в многочисленных обвинениях, предъявляемых ему, бывший митрополит Евгений себя виновным не признал, это не изменило его участь – он был расстрелян.
В ноябре 1937 г. был осуждён по обвинению «антисоветская агитация» на расстрел и арестованный годом ранее и находившийся в казахстанской ссылке член фактически уже упразднённого сергиевского Синода, бывший когда-то одним из вождей «обновленцев» архиепископ Серафим (Александров). Месяцем позже эту судьбу разделил и его бывший коллега по Синоду 1927 года Киприан (Комаровский), приговорённый к расстрелу по обвинению в том, что он ещё с Гражданской войны являлся японским шпионом, а в последнее время – и руководителем «контрреволюционной группы церковников», осуществлявшим «связи с японской разведкой через её резидента бывшего Вятского епископа Евгения (Зернова)».Тогда же был расстрелян и другой иерарх, причисленный в показаниях митрополита Феофана к участникам «Московского церковно-фашистского центра» – арестованный ещё в 1936 году иваново-вознесенский митрополит Павел (Гальковский).
Его обвинили в том, что он является главой контрреволюционной группы, «деятельность которой выражалась в устройстве антисоветских сборищ, хранении и распространении книги "Протоколы сионских мудрецов" …» Последнее обвинение вполне правдоподобно, ибо в Советском Союзе тех лет подобная антисемитская литература открыто издаваться не могла, а вот среди черносотенцев «Протоколы…» были весьма популярны ещё с дореволюционных времён. Вряд ли следователи НКВД в конце 30-х гг. стали бы вспоминать про этот незабвенный опус, если бы он периодически не «всплывал» со дна сундуков православных монархистов во время обысков, так что кары за его распространение трудно признать чистым «гонением на веру»…
В декабре 1937 г. по обвинению в контрреволюционной монархической агитации был приговорён к расстрелу бывший ленинградский митрополит Серафим (Чичагов), уволенный на покой 4 годами ранее по старости. Леонид Чичагов (1856-1937) был с давних пор известен как рьяный монархист, из-за чего после Февральской революции, являясь к 1917 году архиепископом Тверским и Кашинским, он был смещён со своего места епархиальным съездом. Патриарх Тихон назначил Чичагова на Варшавскую кафедру, но реально он там никогда не находился, а с 1928 по1933 гг. был митрополитом Ленинградским в иерархии Сергия-Страгородского. Хотя в 1937 году митрополит Серафим предъявленных ему обвинений не признал, его расстреляли…
А вот самый главный участник «Московского церковно-фашистского центра», митрополит Сергий (Страгородский) в результате всего этого не только уцелел, но и как ни странно, значительно выиграл, укрепил своё иерархическое положение. Ведь в ходе репрессий на территории Советского Союза погибли все прочие иерархи, претендовавшие на главенство в православной церкви: и Кирилл-Смирнов, и Иосиф-Петровых, и Пётр-Полянский, лишь после казни которого Сергий, собственно, и стал не «исполняющим обязанности», а вполне официальным местоблюстителем патриаршего престола! В этом качестве он благополучно и руководил церковью вплоть до 1943 года, когда по воле Сталина был избран на Архиерейском соборе патриархом РПЦ, достигнув наконец того, к чему шёл столь долгий период...
Но может быть, Сергия (Страгородского) сохранили в качестве символической фигуры, а кроме него в результате террора 1937-38 гг. совсем не осталось никаких других иерархов? Так, к примеру, православные авторы пишут, что « к 1939 году на свободе осталось всего четыре правящих епископа во главе с митрополитом Сергием» (46). Лев Регельсон в своей книге «Трагедии русской церкви», впервые изданной в Париже в 1977 году, также утверждал, что к 1939 г. на свободе осталось только 4 правящих епископа: митрополит Сергий (Страгородский), митрополит Алексий (Симанский), митрополит Николай (Ярушевич) и архиепископ Сергий (Воскресенский). (90)
Вопрос, какое минимальное количество членов епископата оставалось на воле, имеет в данном случае принципиальное значение. Дело в том, что по православным канонам (49-е правило Карфагенского собора) для сохранения преемственности духовной иерархии церковь должна иметь не менее 3 епископов. Ведь согласно представлениям православных, божественная благодать передаётся в среде духовенства по принципу «сверху вниз», и только епископы своей властью вправе рукополагать простых священников. Для того же, чтобы возвести нового кандидата в епископский сан, необходимо согласие трёх уже действующих епископов. Таким образом, если в церковном «строю» останется меньше этого числа иерархов, будущее церкви окажется под угрозой: нельзя будет поставлять новых епископов, а без них некому станет возводить в сан рядовых священнослужителей, – обычные православные прихожане своим решением избирать их не могут! Собственно, знание данных канонов изначально давало большевикам довольно простой способ покончить с православной церковью, если бы они этого и вправду захотели: для этого достаточно было тем или иным путём сделать так, чтоб на свободе осталось меньше трёх архиереев. Учитывая же , что их в РПЦ даже перед революцией насчитывалось не более полутора сотен, справиться с подобной задачей при желании было совсем нетрудно. И сделай большевики такую простую вещь, со временем всё дореволюционное духовенство просто бы вымерло в силу естественных причин, а новых священников не появилось, так что к концу периода советской власти в СССР православная церковь исчезла б как религиозный институт сама собой и безо всяких «массовых гонений»! Возмущаясь, что в самое тяжёлое для духовенства время, в конце 30-х годов, власти в Советском Союзе оставляли на воле четверо иерархов, – то есть даже больше, чем требовалось для рукоположения новых епископов, – нынешние адепты православия не подтверждают, а косвенно опровергают свою же версию о «беспощадных гонениях с целью уничтожить церковь» и т.п.!
