Бабий Яр: Откуда у истории ноги растут

Кадр из пропагандистского фильма "Бабий Яр" (Германия, Беларусь, 2003)

Человечество, в основной своей массе, глупо. Непроходимо. Нелепо. Волшебно. Примерам несть числа: «Панама». Открытие Шлиманом Трои. «Уже нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!» Высадка американцев на Луну. «МММ». 9/11.

«В 1498 году Анниус де Витербе опубликовал в Риме сборник произведений Семпрониуса, Катона и многих других, которые он якобы нашел в Мантуе, а на самом деле сам же и сочинил.

В 1519 году французский ученый де Булонь подделал две книги В. Флакка, а один из замечательных ученых-гуманистов Сигониус опубликовал в 1583 году неизвестные до него отрывки из Цицерона. Эта симуляция была сделана с таким мастерством, что обнаружилась только через два века, да и то случайно: было найдено письмо Сигониуса, в котором он сознавался в фальсификации.

В том же веке один из первых немецких гуманистов, познакомивших Германию с римскими классиками, Пролюциус написал седьмую книгу «Календарной мифологии» Овидия. Мистификация эта была отчасти вызвана ученым спором о том, на сколько книг делилось это сочинение Овидия; несмотря на указания от имени автора, что книг у него шесть, некоторые ученые Ренессанса, основываясь на композиционных особенностях, настаивали на том, что книг должно быть двенадцать.

Голландец Мерула, автор «Всемирной истории», цитировал неоднократно длинные абзацы из рукописи Пизона и из грамматики времен Траяна, никогда не существовавших.

Францисканец Гевара опубликовал «найденный» им во Флоренции философский роман, героем которого является Марк Аврелий. Исторический роман имел успех, однако анализ обнаружил мистификацию.

В конце XVI века был мало освещен вопрос о распространении христианства в Испании. Для восполнения досадного пробела испанский монах Хигера после большой и сложной работы написал хронику от имени никогда не существовавшего римского историка Флавиуса Декстера.

В XVIII веке голландский ученый Хиркенс издал под именем Люция Вара, якобы трагического поэта эпохи Августа, трагедию. Совершенно случайно удалось установить, что венецианец Коррарио издал ее в XVI веке от своего имени, никого не пытаясь ввести в заблуждение.

Испанец Мархена в 1800 году развлекался сочинением на латинском языке рассуждений порнографического характера. Из них он сфабриковал целый рассказ и связал его с текстом XXII главы Петрониева «Сатирикона». Невозможно отличить, где кончается Петроний и начинается Мархена. Свой отрывок с Петрониевым текстом он и издал, указав в предисловии и воображаемое место находки.

Это не единственная подделка сатир Петрония. За столетие до Мархена французский офицер Нодо издал «полный» «Сатирикон», якобы «по рукописи тысячелетней давности, купленной им при осаде Белграда у одного грека», но никто не видел ни этой, ни более древних рукописей Петрония.

Также переиздавался Катулл, подделанный в XVIII веке венецианским поэтом Коррадино, который якобы нашел в Риме список Катулла.

Немецкий студент XIX века Вагенфельд якобы перевел с греческого на немецкий историю Финикии, написанную финикийским историком Санхониатоном и переведенную на греческий язык Филоном из Библоса. Находка произвела огромное впечатление, один из профессоров дал предисловие к книге, после чего она была издана, а когда у Вагенфельда потребовали греческую рукопись, он отказался ее представить.

В 1498 году в Риме было опубликовано Евсевием Зильбером от имени Бероза, «вавилонского жреца, жившего за 250 лет до Рождества Христова», но «писавшего по-гречески», сочинение на латинском языке «Пять книг древностей с комментариями Иоанна Анни». Книга выдержала несколько изданий, а потом оказалась подделкой доминиканского монаха Джиованни Нанни из Витерборо. Однако, несмотря на это, легенда о существовании Бероза не исчезла, и в 1825 году Рихтером в Лейпциге была выпущена книга «Дошедшие до нас халдейские истории Бероза», якобы скомпилированная из «упоминаний» о Берозе в работах других авторов. Удивительно, что, например, акад. Тураев нимало не сомневается в существовании Бероза и считает, что его сочинение «для нас в высокой степени ценно».

