Спор о России

На модерации Отложенный

 Текст большой, поэтому публикую лишь выдержки, наиболее близкие моему миропониманию и мироощущению. При этом горячо рекомендую прочесть всё.

 Как люди с радикально различными политическими

взглядами попытались понять друг друга.

"Русский Репортёр" и Захар Прилепин, собрав в одном месте писателей, публицистов и музыкантов, известных своими жесткими политическими декларациями, попытались организовать разговор в жанре "понять другого". Задача была — постараться услышать аргументы с чужой, подчас враждебной идеологической позиции и понять, сможет ли русская интеллигенция хотя бы на этот раз не лить воду на мельницу новой гражданской войны.

— Надеюсь, теперь они не поубивают друг друга, когда начнется новая революция. Вспомнят, как вместе пили водку, и передумают, — сказал Дмитрий Вадимо́вич, один из авторов этого проекта, предпринявший героические усилия, чтобы собрать столь разных людей в одном месте.

Идея была в том, чтобы не просто устроить разговор, спор или там "дебаты" хороших людей с разными общественно-политическими позициями, а попытаться понять друг друга. Для этого мы придумали следующую литературную игру: каждому участнику по итогам встречи было предложено написать короткое эссе. Не для того, чтобы скорректировать свою позицию или просто "описать" позицию другого, а чтобы достичь, нет, не согласия, а максимально глубокого понимания друг друга. Вот эти тексты мы и публикуем.

То, что хозяином встречи выступил именно Захар Прилепин, не случайно. С одной стороны, он человек с ясными политическими взглядами, ярко выраженный левый, его публицистическая статья "Письмо товарищу Сталину" вызвала волну гневных отповедей в либеральной среде. Но он — большой писатель, поэтому от спора с ним интеллигент-западник, поклоняющийся именно культуре, а не государству, не уклонится. И действительно, в деревню к Прилепину ради этого проекта приехала, например, целая группа коллег с телеканала "Дождь" во главе с главным редактором Михаилом Зыгарем. С другой стороны, за столом у условного либерала трудно было бы встретить, скажем, националиста Ивана Миронова, который обвинялся в покушении на Чубайса.

Русские касты

Герман Садулаев

Даже для того, чтобы спорить, нужно иметь с человеком много общего. Иначе двое поговорят — каждый на своем языке и сам с собой — да и расходятся. Уже к концу первого дня мне стало ясно, что перспективы в таком общении нет. Каждый из нас обращался не к собеседнику, а к стереотипу и образу врага в собственном сознании, каждый боролся со своим личным кошмаром. Мне виделись "либералы", обязательно разваливающие Россию по хребту и презрительно относящиеся к трудовому народу, а либералам представлялись "коммунисты", которые обобществят жен и непременно запретят поездки в Париж. Поэтому для финальной дискуссии я выбрал в оппоненты Михаила Леонтьева, представлявшего на нашем деревенском собрании идеологию правого консерватизма. Мне чрезвычайно импонирует то, что Михаил Владимирович неравнодушен. Он увлечен. Он занимается пропагандой в лучшем смысле этого слова — не для галочки, не по работе, а из сердца. Он искренне переживает за Россию. Да, переживает. Да, за Россию. Это не иронически, это всерьез. Некоторые обыватели не верят, что такое возможно. Думают, что "нормальный" человек способен размышлять только о выгоде для себя лично, а все остальное — от психических девиаций. Вот такое представление у них о человеке. Однако кроме ущербно эгоистичных существуют иные люди, с иными масштабами мышления, способные переживать за страну. Мне всегда было интересно и комфортно с такими, даже если их мировоззрение отлично от моего.

Основой российской идеологии должен быть политический суверенитет. Российское государство имеет свои интересы и должно их защищать. Либерально-демократический режим в России может быть только прикрытием внешнего управления. Никакая демократия в современном мире не возможна. Как невозможна и полная автократия. Демократия есть иллюзия участия народных масс в управлении, автократия есть иллюзия неучастия народа. И неизвестно, в каком случае реальное влияние народа меньше, а в каком больше.

С помощью современных избирательных процедур и технологий осуществляется манипулирование результатами выборов. Но дело даже не в этом, а в том, что принятие решений изымается из компетенции "демократически избранных" органов власти и власть фактически осуществляют другие институции, никакого отношения к выборам и прочим фиговым листкам демократии не имеющие. При этом, напротив, авторитарный властитель может быть принужден логикой истории выполнять требования и чаяния именно широких народных масс, пренебрегая запросами "элит".

