«Я никогда не подам им руки.»…

 В Киеве 24 ноября в возрасте 99 лет, не дожив нескольких месяцев до 100-летнего юбилея, скончался от инсульта прославленный разведчик, ветеран Великой Отечественной войны, Герой Украины Евгений Березняк.

«Майор Вихрь» немного не дожил до своего 100-летия.

Подвиг Евгения Березняка, легендарного «майора Вихря», в годы Великой Отечественной войны является примером настоящего патриотизма и самопожертвования,светлая память о Евгении Степановича навсегда останется в наших сердцах.

СПРАВКА: Евгений Березняк - ветеран Великой Отечественной войны 1941—1945 годов, Герой Украины, один из спасителей города Кракова. Родился в Днепропетровске в 1914 году. В 1943-м с отличием окончил школу военной разведки в Москве(это школа ГРУ-не путать с гэбнёй).

В августе 1944-го был десантирован во вражеский тыл вместе с группой разведчиков «Голос». Деятельность группы на территории Польши легла в основу сценария советского художественного фильма «Майор Вихрь», а также польской кинокартины «Ocalic‘ miasto».

После войны Евгений Березняк работал в сфере образования.

Ранее в интервью «Комсомолке» Герой Украины рассказал о том, как его прославила «Комсомолка», о «поющих» немцах и своем отношении к воинам ОУН-УПА: «ДАЖЕ ОТЕЦ НЕ ЗНАЛ, ЧТО Я БЫЛ РАЗВЕДЧИКОМ»

- Евгений Степанович, как изменила вашу жизнь обрушившаяся после выхода фильма «Майор Вихрь» слава?

- В течение 20 лет после войны никто и не догадывался, что я бывший военный разведчик, даже мой родной отец. Приятели и знакомые думали, что я был в партизанах. В 1965 году перед выходом того самого фильма на экраны в «Комсомольской правде» появилась статья «Город не должен умереть». Именно благодаря ей страна и узнала о том, что разведку в Кракове возглавлял я — газета назвала мое имя.

Тогда я работал начальником управления школ Министерства просвещения УССР, и сотрудники начали ходить ко мне не по делу, а чтобы посмотреть на «майора Вихря» (cмеется).

Через три недели после публикации я получил уже около 7 тысяч писем. Адресовались они очень просто: «г. Киев, майору Вихрю». Почтальоны приносили мне их прямо на работу. Разумеется, я физически не мог ответить на все, поэтому написал книгу «Я — Голос», где поведал правдивую историю группы разведчиков («Голос» был моим псевдонимом).

До сих пор люди знают меня именно как майора Вихря, и мало кто вспоминает мою настоящую фамилию. А поляки зовут меня «капитан Михайлов», несмотря на то, что я давно генерал-майор.

- Много ли в фильме художественных моментов?

- Он и был заявлен режиссером как художественный, и потому авторские суждения в нем — это естественно. Имеются несколько неточностей. Основная заключается в том, что сценарист Юлиан Семенов захотел показать, будто Краков спасла группа разведчиков. Но это сделали войска Конева, а не Березняк и товарищи

Мы только способствовали уменьшению потерь и ускорению операции по спасению города.

- Как поляки относились к советским разведчикам? Не воспринимали как вероятных оккупантов? Старались помочь?

- Если бы не польское подполье и наши польские друзья, то выполнить задание в тех условиях было бы почти нереально! По нашим сведениям в Кракове находились тысячи переодетых сотрудников абвера и гестапо. Хорошо была поставлена и служба пеленгации. Но с нами сотрудничали многие поляки.

Все явки и радиоквартиру предоставили нам они. Шестерых из этих людей наградили советскими орденами Отечественной войны, причем двоих — посмертно. Так что судите сами, помогали они нам или нет.

После провала радиоквартиры, когда немцы запеленговали радиостанцию и 16 сентября 1944 года окружили дом, хозяева спрятали меня под досками, накрытыми сеном, — там было оборудовано специальное убежище. А сами не спаслись, фашисты расстреляли их на моих глазах.

После того как в 1945 году дочерей хозяина квартиры Стефу и Рузю освободили из лагеря смерти Равенсбрюк, они не обвиняли меня, сказали лишь: «Капитан, была война…».

- Когда вы попали в камеру смертников в гестапо, было очень страшно?

- Я два с половиной года действовал во вражеском тылу, выполняя задание, и каждый день мог стать для меня последним. Но я не боялся, знал: ни на минуту нельзя терять самообладания. Ведь это грозило сорвать огромную работу, которую мы вели вместе с польскими побратимами. Даже когда оказался в гестапо в камере длиной в три шага, я прохаживался там и напевал под нос украинские песни.

И когда мне удалось бежать (на краковском рынке Тандетта. — Авт.), я не трусил и не оглядывался. Просто ждал, пока толпа вынесет меня с рыночной площади.

 - А после войны отношение поляков к вам не поменялось?

- С приходом Леха Валенсы в стране возникли негативные настроения по отношению к советским солдатам, нас даже называли оккупантами. Как раз в это время меня пригласили в Ягеллонский университет на встречу по поводу годовщины великой Победы.

Там собрались ученые со всей Польши, и один из них, мой приятель, профессор Скомский, который во время войны помогал нашей группе, предупредил, что в зале есть люди, готовые подписаться под обвинениями в адрес Красной армии.

После того как в зале прозвучала речь, где говорилось о грабежах и насилии, якобы принесенных советскими войсками, мне дали слово.

Я встал и поинтересовался у аудитории: почему меня называют оккупантом, почему называют оккупантами мою радистку и тех 1800 советских солдат, которые пали на улицах Кракова, спасая город?

Когда мы отправлялись в тыл врага, мы знали, что в разведке погибают трое из четверых.

Тем не менее, мы летели освобождать польскую землю.

После того как я закончил, зал взорвался аплодисментами.

- Скажите, среди немцев попадались люди, которые понимали бессмысленность кровопролития?

- Разумеется. Когда наша радистка попала в гестапо (вы помните этот эпизод по фильму), ей помогли бежать, предварительно попросив назвать явку для встречи с руководством нашей разведки.

Шеф абвер-команды №315 Курт Гартман ненавидел нацистов. Дело в том, что он был только наполовину немцем — его мать была русской. После того случая он связался с моим заместителем и стал нашим осведомителем. Мы дали ему кличку Правдивый.

Благодаря Гартману я сумел внедрить в абвер своего заместителя Алешу Шаповалова. Как-то при встрече с Лешей на нашей явочной квартире Гартман хватил лишнюю рюмку, вышел на деревенскую улицу и во весь голос запел «Широка страна моя родная»…

- Как вы относитесь к тем, кто служил в ОУН-УПА?

- Я не хотел бы распространяться на эту тему. Лучше расскажу вам историю, которая случилась со мной после войны.

В 1949 году я был приговорен к смертной казни краковским проводом ОУН-УПА. Они назначили день и час моего уничтожения. Я тогда жил во Львове и работал в городском управлении образования. Время было тяжелое, приходилось задерживаться допоздна. Однажды около 10 вечера в кабинете раздался телефонный звонок. Моя соседка дрожащим голосом предупредила: «Пан Евгений, молю вас, не идите сегодня домой: у ворот вас ждут парни из леса».

Теперь вы можете судить о моем отношении к этим людям — я никогда не подам им руки. До конца своих дней.