В двадцатые годы нашего века немец Шейнис продал в Лейпцигскую библиотеку несколько фрагментов из классических текстов. Среди других был листок из сочинений Плавта, написанный пурпурными чернилами, хранители кабинета рукописей Берлинской академии наук, совершенно уверенные в достоверности своей покупки, расхваливали ее: «Прекрасный почерк носит все черты, характерные для очень давнего периода. Видно, что это фрагмент роскошной книги; употребление пурпурных чернил свидетельствует о том, что книга находилась в библиотеке богатого римлянина, может быть, в императорской библиотеке. Мы уверены, что наш фрагмент является частью книги, созданной в самом Риме». Однако через два года последовало скандальное разоблачение всех рукописей, представленных Шейнисом». 

(Евгений Львович Ланн. "Самые громкие исторические мистификации и подделки")

Ага! Вот оно, искомое:

«Пропаганда ужасов 

История пропаганды в первой мировой войне является, прежде всего, историей пропаганды ужасов. Именно с этого времени пропаганда становится чем-то вроде позорного клейма, налагаемого на противника; она завоевывает себе в широких кругах весьма дурную славу, которая до некоторой степени и объясняет ее успехи и неуспехи во время второй мировой войны. Двух десятилетий, прошедших со дня окончания первой мировой войны, оказалось недостаточно, чтобы забыть о пропаганде ужасов и этим освободить пропаганду военного времени от ее основного зла — лжи. Многие противники министра пропаганды Геббельса признавали за ним определенный пропагандистский талант, но нет никакого сомнения, что при существовавшем в ту пору положении вещей и при наличии богатого опыта пропаганды, извлеченного из первой мировой войны, сделать немецкий народ невосприимчивым к пропаганде противника мог и гораздо менее талантливый человек. Стоило только напомнить немцам об опасности пропаганды ужасов, о лорде Нортклиффе и о его методах. К тому же из памяти многих немцев, переживших первую мировую войну, все эти «ужасы» еще далеко не изгладились. В Германии не было ни одних курсов для пропагандистов и агитаторов, на которых ложь пропаганды противника не разоблачалась бы на основании устаревших уже приемов борьбы с пропагандой ужасов. Разоблачение вражеской пропаганды становилось предметом политических занятий в школах, а редакции газет и журналов были буквально завалены этими материалами.

По сути дела пропаганда ужасов не являлась уже настоящей пропагандой, «факты», которыми она оперировала, представляли собой выдумки самого дурного пошиба. В массовой литературе еще в двадцатых годах были разоблачены наиболее известные факты лжи и вскрыты их корни. Ложь об отрубленных детских руках в самых различных версиях обошла всю мировую прессу. Даже в 1927 году эту ложь еще можно было встретить на страницах лотарингских школьных учебников, а в 1946 году ее приводил в качестве примера на Нюрнбергском процессе защитник радиокомментатора Ганса Фриче. Тысячи граждан со всех концов мира заявляли тогда о своей готовности усыновить изувеченных детей, и даже сам римский папа обещал выразить протест германскому правительству, если ему будут предъявлены неопровержимые данные. В своей книге «Diary of the World War» американский полковник Репингтон впоследствии отметил, что из всех этих случаев «не доказан ни один».

Огромную убедительную силу имела и легенда о «распятии канадца», и рассчитанная на католиков ложь о насилиях над монашками, и так называемые «показания свидетелей» о муках католических священников, которых якобы подвешивали к колоколам. Однако ни одно из этих обвинений, предъявленных Германии и распространенных пропагандой противника по всему миру, впоследствии не было доказано.

Самой гнусной и одновременно самой действенной ложью оказалось сообщение о том, что немцы перерабатывают трупы солдат, своих и чужих, на стеарин и на корм для свиней. Это сообщение вызвало во всем мире бурю негодования и послужило поводом для вступления Китая в войну на стороне Антанты. 30 апреля 1917 года английскому премьер-министру в палате общин был задан вопрос, намерен ли он принять меры к тому, чтобы в Египте, Индии и на всем Востоке стало известно, что немцы перерабатывают трупы собственных солдат и солдат противника на корм для свиней. Только в 1925 году эта ложь была, наконец, разоблачена в статье, появившейся в американской газете «Таймс диспэтч», которая писала поэтому поводу: «Из всех ужасных орудий современной войны едва ли не первое место занимает пропаганда, являющаяся важной составной частью военной машины любой нации. Знаменитая история с трупами, которая во время войны довела ненависть народов к Германии до предела, объявлена сейчас английской палатой общин ложью. Несколько месяцев тому назад мир узнал о том, что эта ложь была сфабрикована и распространена одним из ловких офицеров английской разведки.