По национальному вопросу можно образно сказать так: национальное государство — это жидкое говно. Все национализмы в России, не исключая и русского, являются идеологиями распада, развала, разгрома, раздела, то есть цивилизационного поражения. Гипотетическое "просто русское" государство было бы жалким и скучным зрелищем, если бы вообще могло когда-нибудь появиться. Но русский народ есть народ имперский, то есть властвующий. Он владеет многими землями, и иными народами тоже владеет. И нет никаких оснований лишать русских власти или ставить под сомнение способность русского народа и далее властвовать и владеть.

Русские есть народ победителей. Идеология, которая нужна России, должна быть идеологией победы, а не идеологией отступления, не идеологией поражения. Отступать некуда. Вопрос стоит так: будет ли Россия существовать? Или перестанет существовать.

Мы живем в конкурентной среде. В международных отношениях нет места сентиментальности. Либо мы победим, либо нас уничтожат. Россия слишком большая и слишком опасная, чтобы ее можно было терпеть, или принимать "на равных", или чтобы можно было оставить ее в покое. Россию никто не оставит в покое. Борьба не прекращается. Либо мы выстоим, либо от нас ничего не останется. Поэтому нам нужна сильная, объединяющая, консолидирующая идеология победы. А не сепаратистские идеологии национализмов и не коллаборационистские, власовские, пораженческие, либерал-полицейские идеологические диверсии внутренних врагов России, "пятой колонны".

Нам нужна конкурентная экономика. Мы должны, не стесняясь и не спрашивая ни у кого разрешения, защищать себя. Если нужны протекционистские меры — значит, применять их, не реагируя на окрики Запада. Если для укрепления наших позиций необходима девальвация рубля, то мы должны на это пойти. Сейчас нам было бы целесообразно провести девальвацию хотя бы на 50%. Однако мы видим обратное: за последние годы курс рубля укрепился вчетверо! Это делает наши товары абсолютно неконкурентными и на внешнем, и на внутреннем рынке.

Отечественные производители не могут соперничать с импортными товарами, и промышленность не развивается, упуская все возможности. Наш внутренний рынок оккупирован. Но провести девальвацию невозможно из-за банковской системы. Банки имеют активы в рублях, а кредиты берут на Западе в валюте, девальвация рубля мгновенно обрушит банковскую систему России. Мы сами себя загнали в угол. Решение может быть только волевым, силовым. Никакая дальнейшая либерализация либерализма нам не поможет.

Борьба с коррупцией есть фетиш и пропаганда. Никакая борьба с коррупцией не возможна в стране с такой структурой управления и экономики. Никакие посадки того или иного министра ничего не дадут. Борьбой с коррупцией лишь пользуются одни кланы, с тем чтобы отжать ресурсы у других кланов. А бывает еще, что под предлогом борьбы с коррупцией убирают самых честных, не­удобных системе. Те, кто метит в коррупцию, на самом деле стреляют в Россию.

Поступая в политическое сословие, человек должен понимать, что он будет служить государству, он не будет иметь выгоды, не будет жить в роскоши и обязан в любой момент умереть за родину.

Нам нужна эффективная экономика. Практика показывает, что ничего более эффективного, чем рыночные отношения, в экономике нет. Поэтому экономика должна быть рыночной, чтобы быть эффективной и конкурентной, чтобы мы не проиграли в международном соревновании. Это единственный критерий. Если кто-то предложит иную модель экономики — нерыночную, но эффективную, мы можем принять эту модель. Главное в том, что мы не имеем права опять проиграть.

В Советском Союзе было что-то не то. Иначе не превращались бы в диссидентов разумные, адекватные люди. И неоправданное вторжение в личное пространство человека — оно тоже недопустимо. Оно было при СССР, и сейчас в Европе оно есть — особый европейский тоталитаризм. Я не хочу, чтобы какой-то мудак указывал мне, курить мне или не курить. Я взрослый человек, я сам решу.

Поскольку демократический принцип правления является вывеской и ложью, необходимы другие основания для осуществления власти. Способ рекрутирования элит должен быть коренным образом пересмотрен. В наше время не работает принцип происхождения, аристократия не может быть семейной. Распределение по сословиям должно быть добровольным.

В обществе должно быть два основных класса: политическое сословие и земство.

