КРЕАТИВНЫЕ ИДЕИ АРИОНА

КРЕАТИВНЫЕ ИДЕИ АРИОНА

( в укороченной  редакции; креативные идеи – идеи, выходящие за рамки привычного).

1 глава.    Надгробье фараона или элементарная мастерская по производству древностей.

   Три месяца назад Арион сунул в одном музее в карман бронзового «поэта». Статуэтку с ладонь. В кабинете администратора у Ариона вывернули карманы. Статуэтку поставили на стол. «Поэт» отливал, как хорошо надраенный медный таз и смотрел на желтые шторы, обои такого же цвета, ковер, вышитый ромашками и осенними листьями.

   Отчество Ариона было такое же, как у бронзового «поэта». Администратор понимал, что экскурсовод своим обращением с «поэтом» не отвечает знаменитому отчеству и называл его: "Вы, товарищ Арион!", поблескивая золотыми коронками и с неудовольствием поглядывая на товарища, который разрушал этот желтый мир.

Администратор вызвал в кабинет человека с объективом.

- Сними его, - сказал он фотографу.

- Как лучшего человека? - спросил фотограф.

- Вор он, - поморщился администратор.

- Но я снимаю только ценности!

    Фотограф ссылался, что снимать "таких" в его служебные обязанности не входит и требовал дополнительной оплаты за дополнительный труд. Арион уплатил сам, когда увидел, что администратор и фотограф приходят к единодушному мнению: снять его, Ариона, вне стен этого музея. Фото увеличили. Администратор положил его на стол вахтерши и приказал: не впускать этого человека даже с билетом в музей.

   Арион прошел мимо старушки-вахтерши, назвав ее бабочкой-однодневкой, ударом носка открыл дверь и вышел на улицу с мыслью, что с этим музеем придется расстаться навсегда, как и с тремя другими.

   Улица была пуста. На ней находились четыре музея, и ни один из них не гарантировал Ариону хлеб насущный.

   В кармане был полтинник. Расстаться с ним означало предать себя судьбе, удары которой то и дело настигали Ариона. Вначале он думал, что судьба - явление межгалактическое но, когда Арион почувствовал, что ее удары земные, он прозрел. Место судьбы заняли люди.

   После окончания исторического факультета Арион оказался экскурсоводом в одном из музеев. Чувство от распределения было горьким. Арион испытал танталовы муки, когда председатель государственной комиссии, дав ему блестящую характеристику, сказал, что Арион в качестве редкого исключения достоин свободного распределения.

- То есть? - мрачно спросил Арион.

   Он был один как перст Божий в этом городе.

   Внешняя архитектура первого музея слагалась из трех башен, низкорослых стен и окон, похожих на иллюминаторы колоссальных размеров. И сколько историк Арион, стоя перед музеем, не думал, из каких времен вынырнули эти башни, тупые буры, в которых рукой создателя был схвачен и Восток, и Азия, и Запад... вся география архитектуры - ответа не было.

   Дверь музея была сработана в духе современности. Стеклянная. На двери остался отпечаток ноги Ариона. Уборщице так и не удалось смыть его. Стекло треснуло по своим стеклянным законам.

   В музее хранилась древность в виде наскальных рисунков с охотниками в колесницах и их жертвами. Лучники целились не в тварей, а прямо в сердце Ариона. На полочках под стеклянными футлярами хранились ржавые наконечники стрел, каменные топоры...

   В центре музея стояла колоссальная надгробная плита неизвестного фараона. Как понял Арион, надгробье разбили на куски, втащили по частям и скрепили длиннющими болтами. Так крепят кости для срастания.

   Арион обследовал надгробную плиту фараона. Она источала неувядаемый аромат славы и могущества. Имя фараона отсутствовало.

   Это была тайна. Она и привела Ариона в кабинет администратора.

   Из кабинета Арион вышел с администратором и направился в отдел кадров. Там уже знали, что новый экскурсовод интересуется тайнами, а не "этим", как выразились, потерев пальцами. Ариона представили как молодого специалиста, только вчера окончившего институт, как холостяка, не обремененного семейными заботами и как будущего ученого, чье имя пока не вписано в анналы истории, но чей титанический труд скоро пополнит сокровищницу науки. После блестящей речи хранителя музея Ариона вписали в графу штатов, прикрыв ладошкой то, что причиталось ему за труд.