Несколько лет тому назад описание того, как кайзер добывает жир из трупов солдат, раздуло пламя ненависти среди американских граждан и среди народов других цивилизованных стран. Совершенно нормальные люди, узнав об этом, сжали кулаки и бросились к ближайшим бюро по вербовке в армию. Теперь им рассказывают, что в действительности они были обмануты и одурачены. В следующей войне пропаганда должна быть более хитрой и искусной, чем та, которую создала прошедшая война. Открытые признания в лжи, сделанные правительством, в которое народ верил, могут явиться роковыми» [ 4a ].

Ложь — плохое средство 

О значении лжи в военной пропаганде много сказано и много написано. Некоторые оправдывают эту ложь, другие — проклинают ее. «Когда начинается война, первой жертвой становится правда», — гласит распространенная поговорка, и как бы подтверждая это, автор вышеназванной статьи говорит следующее: «Ложь — это признанное всеми и чрезвычайно полезное оружие войны; каждая страна сознательно использует его только ради того, чтобы ввести в заблуждение собственный народ, завоевать на свою сторону нейтральные страны и обмануть противника» [ 4b ].

И действительно, ложь всегда была самым страшным оружием, она наносила противникам серьезные раны и существенно влияла на ход военных событий. Но нельзя забывать, что пропагандистская ложь является не простым оружием, что она имеет еще одно свойство, благодаря которому это оружие становится исключительно опасным. Дело в том, что действие пропаганды продолжается и после окончания войны, и остановить его так, как, скажем, останавливают огонь пушек или сбрасывание бомб с самолетов, невозможно.

Пропаганда подобна снаряду, снабженному множеством дистанционных взрывателей, заставляющих его взрываться по прошествии многих лет, иногда даже десятилетий, и разбрасывать вокруг себя питательную среду для бесчисленных укоров и обид, мешающих нормализации международных отношений. Поэтому можно сказать, что успехи, которых пропаганда достигла путем лжи, никогда не выгодны даже для тех, кому она вначале принесла победу. Это объясняется тем, что ложь сводит на нет значение пропаганды как оружия. 

(Рудольф Зульцман. «Пропаганда как оружие в войне»)

«Во время Великой Отечественной войны немецкие войска, занявшие Киев 19 сентября 1941, использовали Бабий Яр как место массовых расстрелов.

Первый расстрел произошёл 27 сентября 1941 — были расстреляны 752 пациента психиатрической больницы им. Ивана Павлова, которая находилась в непосредственной близости к оврагу. Точное место расстрела неизвестно.[1]

24 сентября на Крещатике силами НКВД были подорваны дома, в которых располагались представители оккупационной администрации. Взрывы и пожары продолжились в последующие дни, было уничтожено около 940 крупных жилых и административных зданий. В отчёте представителя имперского министерства оккупированных восточных областей от 5 октября 1941 года говорилось, что пожар распространился на площади 2 тысячи кв. м., без крова осталось около 50 тысяч человек[2]. Нацисты использовали это как повод для уничтожения еврейского населения.

В конце сентября 1941 г. зондеркоманда захватила девять ведущих еврейских раввинов г. Киева и приказала им сделать воззвание: «После санобработки все евреи и их дети, как элитная нация, будут переправлены в безопасные места…» [4]. 27;28 сентября нацистские власти отдали приказ о том, чтобы 29 сентября еврейское население города к 8 часам утра явилось в назначенную точку сбора с документами и ценными вещами. За невыполнение приказа полагался расстрел. По городу было расклеено около 2 тысяч объявлений. Одновременно через дворников и управдомов распространялась дезинформация о намерении провести перепись и переселение евреев. Большинство из пришедших составляли женщины, дети и старики (взрослое мужское население было призвано в армию), кроме евреев были представители других национальностей из интернациональных семей.