Кроме того надо сказать, что распространённое мнение о «квартете» оставшихся к 1939 году на свободе правящих иерархов слишком сгущает краски: на самом деле их было больше! По крайней мере, помимо упомянутых 4 епископов в 1939 году действовал ещё архиепископ Калининский ( до октября 1937 года – епископ) Палладий (Шерстенников). Это следует хотя бы из того, что он той порой участвовал в церковном суде над другим своим коллегой – архиереем Алексием (Сергиевым), который став с 1937 г. епископом Ивановским, уже на следующий год «отошёл от митрополита Сергия» в какой-то очередной раскол, за что в 1939 году осуждён другими православными епископами и отстранён от управления своей епархией. Как можно убедиться на этом примере, РПЦ в конце 30-х годов успешно сокращала число своих правящих архиереев и собственными стараниями, помимо действий карательных органов! Вообще же значительную «убыль» рядов действующего епископата в ту пору совсем не стоит объяснять только прямыми репрессиями. – Некоторое число епископов просто увольнялось на покой или понижалось до уровня настоятелей храмов, ибо из-за массового закрытия церквей по всему Советскому Союзу в иных православных епархиях местным «владыкам» просто не оставалось, кем управлять, и тогда их переводили на положение обычных настоятелей. Типична в этом плане история астраханского архиепископа Андрея (Комарова), который в октябре 1939 г. был назначен на штатное место приходского священника Покровской церкви г. Куйбышева той же области, поскольку его епархия в то время почти из одной этой церкви и состояла!
Наконец, с целью опровержения мифа о попытках советских «безбожников» якобы полностью уничтожить православное духовенство в период между Октябрьской революцией и Великой Отечественной войной, нелишне обратить внимание на судьбы членов тогдашних Синодов. Если бы большевики действительно строили те планы искоренения православия, в которых их обвиняют, то они несомненно должны были бы, учитывая сугубо иерархичное и централизованное устройство РПЦ, обрушить самые жестокие репрессии именно на Синод как высший орган церковного управления. Что же оказывается на деле?
Вот состав Синода, избранного на Поместном соборе 7 декабря 1917 года и действовавшего до смерти патриарха Тихона. Кроме него самого, туда вошли ещё киевский митрополит Владимир, новгородский митрополит Арсений, харьковский митрополит Антоний, владимирский митрополит Сергий, одесский митрополит Платон, а также архиепископ кишинёвский Анастасий и волынский – Евлогий. Помимо них, было избрано также шесть кандидатов в члены Синода: петроградский митрополит Вениамин, таврический архиепископ Димитрий, могилёвский архиепископ Константин, тамбовский архиепископ Кирилл, вятский епископ Никандр и пермский епископ Андроник. Так или иначе, большинство из этих 14 членов тихоновского Синода, включая самого патриарха, умерли своей смертью. Трое из них – митрополит Арсений (Стадницкий), архиепископ Никандр (Феноменов) и Сергий (Страгородский) – вошли затем в состав нового Синода 1927 года, а Сергий в итоге стал следующим после Тихона патриархом православной церкви. 4 митрополитов из состава Синода 1917 года эмигрировали, окончив свои дни за границей: это Антоний (Храповицкий), Платон (Рождественский), Анастасий (Грибановский) и Евлогий (Георгиевский). Архиепископ Димитрий (Абашидзе) в 20-х годах «удалился от мира», принял схиму с именем Антония и умер в Киеве уже во время Великой Отечественной войны; архиепископ Константин (Булычёв) с 1922 г. ушёл в «раскол» – сперва в обновленческий, затем в григорианский… Насильственной же смертью из членов тихоновского Синода погибли лишь 4 иерарха. Это убитый неизвестно кем в 1918-м киевский митрополит Владимир, а также трое архиереев, определённо расстрелянных большевиками: пермский архиепископ Андроник – в 1918 году, питерский митрополит Вениамин – в 1922 году, и митрополит Кирилл, который погиб только в 1937 году. То есть за время функционирования Синода лишь двое из 14 его участников достоверно пали жертвой большевистского террора. Это, конечно, заслуживает сожаления, но явно не говорит о попытке «безбожников» физически уничтожить Синод как орган церковного управления или прекратить его деятельность.
