04.11.2013 04:00

ШАТУРСКАЯ ИСТОРИЯ

На модерации Отложенный

Анатолий Шишков

Шатурская история

Долг перед Отечеством – святыня человека

От нас, отцов и матерей, воспитателей,

зависит, чтобы каждый наш юный

гражданин дорожил этой святыней,

как дорожит честный человек своим добрым

именем, достоинством своей семьи.

В.А. Сухомлинский

К читателю

Все события этой истории происходили в действительности и по месту, и по времени. Реальными, а не выдуманными здесь являются все персонажи -офицеры и генералы от командира батальона в то время майора А.И.Пилипенко и выше по рангу и званиям. У всех остальных участников тех событий автор изменил фамилии по той причине, что за давностью лет многие имена, фамилии и звания стерлись в его памяти. Но достоверно то, что у всех персонажей данной истории были реальные прототипы. Совпадение имен, фамилий и званий, подчиненных А.И. Пелипенко – случайность. Возможны несовпадения конкретных участков места действий героев этой истории с реальными. Время неумолимо и не все удалось восстановить в памяти, а в результате известных социальных и политических событий, повлекших за собой множество изменений, не сохранило документальные свидетельства. Во всяком случае, мне таковые обнаружить не удалось. Надеюсь на понимание, или хотя бы на снисходительность моих читателей.

Назначение

Как - то незаметно, а точнее, заметно быстро, закончился у Антона первый лейтенантский отпуск. С предписанием прибыл он 17 августа 1972 г. в Главное ПУ СА и ВМФ. Предписание было выдано в отделе кадров ставшего за годы учебы родным Новосибирского Высшего Военно-Политического Общевойскового Училища.

Позвонив с КПП по данному училищными кадровиками телефону, Антон долго объяснял слушающему на другом конце телефона дежурному по управлению кадров Глав ПУ офицеру, кто он такой и зачем звонит. Выслушав лейтенанта, дежурный дал Антону номер ещё одного телефон. Там ответили, что сегодня офицера, который отвечает за наше направление, не будет, и Антону необходимо будет позвонить завтра по уже другому телефону: вот тогда будет решен вопрос его назначения в конкретную воинскую часть.

Прекрасно понимал лейтенант Шажков, что попасть в распоряжение ГлвПУ СА и ВМФ – дело чести и эта честь ко многому обязывает в том смысле, что уже в ближайшее время можешь оказаться на другом конце Советского Союза. К чему Антон был морально и психологически готов.

… И, тем не менее, на следующий день в указанное накануне время Антон прибыл на контрольно-пропускной пункт Главного Политического управления СА и ВМФ, позвонил по данному вчера телефону. Офицер, взявший телефонную трубку, уточнил у Антона воинское звание, фамилию, имя и отчество и попросили подождать 10-15 минут. Затем офицер в звании подполковника вынес Антону предписание с предложением явиться в распоряжение Командующего войсками Ордена Ленина Московского военного округа. Долго не раздумывая, поехал наш лейтенант на ул. Осипенко 6, где в то время размещался штаб ордена Ленина МВО. Позвонил по данному ему уже в Глав. ПУ СА и ВМФ телефону. В ответ на бравый доклад о прибытии в распоряжение Командующего войсками ОЛ МВО Антону «вежливо» напомнили, что «…сегодня – пятница, конец рабочего дня. Так что, лейтенант, пока свободен. Приезжай в понедельник – тогда и определимся».

* * *

…Как он провёл эти дополнительных два дня к отпуску Антон уже и не помнит в деталях, но точно знает, что того понедельника ждал с нетерпением. Во-первых, уже порядком поднадоела неопределённость, а во-вторых,– заканчивались отпускные и, … пора было зарабатывать на хлеб насущный.

Утром в понедельник, 21 августа 1972 г. прибыл лейтенант Шажков в штаб Московского военного округа. На контрольно-пропускном пункте Антона направили в Бюро пропусков. Получил пропуск в отдел кадров ПУ МВО, где после непродолжительной беседы Антона Шажкова представили первому заместителю начальника политического управления ОЛ МВО генерал-майору Комисарову В.И.