В конце улицы был устроен пропускной пункт, за которым находилась скрытая со стороны канцелярия. Поочередно за пропускной пункт отводили 30-40 человек, где у них отбирали вещи и заставляли раздеваться. Затем полицаи с помощью палок загоняли людей в проходы в насыпи на краю оврага глубиной 20-25 метров. На противоположном краю находился пулемётчик. Выстрелы заглушались музыкой и шумом самолёта, который кружил над оврагом. После того как ров заполнялся 2-3 слоями трупов, сверху их присыпали землёй.

Поскольку расстрелять всех прибывших за одни сутки не удалось, в качестве пункта временного содержания прибывших на ночь использовались помещения военных гаражей.

За два дня 29-30 сентября 1941 зондеркоманда 4а под командованием штандартенфюрера Пауля Блобеля (входившая в состав айнзатцгруппы С под командованием д-ра Раше) при участии частей вермахта (6-й армии) и Киевского куреня украинской вспомогательной полиции под командованием П. Захвалынского (сам Петро Захвалынский никакого отношения к этим расстрелам не имел, так как прибыл в Киев только в октябре 1941 г. В 1943 г. его убили немцы. См.: статья П. Захвалынский в Википедия) расстреляли в этом овраге 33 771 человек[4] — почти всё еврейское население Киева. Дальнейшие расстрелы евреев прошли 1, 2, 8 и 11 октября 1941, за это время было расстреляно приблизительно 17 000 евреев.

Русские мужья провожали своих еврейских жен. Русские жены провожали своих еврейских мужей. Приближаясь к Бабьему Яру, мы услышали стрельбу и нечеловеческие крики. Я начала понимать, что здесь происходит, но маме ничего не говорила... Когда мы вошли в ворота, нам велели сдать документы и ценные вещи и раздеться. Один немец подошел к маме и сорвал с ее пальца золотое кольцо. Я увидела, как группа за группой раздеваются женщины, старики и дети. Всех подводят к открытой яме, и автоматчики расстреливают их. Затем подводят другую группу... Я своими глазами видела этот ужас. Хотя я находилась не совсем близко от ямы, я все равно слышала жуткие крики обезумевших людей и приглушенные голоса детей, звавшие: «Мама, мама...» Свидетельское показание Дины Проничевой,выжившей в Бабьем Яре[5]

Массовые казни продолжались вплоть до ухода немцев из Киева. 10 января 1942 года были расстреляны около 100 матросов Днепровского отряда Пинской военной флотилии. Среди прочего, в 1941—1943 гг. в Бабьем Яру был расстрелян 621 член ОУН (фракция С. Бандеры), среди них украинская поэтесса Елена Телига и её муж, у которого была возможность спастись, но он предпочел остаться с женой и коллегами по редакции «Украинского слова» (редактор Иван Рогач).

Кроме того, Бабий Яр стал местом расстрела пяти цыганских таборов. По разным подсчётам, в Бабьем Яру в 1941—1943 было расстреляно от 70 000 до 200 000 человек. Евреи-заключённые, которых нацисты заставили сжигать тела в 1943 году, говорили о 70-120 тысячах.

Кроме того, на месте военного лагеря частей РККА (бывший, «дореволюционный» военный лагерь) был открыт т. н. Сырецкий концентрационный лагерь, в котором содержались коммунисты, комсомольцы, подпольщики, военнопленные и другие. 18 февраля 1943 в нём были расстреляны трое игроков футбольной команды «Динамо» — участников т. н. «Матча смерти»: Трусевич, Кузьменко и Клименко. Всего в Сырецком концлагере погибло по меньшей мере 25 000 человек.

Отступая из Киева и пытаясь скрыть следы преступлений, нацисты в августе — сентябре 1943 частично уничтожили лагерь, откопали и сожгли на открытых «печах» десятки тысяч трупов, кости перемалывались на привезённых из Германии машинах, пепел был рассыпан по окрестностям Бабьего Яра. В ночь на 29 сентября 1943 года в Бабьем Яре произошло восстание занятых на работах у печей 329 заключённых-смертников, из которых спаслись 18 человек, остальные 311 были расстреляны. Спасшиеся узники выступили свидетелями попытки нацистов скрыть факт массового расстрела.