   Год об Арионе говорили как о человеке с совершенно новым направлением мысли. Арион был того же мнения о себе, пока не оказался в сапожной мастерской и не выложил собственную обувку на стол приемщицы.

- Да на Вашу обувку у нас ни одна рука не поднимется! - услышал он.

Арион выложил ботинки на стол администратору. Они напоминали обглоданный скелет рыбы.

- Это противоречит Вашему направлению мысли! - сухо сказал тот. - В Вашем возрасте я думал только о креативных  идеях.

- Хорошо, - сказал Арион, - я подумаю о креативе.

   Креатив уже была в его голове.

   На следующий день обувка Ариона оказалась под стеклянными футлярами вкупе с лучниками в колесницах, ржавыми наконечниками и каменными топорами. Она стала бичом для музея. Администратор побледнел, увидев земную ношу экскурсовода возле вазы времен Рамсеса Великого, и сдался, когда обнаружил ее у надгробной плиты фараона с клочком исписанного картона "В них ходил он!".

- Не позорьте человека, - тихо сказал он, услышав, как тот объясняет посетителям, что эту древность - экскурсовод ткнул в свою собственность, - сняли со скелета бывшего владыки.

   В первый день весны Арион зашел в музей с букетиком ландышей, который на его глазах превратились в стальные сосульки. Арион чувствовал, что он ржавеет в этом духе времени. Его собственный дух оседал металлической пылью в горшках Нижнего Египта. Не помогала даже плита неизвестного фараона, возле которой он облучался часами. Ему приходилось прилагать колоссальные усилия, чтобы не дать мыслям превратиться в металлические стружки. Арион и не заметил, как изменился его образ мышления. Три башни напоминали теперь ему гигантские чугунные ядра, а окна такие же гигантские жерла пушек. Они в упор расстреливали Ариона. Он уходил с чугунными осколками в сердце.

   Администратор оказался на износе. В его взгляде была расщелина, в которую Арион падал, как в бездну. Видя экскурсовода, тыкающего в земную историю человечества указкой, обутой в железный наконечник, хранитель музея говорил.

- Вы, Арион Сергеевич, не тыкайте, а восславляйте!

- Кого? - спрашивал Арион.

- Древность, - отвечал администратор, осматривал полки, где покоилась не древность, а останки древности.

- А кому она нужна?

   Администратор мягко говорил, что искреннему, но не сдержанному молодому товарищу нужно приобщиться к идее ответственности за прошлую судьбу человечества.

- Делом или словом? - спрашивал Арион. - Я сам могу своей рукой наделать сколько угодно такой древности.

   Администратор, к удивлению Ариона, не обижался. Говорил, что тот совершенно прав. Рука современного человека качественней, изворотливей, но рука древнего человека - это рука мученика и страдальца.

- То есть? - бросал Арион.

   Эта фраза настораживала администратора. За ней следовали непредвиденные поступки экскурсовода.

- Только, пожалуйста, без креатива, - просил администратор.

   В первый раз Арион ничего не ответил. Он обошел надгробную плиту фараона, который был мучеником и страдальцем и добывал хлеб в поте лица своего. Арион попытался представить фараона за гончарной работой и почувствовал, как его голова прорастает металлическими стружками. Плита источала аромат славы и могущества.

   Почитатели древности Ариону надоели. Они были похожи на идолов.

   Случались и приятные минуты, когда в музей заходили мужики с лицами, вспаханными, как поле. Мужики были просты, называли ржавые наконечники железками, а не древностями, спрашивали: "Кому нужны эти осколки?", тыкали в каменные топоры и предлагали свои. Арион подзывал администратора и тот нагонял на мужиков страшную тоску мученическим трудом древнего человека, который каменным топором срубывал дерево в сто обхватов.

- А зачем ему нужно было такое большое дерево? - говорили мужики. - Мог бы и поменьше...

   Взгляд администратора наливался чернотой, как мазутом. Мужики говорили, что у древнего человека охваты, наверное, были меньше, чем сейчас. Администратор теплел. В разговор вмешивался Арион.

- А ты, мужик, куда хочешь?

- Как куда? - отвечал тот.

- К каменному топору или к своему трактору?

- Товарищ Арион Сергеевич, - шептал администратор. - Здесь же не то место, где решаются такие вопросы...

   Администратор бледнел под грустным взглядом Ариона, понимая, что брякнул.