Беседа была не долгой, но формальной он бы её не назвал. Генерал Комиссаров произвёл на Антона благоприятное впечатление и запомнился на всю оставшуюся жизнь в памяти молодого офицера как мудрый, по-отечески добрый человек. До сих пор памятны Антону расспросы генерала о семье, родителях, супруге (к тому времени Антон был уже 4 месяца как женат). Потом как бы, между прочим, был задан вопрос: - А как у вас строевая подготовка? - - Отлично, - ответил лейтенант.

- Тогда лейтенанта Шажкова назначьте в распоряжение командира гвардейской Таманской дивизии, - сказал генерал, обращаясь к присутствующему при беседе начальнику ОК ПУ округа. Последний стал возражать, предлагая встречно назначить лейтенанта в ковровскую учебную дивизию, что во Владимирской области. Но, генерал Комиссаров, тоном, не терпящим возражения, резюмировал: – к Хворостьянову, там третья рота Севастопольского полка вообще осталась без офицеров, один двухгодичник остался и на него уже приказ об увольнении в дивизии две недели лежит без «движения».

Так состоялось назначение лейтенанта Шажкова заместителем командира третьей мотострелковой роты 1-го гвардейского мотострелкового Севастопольского Краснознамённого ордена Александра Невского полка 2-й гвардейской Таманской ордена Октябрьской Революции Краснознамённой ордена Суворова мотострелковой дивизии имени М. И. Калинина.

* * *

Штаб дивизии в это время дислоцировался в Лефортово, на улице Красноказарменной. Туда и направился с предписанием за подписью генерала Комисарова наш лейтенант.

Тут следует доложить вам, уважаемый читатель, что Москва в это время находилась в состоянии очень мощного задымления: горели подмосковные леса и торфяники. Особо напряженная ситуация сложилась в Шатурском районе. Там и находились в это время основные части и подразделения Таманской гвардейской.

Из Лефортово, Антон направился в штаб полка, который находился в летних лагерях в Алабинском учебном центре. Точнее сказать, там находился один лишь начальник штаба полка майор Фроликов (к сожалению уже не помнит наш герой имя и отчество этого стройного синеглазого майора). Представившись начальнику штаба, «расквартировав» супругу в служебной даче, на следующий день попутной машиной убыл наш лейтенант в Шатуру к месту дислокации уже его (!) роты…

* * *

Далее будет уместным дать хотя бы общую картину того, что происходило в то время в Подмосковье вообще и в Шатурском районе в частности.

До 1972 года этой гари в Москве не наблюдалось, так как и в 1920, и в 1938 году торфяные болота ещё не были осушены, а в 1953 на торфяниках велись активные торфоразработки, при которых вряд ли что загорится. Однако в хрущевские времена добычу торфа признали нерентабельной, и торфоразработки резко сократили. И вот в 1972 году торфяники впервые и запылали.

20 июля Мособлисполком принял решение о создании штаба по борьбе с пожарами. Был введен строгий запрет на посещение лесов. Началось авиапатрулирование лесных массивов, резко ограничилось движение транспорта по лесным дорогам. На борьбу с пожарами было мобилизовано население и пожарная охрана Москвы и области, а также воинские части. Несмотря на эти меры, обстановка оставалась крайне напряженной, так как жара не ослабевала. Вскоре в Подмосковье и в самой Москве появилась та самая удушливая и непроглядная гарь, которую мы наблюдали и в 2002 и в 2010 годах.

Но в 1972, в отличие и от 2002, и от 2010- го Шатурский, Дмитровский, Орехово-Зуевский, Талдомский районы Московской области были затянуты дымом почти до самой зимы.

9 августа 1972 года в Москве была создана чрезвычайная комиссия по борьбе с пожарами в районах РСФСР, охваченных засухой. Подобные комиссии были созданы также во всех областях и районах, где возникли или могли вспыхнуть лесные пожары.

22—27 августа сильный ветер возник на обширном пространстве от Московской до Горьковской областей, что значительно расширило границы торфяных пожаров. Только за три дня — с 25 до 27 августа — площади лесных и торфяных пожаров возросли в Рязанской области на 17 тысяч гектаров, во Владимирской — на 21 тысячу, Костромской — на 38 тысяч. Под угрозой огня оказались многие населенные пункты.

В борьбу с пожарами включилась Советская Армия, а министр обороны СССР маршал Гречко А.А. даже на два месяца переместился в Шатуру, бывшую тогда эпицентром бедствия. (По материалам сайта администрации г. Шатуры).

Вот в такой ситуации пришлось лейтенанту Шажкову начинать свою «боевую» офицерскую биографию.