После освобождения Киева Красной армией 6 ноября 1943 Сырецкий концентрационный лагерь использовался в качестве лагеря для немецких военнопленных до 1946. После этого лагерь был снесён, а на его месте в конце 1950-х — начале 1960-х был построен жилмассив Сырец и разбит парк им. Сороколетия Октября (теперь Сырецкий парк).»  (Википедия. Бабий яр)

«24 сентября на Крещатике силами НКВД были подорваны дома, в которых располагались представители оккупационной администрации. Взрывы и пожары продолжились в последующие дни, было уничтожено около 940 крупных жилых и административных зданий. В отчёте представителя имперского министерства оккупированных восточных областей от 5 октября 1941 года говорилось, что пожар распространился на площади 2 тысячи кв. м., без крова осталось около 50 тысяч человек. Нацисты использовали это как повод для уничтожения еврейского населения.»

«Отступая из Киева и пытаясь скрыть следы преступлений, нацисты в августе — сентябре 1943 частично уничтожили лагерь, откопали и сожгли на открытых «печах» десятки тысяч трупов, кости перемалывались на привезённых из Германии машинах, пепел был рассыпан по окрестностям Бабьего Яра».

«Всех заключенных концлагеря "Бабий Яр" 13 августа 1943 года выстроили на центральном плацу. Въехали военные грузовики, с них стали спрыгивать эсэсовцы в касках, с собаками.

Все поняли, что это — начало конца.

На днях лагерь бомбили советские самолеты. Бомбы легли точно по периметру — ясно, была цель разрушить заграждения. Проволока была повреждена только в одном месте, ее быстро починили, но фашисты, видимо, поняли, что лагерь пора ликвидировать.

Вынесли стол, ведомости, картотеки, выстроили всех в очередь, которая стала двигаться мимо стола. Ридер смотрел в списки — и отправлял одних заключенных налево, других направо. Сперва отобрали ровно сто человек особо опасных политических. Эсэсовцы закричали: "Вперед! Бистро! Бистро!" — посыпались удары, залаяли собаки, и сотня вышла за ворота.

— У нас там в землянках вещи! — кричали они.

— Вам ничего не надо, — отвечали немцы.

За воротами приказали разуться. Обувь оставили и дальше пошли босиком вниз. Давыдов оказался в этой сотне, он шел в первых рядах и подумал: "Ну вот, пришло наконец..."

От обвалов в Яру образовались террасы, поросшие густой травой. По узкой тропинке сотня спустилась на первую террасу. Здесь была новая, только что выстроенная землянка.

В Яру было шумно и многолюдно, немцы буквально кишели вокруг, много эсэсовцев с бляхами, офицеры в орденах, заехали даже автомобили, лежали кучи разных инструментов.

Сотню остановили и спросили: "Есть здесь слесари, кузнецы?"

Кое-кто назвался, их отделили и увели за невысокий земляной вал. Сотню поделили на пятерки и тоже стали частями уводить за этот вал. Никакой стрельбы не было.

У Давыдова появилась надежда, что это еще не расстрел. Он смотрел вокруг во все глаза, но ничего не понимал.

Наконец повели и его за вал. Там стояли наковальни, лежали вороха цепей, и всех заковывали в цепи. Сидел у наковальни тучный, флегматичный немец среди кузнецов-заключенных, тоже заклепывал. Давыдов попал к нему. Цепь была примерно такая, как в колодцах. Немец обернул ее вокруг щиколоток, надел хомутики и заклепал.

Давыдов пошел, делая маленькие шаги. Цепь причиняла боль. Потом она сильно разбивала ноги, и кто подкладывал под нее тряпки, кто подвязывал шпагатом к поясу, чтоб не волочилась по земле.

Когда все были закованы, вдруг объявили обед и дали очень плотно поесть. Суп был настоящий, жирный, сытный.

Всем выдали лопаты. Звенящую цепями колонну привели в узкий отрог оврага и велели копать.

Копали долго, до самого вечера, выкопали большой неровный ров, точно не зная, зачем он, но было похоже, что немцы что-то ищут; все время следили, не докопались ли до чего-нибудь. Но ни до чего не докопались.

На ночь сотню загнали в землянку. Там была кромешная тьма, только снаружи слышались голоса очень сильной охраны. Перед входом в землянку фашисты соорудили вышку, установили дисковый пулемет и нацелили на вход.