   После второго года пребывания в музее Арион почувствовал, что он на пороге открытия сверх могущественной креативной идеи, которая должна потрясти человечество.

   К концу третьего года работы экскурсоводом в голове Ариона уже витала сверх идея. Но придать ей плоть и опоры он не мог. Арион решил снять первую пробу с вахтерши-старушки.

   Он не стал даже спрашивать, сколько ей лет. Вахтерша всегда сидела на стуле с высокой спинкой и никогда не вставала с него. В нем ее привозили, в нем же увозили домой.

   Арион перетащил вахтершу со стулом и поставил напротив надгробной плиты фараона. Служащие музея стали путаться, не видя вахтершу на привычном месте. Жизнь музея на месяц погрузилась в хаос. Ариону пришлось взять на себя роль проводника, чтобы разводить потерявшихся сослуживцев по рабочим комнатам. Администратора тоже кружил вихрь непривычности. Он попадал в расчетный отдел, одевал суконные подлокотники и занимался платежными ведомостями, пока Арион не втаскивал его в кабинет. Музей стал пропитываться сыростью от малой нужды. Сослуживцев было сто, и Арион не успевал водить их в туалет. Он накупил горшков на сумму, которую с легкостью вывела рука хранителя музея после слов Ариона о стихийном бедствии.

- Совершенно угрожающие размеры, - сказал Арион.

- При таких размерах и раздумывать нечего, - с легкостью ответил администратор и скрипнул пером, которое выбросило цифру в три нуля.

   Администратор заслужил дружеское похлопывание по плечу, и его перо вновь выбросило ту же цифру в платежной ведомости против графы Ариона.

- Кто спасает отечество, - сказал хранитель музея, - тому ни в чем отказа нет...

   Деньги Ариону были нужны. Его креативная идея преследовала далеко идущие цели.

   Вахтерша все также вязала бесконечный чулок, но, когда Арион останавливался возле плиты фараона, она откладывала в сторону стальные спицы и прожигала насквозь Ариона, закрывавшего надгробье. Экскурсовод чувствовал в теле дыры. Оно напоминало решето, сквозь которое вахтерша рассматривала гранитную память о могущественном владыке.

- Я совершенно прав, - грустно сказал Арион после тщательного анализа поведения вахтерши. - Она смотрит не на меня, а на плиту фараона, словно фараон был ее родным сыном.

   Он вернул вахтершу на прежнее место. Она оказалась тяжелее вдвое.

   Арион сказал то, что должен был сказать:

- Она отяжелела от любви к фараону!

   Он протащил кресло как лошадь, запрягшись в веревки, словно в постромки. Администратора он встретил на полпути. Хранитель музея был в спортивном кепи с длинным козырьком, на котором лежали гвозди.

Один гвоздь торчал во рту, как сверло в дрели, в руке был молоток. Он выискивал отскочившую паркетину.

- Помочь! - крикнул он, увидев обливающегося потом Ариона.

   В паре они притащили вахтершу к входу. Через час Ариона вызвали к администратору. Арион поднялся на второй этаж, увидел возле туалета начальника отдела кадров, который рассматривал горшки, словно хотел попробовать их на зуб. В музее стояла рабочая тишина.

   Администратор был взволнован.

- Объясните хоть Вы, что случилось?

   На столе лежали горшок, спортивное кепи, гвозди и молоток.

- Сам не пойму, - ответил Арион.

   Он извлек из-за пазухи веревку.

- Неужели! - Администратор очертил вокруг головы круг и один конец вытащил наверх.

- Думал, - ответил Арион.

   Креативная  идея уже была в голове Ариона. Администратор разговаривал с ним, как с охотником в колеснице. Арион вспомнил посетителей. Они погружали свои взгляды в стеклянные футляры, и хотя бы кто-нибудь из них погрузился в душу Ариона. Он, Арион, затерян в этом мире среди осколков.

   Арион начал скоблить свою мысль, как штукатур стену, и увидел гигантский  механизм. Но и этот гигантский механизм был сам только частью. Выходило, что ради наконечников, топоров… работает сложнейшая государственная машина…

   Для Ариона это было чудовище, которое пожирало государственную казну и человеческие силы.

- А если посмотреть дальше?

   И Арион посмотрел. Он, человек, объясняет посетителям историю вазы времен Рамсеса.