* * *

В родную роту держим путь

… Попутной машиной оказался Газ-66 (кунг с красным крестом) из полкового медицинского пункта. Помимо двух офицеров медицинской службы в составе экипажа был капитан артиллерист и наш лейтенант. Выехали рано утром, - только светало. Ехали довольно долго…

Офицеры медицинской службы в полном соответствии со значением своих эмблем – хитрый как змий и выпить не дурак, - во время очередной остановки, извлекли солдатскую фляжку полную чистейшего медицинского спирта. Быстро «накрыли поляну» вполне приличную: домашняя украинская колбаса, огурцы, помидоры, добрый шмат копченого сала, с десяток варёных яиц, зелёный лук и пару головок чеснока. Само собой хлеб, печенье, сгущённое молоко и чай. Кстати, сало и колбаса – это был личный вклад Антона в общую трапезу. Для начала молодой офицер посопротивлялся в отношении приёма C2H5OH (Цэ два Аш пять О Аш), но под давлением «офицерской общественности» - Аш два О удел не наш, пьем Це два Аш пять ОАш - вынужден был принять некоторую дозу этой живительной влаги. К сожалению, не запомнил он имена и фамилии тех офицеров, потому как они после приезда в Шатуру рассредоточились и растворились в частях и подразделениях славной гвардейской дивизии. Не исключено, что и Антон в их памяти проскочил не оставив какого-либо следа.

* * *

… Штаб дивизии размещался в небольшом двух этажном здании недалеко от горкома партии. Оперативный дежурный штаба дивизии, выслушав доклад и прочитав предписание, тут же отправил Антона в политотдел соединения. Там лейтенант представился единственному офицеру, находившемуся в то время на служебном месте – пропагандисту дивизии майору Завадько. Майор оказался бдительным и с очень сильным обонянием: унюхал аромат C2H5OH.

Предосудительно посмотрев на прибывшего, майор как-то нерешительно заметил: - негоже, мол, офицеру-политработнику с запахом являться к месту службы, да ещё и первому в карьере политработника. Антон, уловив нотки неуверенности в голосе майора, парировал: - десять часов езды в санитарной машине не могли остаться без последствий. Думай майор теперь что хочешь, гадай, о чём это он тебе поведал. Не знаю, что тут сыграло свою роль и значение, толи неуверенность майора в своей правоте, толи сложность обстановки и незначительность самого момента появления лейтенанта Шажкова или ещё какие-то обстоятельства, но на эту тему больше никто никогда в политотделе дивизии не говорил.

Майор Завадько позвонил в гвардейский Севастопольский полк и примерно через час за молодым политработником приехал на БРДМе начальник химической службы полка майор Пашинский. Без каких-либо церемоний он скомандовал лейтенанту: - залезай на броню, …времени уже светлого не остается…

… В расположение штаба полка прибыли уже в сумерках. Майор привёл Антона к офицерской палатке и, сказав, размещайся, скрылся в темноте. Смутно вспоминает уже сейчас тот момент наш лейтенант (сказалась усталость от десятичасовой поездки в не самой комфортной санитарной машине), помнит лишь то, что забрёл внутрь палатки и завалился спать на первую свободную койку. Уснул сразу же. Сколько спал – трудно сказать. Разбудил Антона грубый баритон: - Это что за мудак разлегся на моей кровати?

Реакция Антона была по ситуации предсказуема. Он извинился, пояснил «что он за мудак» такой и со святой наивностью спросил: - Есть ли вообще тут свободная кровать?

- Вон в углу ложись, там начпрода раскладушка, а он в Москве. Раньше утра не приедет, так что иди, ложись и спи не напрягаясь.

… Утром за лейтенантом Шажковым опять пришел майор Пашинский и так же без церемоний и каких-либо эмоций приказал «прыгать на броню и поедем в роту».

Когда Антон попытался объяснить майору, что ему надобно бы в соответствии с требованиями уставов представиться командиру полка и его заместителю по политической части, Пашинский решительно отрубил: - Не до церемоний уставных сейчас, лейтенант. Мы в боевой обстановке, понимаешь, на войне!