Поступая в политическое сословие, человек должен понимать, что он будет служить государству, он не будет иметь выгоды, не будет жить в роскоши и обязан в любой момент умереть за родину. В таком случае человек имеет политические права, участвует в формировании власти.

Такой принцип существовал в Риме: право избирать и быть избранным полагалось только тем, кто имел место в легионе. Если римлянин выбывал из легиона, даже в силу уважительных причин — по болезни или старости, то он терял политические права. Это справедливо. И требования к политическому сословию должны быть жесткими. Нет речи о коррупции — даже малейшая корысть карается жестоко, до смертной казни. Потому что человек знал, на что шел, когда записывался в политическое сословие.

Другое сословие, земство, напротив, имеет все экономические права. Они могут следовать лозунгу "Обогащайтесь!". В рамках закона, который установлен и поддерживается политическим сословием, земские люди могут сколь угодно улучшать материальные условия своего существования, действовать для выгоды, наслаждаться комфортом и роскошью, если смогут этого добиться. Никто не может их упрекать. Но политических прав они не имеют. Торгаши и эгоисты не должны определять правила игры, нельзя позволять им контролировать власть и закон. Так называемое всеобщее политическое право приводит только к одному: к торжеству коррупционно-манипуляторского псевдогосударства.

Третье сословие, духовенство, должно быть освобождено от участия и в политике, и в экономике. Наши священники — чистые источники, к которым мы приходим, чтобы увидеть свое отражение, испить веры и просветлиться. Нельзя допускать, чтобы духовные родники замутили и замусорили отбросами политических дрязг и экономических интересов.

Размышляя над сословным делением по Михаилу Леонтьеву, я вспоминаю о варновой структуре общества в Древней Индии. Конечно, она выродилась в наследственную и потому жутко реакционную, архаичную и антигуманную кастовую систему. Но в теории подразумевалось естественное деление людей по качествам, наклонностям и деятельности: 1) брахманы — священники, учителя; 2) кшатрии — правители, воины; 3) вайшьи — торговцы, земледельцы; 4) шудры — слуги, рабочие. При этом с переходом на каждую следующую ступень сужается область дозволенного эгоцентризма и расширяется сознание общности целей и интересов.

На первой ступени шудры. Считается, что их эго сосредоточено в своем теле и производных тела: семья, родственники. Поэтому у шудр наиболее широкий перечень прав в отношении чувственных наслаждений. Им можно все, что запрещено высшим кастам: алкоголь, мясо, свободный секс. Им дают хлеба и зрелищ. С них строго не спрашивают. Достаточно следования правилам общежития, а если шудра придерживается семейных ценностей, если он верный муж и заботливый отец, такого шудру считают святым. И конечно, чтобы обеспечить себя, шудра должен работать по найму, на заводе или в офисе.

На следующей ступени вайшьи. Они способны расширить эго до размеров своей лавки, то есть бизнеса. Они думают не только о себе, но и о "деле". Если офисный работник улетает на отпуск в Турцию и целый месяц вообще не вспоминает о своих обязанностях, то предприниматель всегда на работе. Он и в Турции думает о бизнесе, нервничает и периодически звонит в офис. Вайшья поэтому должен организовывать экономику и платить налоги государству.

Кшатрии расположены выше. Они могут расширить свое эго до размеров нации. Они думают: "Государство — это я". Для них заботы страны есть их личные заботы (а не наоборот), ничего важнее интересов страны нет. Они готовы умереть за родину, вопрос даже не стоит так, ведь они и родина едины. Они способны ощутить нацию как свое тело, обиды нации — как свои обиды, а личная победа для них есть только победа всей нации. Они не могут заниматься коррупцией. Этим мог бы заниматься вайшья, если бы его пустили во власть. Но кто же пустит торгаша в дом самураев? Кшатрии проявляют доблесть и стремятся к славе. Они не альтруисты, у них есть амбиции, но амбиции высокие: остаться в истории как "великий правитель". Кшатрии управляют страной. Они и есть политический класс.

Самый высший разряд — брахманы. Эти, как предполагается, вообще не имеют эго. Они ровно и дружелюбно относятся ко всем. Они расположены на духовном уровне. Их почитают все классы и приходят к ним за советом. Но царских престолов они не занимают, это не их дело. И богатств они не накапливают. И чувства не услаждают. Только служат богу и людям.