Но кем восхищаются? Не человеком Арионом. Арион даже не заметил, что его мысль прошла круг. Начав с Ариона, она замкнулась на Арионе. Им владела мысль и об администраторе с его призывами "Восславляйте! Восславляйте!"

- Кого? - спросил в очередной раз Арион. - Фараона!

   Фараон был тем углом, о который расшиб лоб Арион, воспитанный на известном отношении к фараонам, императорам и прочим кровопийцам.

   Плита фараона была гвоздем программы. Посетители простаивали возле нее в оцепенении. Арион отгонял их указкой, размахивая, словно кнутом. В представлении Ариона мир оказался не только сложным. Он был еще и угловатым. Народ загоняет фараонов в гроб! А потом кто-то  вытаскивают их назад!

   Открытие потрясло Ариона. Он то ли потерял, то ли никогда не имел спокойную рассудительность истинного историка, что история не вещь, а время. В его голове сидела идея, готовая убрать углы в этом мире и разобрать завалы.

   Арион решил разрушить мир древности, разрушить тайком в музее и создать этот же мир в музее. Только своей рукой и доказать, что механика современной руки человека не уступает механике древности и, если ее умело использовать - она принесет огромную выгоду.

   А когда администратор поймет, что вместо изделий древности в музее находятся изделия умельца Ариона,  Арион думал приложить все усилия, чтобы возвести свою идею в ранг государственной политики, конечно, в узком смысле и создать элементарную мастерскую по производству древностей...

   Мир древности Арион разрушал и создавал ровно два года. Первое, что он сделал: зашел в хозяйственный магазин и на три зарплаты накупил рабочего инструмента и утащил домой.

   Арион испробовал механику своей руки на стенах квартиры, письменном столе и креслах. Механика работала бурно, но криво. Стол развалился и стал похожим на кучу деревянной тары, в которой торчали гвозди, и Арион ойкал, распарывая пятку. Он приобрел компас. Но его железная душа могла только вытащить человека из каменных пещер, указать тропу жизни в тундре, протащить по краю бездны в век пара и атома. Он понял, что нужно начинать с простого: полочек и стеклянных футляров. Арион превратил в полочки гардероб, письменный стол…Материала не хватало, и он тащил его со свалок, рушил пол. Когда хранилища были готовы, он принялся за стены, как каменотес.

   Он спросил себя, поднимая долото: неужели он, Арион, просидевший в школе десять лет и пять в институте не сможет высечь паршивую колесницу с двумя колесами и решетками по бокам. Колесницы, охотники и их жертвы выходили детскими рисунками. До того противными, что Арион плевал на свою руку и порол ее тяжелым армейским ремнем с бляхой. Но упорный труд, который пожирал все свободное время, принес блестящие результаты.

   Он уловил механику древности и надел перчатки, так как руки были в кровавых мозолях и трещинах. Арион приобрел спортивную сумку и встал на путь расхитителя государственного добра. В сумке он выносил по частям древности, используя специально сделанные отмычки, а иногда и гвоздь. Он понимал противозаконность своих действий, но впереди блистала идея в государственном ранге, астрономическая выгода для государства, элементарная мастерская по производству древностей, и он, Арион, как Сократ, излагающий механику древней руки человека.

   Арион рыскал по деревням с рюкзаком и чемоданом и груженый, как мул возвращался в город. В своей комнате он крушил нижневолжские горшки и склеивал нижнеегипетские. Вытачивал наконечники. Он копировал руку древнего человека не замечая, что сам становится мастером. Трудно было скопировать время. Эта штука обладала сильнейшими свойствами разрушения. Изделия были слишком свежие.

   Одухотворенные лица охотников и ясные торжественные морды их жертв не давали покоя. Он слышал свист стрел, гортанные крики умерших охотников, кричавших на умерших языках и видел, как падают жертвы. Машина времени оказалась бездной, которая грозила сожрать Ариона. Он встал на неверный путь и попытался сам сконструировать время из электрических и магнитных полей, но кроме сильного удара электрическим зарядом, ожогов и головной боли ничего не выходило. Опустошенный Арион месяц пролежал на голом цементном полу. За месяц он всмотрелся в современный мир и обнаружил в нем дьявольские свойства разрушения. .