Утром следующего дня опять вывели в овраг. Было так же многолюдно, стояли крик и ругань. Высокий, стройный, элегантный офицер со стеком истерически кричал. Ему было лет тридцать пять, его называли Топайде, и, прислушиваясь, Давыдов изумленно понял, что именно Топайде руководил первыми расстрелами в 1941 году.

Вчера Топайде не было, он только прислал план карьеров с захоронениями, но здешние немцы в нем не разобрались и напутали. Он истерически кричал, что все балбесы, не умеют разбираться в планах, не там начали копать. Он бегал и топал ногой:

— Здесь! Здесь!

Стали копать там, где он показывал. Уже через полчаса показались первые трупы.

К Топайде немцы обращались почтительно, а между собой то ли всерьез, то ли иронически называли его "инженер по расстрелам". Теперь он стал инженером по раскопкам. Весь день он носился по оврагу, указывал, командовал, объяснял. Его лицо время от времени передергивала сильная и неприятная гримаса, какой-то нервный тик, и весь он казался сгустком сплошных нервов, пределом истеричности. Он не мог прожить минуты, чтобы не кричать, не метаться, не бить. Видно, его "инженерство" так просто не обошлось даже ему самому.

Работа закипела. Вокруг оврага немцы спешно строили щиты и маскировали их ветками, в других местах делали большие искусственные насаждения. Ясно было, что происходящее здесь — глубочайшая тайна. 

 

Дорога из города к Яру была перекрыта. Приезжали грузовики с материалами, немецкие шоферы сходили далеко от оврага, за руль садились охранники и вводили машины в Яр. На грузовиках везли рельсы, каменные глыбы, дрова, бочки нефти. 

 

Так начался заключительный этап Бабьего Яра, попытка вычеркнуть его из истории. Сначала дело не клеилось, Топайде метался, неистовствовал, и все немцы нервничали, заключенных отчаянно били, несколько человек пристрелили.

Из лагеря поступали новые партии на подмогу; через несколько дней заключенных стало триста, потом еще больше; они были разбиты на бригады, и их размеренная, продуктивная работа являла собой образец немецкого порядка и методичности.

Давыдов побывал в разных бригадах. Сначала от страшного запаха, от всей этой возни с трупами он чуть не терял сознание, потом привык.

ЗЕМЛЕКОПЫ раскапывали ямы, обнажая залежи трупов, которые были сизо-серого цвета, слежались, утрамбовались и переплелись. Вытаскивать их было сущее мучение. От смрада немцы зажимали носы, некоторым становилось дурно. Охранники сидели на склонах оврага, и между сапог у каждого из них стояла воткнутая в песок бутылка водки, время от времени они прикладывались к ней, поэтому все немцы в овраге были постоянно пьяны. 

 

Землекопы водки не получали, им было трудно, но, как уже сказано, постепенно привыкли, работали, позвякивая цепями.

КРЮЧНИКИ вырывали трупы и волокли их к печам. Им выдали специально выкованные металлические стержни с рукояткой на одном конце и крюком на другом. Они были, кстати, сделаны по рисунку Топайде.

Топайде же после многих экспериментов разработал систему вытаскивания трупа, чтобы он не разрывался на части. Для этого следовало втыкать хрюк под подбородок и тянуть за нижнюю челюсть, тогда шел он целиком, и так его волокли до места. Иногда трупы так крепко слипались, что на крюк налегали два-три человека. Нередко приходилось рубить топорами, а нижние пласты несколько раз подрывали.

ЗОЛОТОИСКАТЕЛИ - "ГОЛЬДЗУХЕРЫ" имели клещи, которыми выдергивали золотые коронки; они осматривали каждый труп по дороге к печи, снимали кольца, серьги, у одетых искали в карманах монеты, ценности, и так за день эта бригада набирала одно-два ведра золота. Над каждым из них стоял часовой и присматривал, чтобы они золото не воровали или не выбрасывали в песок.

СТРОИТЕЛИ занимались сооружением печей. Под сильной охраной они ходили через весь овраг на противоположную сторону — на еврейское кладбище, где немцы указывали, какие гранитные памятники ломать.