Конечно, это идеальная система, нигде, кроме как в волшебной Рама-раджье, в царстве бога на земле индийских сказаний, не реализованная. Попытка создать кастовую систему была в СССР, но это отдельная тема. В наш "железный век", согласно индуизму, все мы шудры: и цари, и торговцы, и даже священники; по уровню эгоизма мы, увы, на уровне шудр. И чистых типов нет. Так что деление условное, схематическое. Но интересное.

А я вот что еще понял, когда слушал представителей разных течений мысли. Что все они правы. У каждого сословия своя философия, своя система идей, соответствующая уровню и целям этого сословия.

Шудры — это социализм. Но не столько советский пассионарный социализм, сколько "потребительский рай", условный "шведский социализм", тот самый "социализм с человеческим лицом", уютное социальное государство, где есть все условия для комфортного телесного существования.

Вайшьи меряют все своей меркой, им подавай либерализм с рыночными принципами во всех областях жизни, а не только в экономике, с культом предпринимательства и частной инициативы.

Кшатрии стоят на позициях имперского национализма, им больно за весь народ, они готовы на жертву ради нации и страны, им претит как идеология комфорта, так и идеология "свободы для лавочников".

А брахманы… За брахманов в нашем собрании высказался поэт и рэпер Андрей Бледный, в разгар дискуссии смиренно напомнив о боге, духе и любви. Так что всем нам, "политикам", стало немного совестно за всю ту ерунду, которой мы занимаемся.

Хотя это вовсе не ерунда, нет, а занятие нужное и правильное. Но, с другой стороны, то, что нам стало на минутку совестно, тоже правильно. Очень.

Михаил Леонтьев

На самом деле Захара [Прилепина] понимать и не нужно. Его можно просто чувствовать. Захар весь виден на своей заимке, со своей мужицкой брутальностью похож, как это обычно бывает, на свою собаку — огромный добрейший волкодавище. Такой нежный омоновец. Ничего, кроме очищенного детским максимализмом образа советской империи, советской справедливости, советской ностальгии и советского сострадания, этот образец хорошего человека найти для себя не может. Да и не нужно. Не понять это невозможно, оппонировать глупо. При этом Захар, в отличие от Германа, как бы революционер. Более того, даже "нацбол". То есть вроде как по ту сторону баррикады. Успокаивает то, что никакой баррикады между нами нет и, скорее всего, не будет. Не там проходит баррикада, даже если товарищ уверен в обратном.

Герман [Садулаев] — непьющий русский писатель. В отличие от Захара, понимающий и описывающий мир не через чувство, а через сознание. Герман мыслитель. Чеченец, написавший лучший в мире текст о том, кто такие русские и зачем они себе нужны. Кстати, когда на нашем сайте на Германово интервью набросились наши отечественные нацики — само интервью, естественно, не читавшие, — чеченец Герман ответил им: "Я русский, а вы кто?" И Герман, и Захар — русские в том единственном имеющем для нас смысл значении.

Есть одна проблема: и Герман, и Захар абсолютно органично левые. И в смысле государственности, и в смысле справедливости. То, что у Захара существует на уровне литературной сенсорики, Герман формулирует достаточно четко и убедительно в том же самом эссе о русских: "В современной России социализм может быть только государственным, а государство социалистическим… И капиталистическое государство у нас невозможно, оно равно отсутствию государства, победе хаоса. Нет русского государства после социализма, только стаи волков рыскают по русскому лесу". Это правда. С этим любой согласится, если он не маниакальный либераст.

В рамках наших общих ценностей с Захаром и Германом мы не имеем права второй раз просрать страну, которую уже один раз просрали. Я понимаю и уважаю "левость" Захара и Германа, потому что это от глубины и последовательности чувств и мировоззрения. Разделить, к сожалению, не могу. Поэтому, наверное, я правый.

Ложь социализма (как, впрочем, и либерализма, либеральной демократии) в том, что они по факту разных людей считают равными и, по сути, одинаковыми. Люди разные с моральной, интеллектуальной точки зрения, с точки зрения ценностей и мотивации. И надо дать им возможность быть разными. Каждый человек, приделанный к своему месту, с неизбежностью наносит пользу. Вопрос в том, как его к этому месту приделать. Это вопрос нового будущего русского социального проекта — хотя бы потому, что остальные нас мало интересуют.

Нельзя вернуться в прошлое. Ни в идеальный 13-й год, ни в идеальный 45-й. Ни даже в идеальный 80-й. Новый русский правый должен быть обязательно во многом левым. А если задача стояла поговорить так, чтобы не подраться в неком критическом будущем, то мне с Захаром и Германом драться незачем. Я их люблю.