   C заводского двора он притащил железную бочку, вырезал крышку, залил водой, набросал электрических кипятильников и в кипящую воду пошвырял изделия. Изделия давали трещины. Трещины Арион забивал грязью, песком. Он тащил из современного мира все, что могло придать опенок древности и разрушения. Если бы дело потребовало реакции расщепления атомного ядра и самой смерти, он утащил бы реакцию из атомного института, а смерть вырвал бы из природы.

    В отчаяние его приводила надгробная плита фараона. Он мог сработать и эту плиту, но уволочь ее даже по кускам ему было не под силу. Арион решил оставить ее до благословления своей идеи учеными мужами, а потом разнести надгробье, придавить этой плитой древность и стать на нее ногой Ариона.

   В яркий солнечный день, когда солнце было словно младенец в рюшках и бантах, Арион изложил администратору свой взгляд на древность.

   Арион сказал, что  он изучил механику древнего человека и если нужно, сделает все, что делал тот человек, но для этого нужно просто создать элементарную мастерскую по производству древностей…

   Администратор, слушая Ариона, согласно кивал головой, думал, что это обычный блуд экскурсовода, юноши любознательного, но нервного и нужно только проявить терпение и снисходительность к этому грубоватому, но искреннему молодому товарищу. Чем дальше Арион уходил в дебри своего труда, тем все реже администратор кивал головой. Его лицо приобретало ржавый оттенок.

- Единственное, что уцелело в Вашем музее, - торжественно, но мрачно закончил Арион, - это надгробная плита фараона-кровопийцы!

   Взгляд администратора треснул, как и его сердце. Арион вытащил хранителя музея из сердечного шока нитроглицерином. Администратор, очнувшись, не поверил. Он пробежал по музею. Все оказалось на местах: наскальные рисунки, куски горшков, наконечники, топоры под стеклянными футлярами.

- Нехорошо шутите! - сухо сказал администратор.

- А человеку все-таки верить нужно! - ответил Арион и свел его в свою комнату, показал рабочий стол и машину времени: пробирки, колбы с кислотами и щелочами, банки из-под обувного крема, тюбики, миски, в которых была грязь, солярка, мазут. Арион сказал и о двух годах упорного труда и чудных временах года, особенно осени и весны, снял перчатки и показал ладони в мозолях, как высохшее дно болота в кочках и, видя сомнение администратора, начертал на куске гранита египетскую колесницу, пустил в ход машину времени. Он предложил высечь в колеснице самого администратора с луком, но, конечно, не с таким выражением лица, как сейчас.

   Администратор захотел, было вернуть сгинувший мир в музей. Арион доконал его элементарными расчетами. В городе два миллиона общественных уборных и только тысяча сантехников. Администратор был в отчаянии. В его голове молниями сверкали   два миллиона общественных уборных и мизерное количество обслуживающего персонала в виде сантехников, плита фараона, а все заглушал суровый голос прокурора.

   Администратор обвинил Ариона в расхищении государственного добра, обозвал его историческим вором, которого нужно посадить в самую что ни на есть дерьмовую тюрьму.

- Какая к черту элементарная мастерская! - восклицал администратор. - Это тюрьма. И Вы окажетесь в ней, а не в своей элементарной мастерской по производству древностей!

   Арион был встревожен. Он не ожидал такого яростного сопротивления, в котором слышался голос тюремного надзирателя. Неужели этот человек не понимает, что он, Арион, вытаскивает его и тысячи других человек на свет божий? Свет божий в таком виде, ох, как не мил был администратору. Он тянулся к телефону и набирал прокурора.

   В голове Ариона мгновенно созрел гениальный план, который изгонял из души тревогу, и в котором укладывалась надгробная плита фараона. Этот кусок осколком сидел в сердце Ариона. Сейчас он вершил здание. Если вначале Арион хотел возвести свою идею в высший ранг, то теперь, видя перед собой администратора, этот взбешенный винтик в археологической машине, понял, что застрянет в ней, завязнет, как колесо в грязи. И выложил свой план потрясенному администратору. Никому ни слова. Но за его труд и молчание администратор должен выбить на надгробной плите фараона изображение Ариона в колеснице и написать фараон Арион первый.

   В голове администратора прогрохотала колесница с фараоном Арионом первым и он, собрав всю волю, прошептал:

- Так ведь не было такого фараона!

   Арион не услышал слов администратора. Да! Гениальное решение - фараон Арион первый! Подделка? Но пусть народ восхищается лучше подделкой, чем настоящим тираном.