Заключенные разбирали памятники, несли в овраг, Плиты выкладывались рядами. На них, опять под руководством Топайде, строилась продуманная и технически совершенная, полутораметровой высоты печь с трубами для тяги, сложными ходами, решетками. Она набивалась дровами, сверху на решетку клались тела головами наружу. Второй ряд укладывался для перевязки накрест, затем следовал слой дров и так далее, пока не вырастал штабель высотой в три метра и со стороной в шесть метров.

В штабель входило примерно две тысячи убитых. Чтобы их укладывать, ставили трапы, как на стройках, и носили по ним. Готовое сооружение обливалось из шланга нефтью, которую из бочек нагнетал специально поставленный компрессор.

КОЧЕГАРЫ разводили огонь снизу, а также подносили факелы к рядам торчавших наружу голов. Политые нефтью волосы сразу ярко воспламенялись — для этого и клали головами наружу. Штабель превращался в сплошной гигантский костер. Жар от него шел невыносимый; в овраге и далеко вокруг стоял сильный дух паленых волос и жареного мяса. Кочегары шуровали длинными кочергами, какие бывают у металлургов, потом сгребали жар и золу, а когда печь остывала, они ее чистили, заново перебирали, меняли прогоревшие решетки и снова подготавливали к загрузке.

ТРАМБОВЩИКИ имели дело уже с золой. На гранитных плитах с кладбища они обыкновенными трамбовками должны были размельчать недогоревшие кости, затем кучи золы просеивались сквозь сита, чтобы опять же таки найти золото.

ОГОРОДНИКИ назывались так потому, что, нагрузив золу на носилки, под конвоем разносили ее по окрестностям Бабьего Яра и рассеивали по огородам. Этим было лучше, чем другим: они могли нарыть на огородах картошки, приносили ее в Яр и пекли в консервных банках на жару, оставшемся после сожжения.

А обычные расстрелы в Бабьем Яру шли своим чередом, как и раньше, но убитых уже не закапывали, а сразу бросали в печь. Иного "доходягу" из заключенных, который уже не мог работать, тоже бросали. Живым.

Немцы очень торопились, только и слышно было: "Бистро! Бистро! Шнель!" Но трупов была тьма. Давыдову пришлось работать на разгрузке ямы, в которой было ровно четыреста тех самых заложников, которых расстреляли по приказу Эбергардта. Раскапывал он ямы с сотней, с тремя сотнями заложников. Все было в точности, и все знал Топайде, он показывал места, он абсолютно все помнил.

(Фамилия Топайде никогда не упоминалась среди осужденных фашистских преступников. Возможно, он погиб, хотя тыловые гестаповцы, как правило, умели спасаться и скрываться. Поэтому не исключено, что он и жив... Избавился ли он от своего нервного тика? Вообще конкретно за Бабий Яр никто не был осужден, судьба немецкой и русской администрации лагеря Бабий Яр во главе с Радомским и Ридером неизвестна.)

Из города часто приезжали газенвагены с живыми людьми, они подъезжали прямо к печам, и только здесь включался газ. Из кузова неслись глухие крики, потом бешеный стук в дверь, затем все затихало, немцы открывали дверь, и заключенные принимались разгружать. Люди были теплые, мокрые от пота, может, полуживые. Их клали в костер. Давыдов помнит, как некоторых в огне корчило, они вскидывались, как живые.

Однажды прибыла душегубка с женщинами. После обычной процедуры, когда утихли крики и стуки, открыли дверь, из нее вышел легкий дымок, и оказалось, что машина битком набита голыми молодыми девушками. Их было больше ста, буквально спрессованных, сидящих на коленях друг у друга. У всех волосы были завязаны косынками, как это делают женщины, идя в баню. Может, их сажали в машину, говоря, что везут в баню? Пьяные немцы смеялись и объясняли, что это официантки из киевских кабаре. Возможно, они знали слишком много. Когда Давыдов носил их и укладывал в штабель, изо ртов выходил воздух с легким храпом, и тоже казалось, что они живые.

Приезжали какие-то очень важные чины на шикарных машинах. Кричали на работавших в Яре немцев, что дело медленно подвигается. Людей не хватало, и несколько раз прибывших в душегубке выпускали, тут же ставили на работу.

Стали водить за пределы оврага, в соседний противотанковый ров метров двести длиной. Он оказался доверху набитым трупами командиров Красной Армии — это заключенные поняли по форме, полевым сумкам, биноклям. Их было, наверное, тысяч двадцать пять — тридцать. Посылали раскапывать ямы и в Кирилловской больнице.