Теперь проанализируем Временный патриарший священный синод, который был создан в 1927 г. Сергием Страгородским и более-менее регулярно собирался до середины 30-х годов, когда по решению советских властей его деятельность была прекращена под предлогом участия некоторых иерархов в «контрреволюционной шпионской деятельности». По нашим данным, из 12 человек, входивших помимо Сергия в разное время в состав его Синода, половина – Михаил (Ермаков), Сергий (Гришин), Никандр (Феноменов), Севастиан (Вести), Сильвестр (Братановский) и Алексий (Симанский), будущий патриарх в 1945-70 гг., – умерли естественной смертью, хотя и не все они избежали в 30-х годах арестов. Интересна в этом плане судьба архиепископа Сергия (Гришина). Будучи арестован в 1936 г. вместе с епископом Афанасием Сахаровым, он работал в лагере конюхом и был выпущен на свободу только после начала Великой Отечественной войны. Став в 1941 г. архиепископом Можайским, Сергий управлял Московской епархией, был эвакуирован вместе с Патриархией в Ульяновск, но затем вернулся в Москву. В 1942-43 гг. являясь архиепископом Горьковским и Арзамасским, он участвовал в Архиерейском Соборе сентября 1943 года и был избран постоянным членом нового Синода РПЦ. Да и его подельника по 1937-му году Афанасия (Сахарова), епископа Ковровского, тоже не расстреляли, хотя это был известный «возмутитель спокойствия» в церковной среде, один из лидеров движения «непоминающих» ( т.е. антисоветской оппозиции Сергию-Страгородскому), – Афанасий пережил и репрессии конца 30-х годов, и Великую Отечественную войну, вернувшись после 1945 г. в «лоно» восстановленной Сталиным РПЦ…
Другой же половине членов Синода 1927 года повезло куда меньше. – Трое их них точно были расстреляны в конце 30-х годов: это Серафим (Александров), Павел (Борисовский) и Киприан (Комаровский). Двое других, Константин (Дьяков) и Анатолий (Грисюк) умерли в тюрьме, а Филипп (Гумилевский) по разным данным, не то умер в заключении, не то был расстрелян. Таким образом, картина здесь куда трагичнее, однако даже в случае сергиевского Синода половина уцелевших его членов – такой же силы аргумент против версии о стремлении Сталина в 30-е годы уничтожить православную церковь, как погибшая половина – аргумент в пользу этого мнения…
После 1937-38 годов православная церковь в отечественной истории уже никогда не подвергалась таким преследованиям, которые можно было бы назвать жестокими и кровавыми. Напротив, уже сразу после окончания репрессий дела её, можно сказать, пошли «в гору». – К июню 1941 года православная церковь имела 28 архиереев, 3732 храма и молитвенных дома, в которых служили 5665 священников и диаконов, а также 64 монастыря, в которых было 5100 насельников. Правда, большая часть всего этого «хозяйства» приходилась на только недавно присоединённые к СССР области западных Белоруссии и Украины, Молдавию и Прибалтику, где сталинская власть ещё не успела толком навести свои порядки (82). Окончательно же церковь была реабилитирована Сталиным к середине войны, когда в 1943 г. состоялся Архиерейский собор, избравший Сергия-Страгородского патриархом РПЦ …
Возвращаясь в заключении статьи к вопросу о реальной численности церковных «новомучеников» за время советской власти, нужно признать необоснованность тех апокалиптических цифр, которыми любит оглушать сознание обывателей современная официальная пропаганда. Чаще всего сейчас называются данные, имеющие в основе фантастические измышления на сей счёт Александра Яковлева. Так, в телепередаче «Мы» от 7 октября 1997 года была озвучена цифра в 200 тысяч расстрелянных и полмиллиона осуждённых священников за весь период советской истории. Позднее это неоднократно повторяли различные церковные деятели типа дьякона Андрея Кураева. – Между тем, ко 1998 году Православному Свято-Тихоновскому богословскому институту удалось найти данные не более, чем на 10 тысяч репрессированных. Ректор этого института протоиерей В. Воробьёв сам признавал: «Мы получили списки репрессированного духовенства, примерно 2500 имён, создана база о новых мучениках, содержащая 9000 биографических статей». Поимённо же РПЦ на конец 2007 года канонизировала 1757 новомучеников за весь ХХ век. Таким образом, цифры для «внутреннего» церковного пользования оказываются куда меньше, нежели используемые в целях православной пропаганды среди масс… Однако в любом случае, сколько бы мучеников ни канонизировала церковь, в отношении всех них стоит помнить высказывание из книги «Галерея святых» Поля Гольбаха: «Число людей, умерших за полезную истину, невелико; число умерших ради заблуждений и безумств – огромно!» (91)
Комментарии