- А если спросят, откуда лицо появилось? - пробормотал администратор.

   Он понимал, что ему тоже лучше молчать, а не идти с повинной. От Ариона он решил избавиться твердо.

- Чистили плиту и появилось, - сказал Арион.

- А если спросят, почему у фараона такое лицо? - не отставал администратор .

- А кто знает, какое лицо у него было? - ответил Арион.

- У фараонов были имена Рамсес, Хеопс, а тут Арион!

- Ну и что, - ответил Арион.  - Почему ты думаешь, что такого имени не могло быть у фараона! На то они и фараоны, чтобы жить под разными именами!

   Администратор сдался, сказал, что Арион человек, конечно, умный, с золотыми руками, но о таких экспериментах нужно ставить в известность старших товарищей.

- А, может, толкнем мою идею? - предложил посвежевший Арион, польщенный словами старшего товарища. - Это и в духе креатива.

- Дурак, ты, товарищ Арион, - просто сказал хранитель музея. - В твоей мастерской …,- далее администратор заговорил шепотом и от этого шепота Ариона словно продрали по спине железной щеткой, которой чистят лошадей.

    Арион понял, что сейчас лучше молчать и молить Бога, чтобы в музей не явился археолог и не проверил его изделия на долголетие.

   Администратор предложил Ариону другой способ: уносить ноги, а за ногами Ариона он унесет и свои.

- Только после плиты фараона! - твердо заявил Арион. - Высеку и уйду.

   Прошла неделя. Арион уже готовился выбить свое изображение на плите фараона и, когда он занес руку с молотком и зубилом - открылись двери. Вошли двое хмурых мужчин, потребовали администратора, мрачно посмотрели на Ариона, прибывшего хранителя музея, представились из государственной комиссии, сунули бумажку с печатью под нос администратору и потребовали провести к вазе времен Рамсеса Великого.

- Хотим узнать долголетие! - ответил представитель, похожий на цыгана, у которого под глазами были дуги, словно медные серьги.

- Вот этой штучкой! - сказал другой представитель, у которого тоже были дуги под глазами, но не медного, а зеленого цвета.

   Арион посмотрел на штучку. Она показалась ему подпольной радиостанцией, которую нашли у него.

- Ну, так как? - спросил медный цыган.

- Где она? - добавил зеленый.

   Ваза была на месте, но не нижнеегипетская, а нижневолжская с росписями Ариона и очень девственная.

- А может плиту лучше пощупаете? - мрачно спросил Арион.

- А мы ее потом!

   Арион поднял глаза кверху и прошептал, что если нет опоры на земле, то ее следует искать на небе. Он молил Господа Бога, чтобы тот разверз землю и проглотил эту проклятую комиссию, а вместе с ней и вазу, и пусть эти комиссионеры или миссионеры прощупывают ее в преисподней, если в состоянии будут там щупать.

   Представители включили прибор. Он зажужжал, как пчела над липовым цветком. Арион вырубил пробки. Проклятый прибор перешел на автономное питание.

   Хранитель музея молчал и не реагировал на тайные знаки о помощи. Последний "sоs" в два пальца, между которыми вполне могла поместиться бутылка, Арион послал администратору, когда комиссия двинулась к вазе. Хранитель музея развел руками. Арион метнулся наперерез и выдал пожарную сирену.

- Ты че орешь? - спросил медный цыган. - Наполеон умер!

- Второй злодей после Герострата, который посягал на ценности, - добавил зеленый цыган.

   Арион понял, что третьим в этой компании будет он.

- А может это? - Арион взмахнул перед администратором рукой, как ломом. - И в это? - Он очертил фигуру, похожую на гроб.

- А может это?

   Администратор скрутил дулю, которая торчала перед носом Ариона, пока представители не подтвердили, что нижнеегипетский вазе более трех тысяч лет.

- Рука древности! - сказал медный цыган.

- Ну, а коли рука древности, - молвил администратор просветлевшему Ариону, - то иди ты к чертовой матери со своей элементарной мастерской.

   Ариону пришлось уйти. Сумасшедшего дома он боялся больше, чем тюрьмы, а государственная комиссия в лице закадычных друзей администратора утверждала, что этот человек явно сумасшедший, потому что только сумасшедший может утверждать, что своими руками сделал нижнеегипетскую вазу.