В Бабьем Яру была слышна отдаленная канонада из-за Днепра. Заключенные знали, что последний костер будет зажжен для них. Немцы их вообще всерьез за людей не принимали и на утреннем построении докладывали: "Триста двадцать пять трупов построены". Это был их юмор.

Заключенные не брились, им не давали воды, многие едва стояли на ногах, были покрыты ранами, гарью и трупной гнилью. Долгими ночами все они думали одно: можно ли убежать?» 

(Анатолий Кузнецов. «Бабий Яр». Роман-документ)

«Заключенные разбирали памятники, несли в овраг, Плиты выкладывались рядами. На них, опять под руководством Топайде, строилась продуманная и технически совершенная, полутораметровой высоты печь с трубами для тяги, сложными ходами, решетками. Она набивалась дровами, сверху на решетку клались тела головами наружу. Второй ряд укладывался для перевязки накрест, затем следовал слой дров и так далее, пока не вырастал штабель высотой в три метра и со стороной в шесть метров.

В штабель входило примерно две тысячи убитых. Чтобы их укладывать, ставили трапы, как на стройках, и носили по ним. Готовое сооружение обливалось из шланга нефтью, которую из бочек нагнетал специально поставленный компрессор».

«Вокруг оврага немцы спешно строили щиты и маскировали их ветками, в других местах делали большие искусственные насаждения. Ясно было, что происходящее здесь — глубочайшая тайна.» Еще бы не тайна! Кому могло придти в голову, что Бабий Яр – место массовых казней и захоронений? Там же музыка все два года оккупации играла и самолет туда-сюда летал! Или, это только для евреев такие представления давались? Тех самых МЕСТНЫХ евреев, которые толпами шли в сторону оврага, уверенные, что именно оттуда ходят поезда в Палестину! Ну, не на вокзал же было им идти! Отдаю должное сообразительности и не затронутых репрессиями киевлян: евреи сгинули вместе с музыкой и ревом самолета, а со стороны Бабьего Яра то и дело, на протяжении двух лет неслись звуки пулеметных очередей и одиночных выстрелов. «Чо там шумлять дойчи?» «Та… Ворон пугают, али горшки бьють… Делать им нечего!» То же говорили и хлопцы из Киевского куреня украинской вспомогательной полиции, покупая семечки у торговок с Подола: «Шуткуем, ага… А як же?» А потом хитрющие немцы начали спешно озеленять овраг – аккурат к подходу Красной Армии! И свозить дрова. И голых официанток в косынках. А потом в воздухе запахло жареным…

Гарь от поджигаемой по весне мальчишками сухой травы ощущается за сотни метров. Зловонье от горящей свалки разносится на несколько километров. Дым торфяных пожаров расползается на десятки километров. В Бабьем Яре, находившемся чуть ли не в черте города, ежедневно сжигались (прошу прощения за испорченный аппетит) ДЕСЯТКИ ТОНН полуразложившегося человеческого мяса. Но никто из жителей Киева страшного смрада со стороны оврагов не замечал, а если и замечал, приписывал его сдохшей где-то кошке или проискам соседей. Бабий Яр, укрытый щитами и ветками, надежно хранил свою страшную тайну! Ах, если бы доверчивые киевляне знали, что творили гитлеровские изверги за зелеными насаждениями! Но тайна была не только страшной, но и глубочайшей! «Дорога из города к Яру была перекрыта. Приезжали грузовики с материалами, немецкие шоферы сходили далеко от оврага, за руль садились охранники и вводили машины в Яр.» Казалось бы, никто и никогда не доберется до жуткой правды, но случилось невероятное: «В 1944 г. по распоряжению главы СС (см. СС и СД), министра внутренних дел Германии Г. Гиммлера была создана «команда 1005» для ликвидации следов массового уничтожения еврейского населения. Летом 1943 г. рабочие команды, в основном состоявшие из евреев, раскапывали и сжигали трупы в Бабьем Яру. 29 сентября 1943 г. группе заключенных удалось совершить побег.» 

(Электронная еврейская энциклопедия)

ЛЮДИ, ЧЕРТ ВАС ВОЗЬМИ, БУДЬТЕ БДИТЕЛЬНЫ!

Амаль Раф