* * *

Справочно: « Для лета 1972 года была характерна высокая температура воздуха, критически низкая влажность и очень малое количество осадков. Зима того года была мягкой, весна и лето были без дождей. Температура в тени была выше 30 градусов. В этот год температура достигала отметки 35 - 40 градусов. За лето в Москве и Подмосковье выпало всего 126 мм осадков. В отдельных местах температура воздуха поднималась до отметки в 50 градусов по Цельсию». (С сайта администрации г. Шатуры).

* * *

Держи хвост пистолетом и все будет «нормалек»

В роту майор и лейтенант наш прибыли, где-то через полтора часа. По пути начальник химической службы полка сориентировал Антона в обстановке, показывал участок ответственности его третьей роты с приданными ей танковым, инженерно-саперным взводами и пожарным отделением. Они проехали по наиболее опасным по данным пожарной разведки очагам возгорания торфа. Зона ответственности третьей роты – впечатляла и размером и напряженностью ситуации: очаги возгорания торфа явно не просматривались, они были скрытые и тем опасны вдвойне.

… В палаточном городке майора Пашинского и лейтенанта Шажкова встретил дежурный по роте без знаков различия. Доложил майору Пашинскому, что личный состав роты находиться в «зоне пожара» и выполняет задачу по его локализации.

Махнув рукой, что означало, видимо «вольно!», майор приказал найти ст.л-та Трипольского и вызвать к нему. Дежурный пошел, именно пошел, а не побежал или бросился, как это полагается в таких случаях, выполнять приказание майора.

Антон же не теряя времени осматривал расположение роты. Передняя линейка палаточного городка не вызывала восторга: песок затоптан и не взрыхлён как это бывает в хорошем армейском подразделении. «Грибок» дневального по роте, что стоял на правом фланге расположения палаток, - заметно наклонен. Не смотря на летнюю погоду, полы палаток не были откинуты для проветривания. У дневального стоящего под «грибком» не было соответствующей повязки. Все эти внешние приметы говорили о том, что с дисциплиной и внутренним порядком в роте – есть проблемы. Понимание этого странным образом взбодрило Антона и, про себя он подумал: «Скучать тебе, Шажков, тут не придется, впереди много работы и это само по себе уже хорошо!»

Размышления о предстоящей работе уже выстраивались в план этой работы. Антон как-то враз чётко представил себе, с чего он начнет знакомство с личным составом уже его роты.

Предварительно майор Пашинский, пока добирались в роту проинформировал о ситуации в подразделении. Из его сбивчивого рассказа наш герой понял главное, что надеяться на чью-либо помощь ему не стоит. Командир роты ст. л-т Фальчук В.Ф. – болен и находиться на лечении в Москве – перелом руки залечивает. Бывший заместитель командира роты по политической части л-т Яковлев служил нормально до тех пор пока не получил квартиру в Москве. А как только получил ордер на квартиру и ключи, то тут же «положил… на службу» и стал добиваться увольнения из Вооруженных Сил, проще говоря, - запил, загулял и просто «забил» на службу. В роте было всего два командира взвода, должность командира третьего взвода была вакантной. К моменту прибытия Антона в роте был всего один офицер – ст. л-т Тридольский и тот двухгодичник, на которого в штабе дивизии уже лежал «без движения» две недели приказ об увольнении.

… Старший лейтенант Тридольский – лёгок на помине – прибежал в расположение роты и доложил майору Пашинскому, что прибыл по его приказанию. На лейтенанта Шажкова этот «дембель» с погонами старшего лейтенанта даже не взглянул. После того как ему сообщил начальник химслужбы полка о прибытии Антона для командования ротой старлей побежал в офицерскую палатку, взял свой баул и полевую сумку, залез на БРДМ и, как говорится, - поминай, как звали…

Антон пытался что-то говорить о приёме – передаче роты, о необходимости построить роту и хотя бы формально представить его и попрощаться с личным составом. Какой там формализм и армейский этикет?

- Ладно, лейтенант, разбирайся сам, - сказал майор Полянский, - а нам надо ехать. Главное - держи хвост пистолетом, и всё будет нормалёк…

Пришлось нашему герою принять эти слова майора как благословение и напутствие на командование ротой…

* * *

Есть над чем работать. Скучно не будет

В тот день время для Антона перестало существовать. Преодолев некоторую растерянность, – не так он себе рисовал в своём воображении знакомство со своим подразделением, не на такой приём в армейский коллектив рассчитывал; нет, он не рассчитывал, что его будут встречать с оркестром, но что всё произойдёт именно так буднично и в какой-то степени безответственно, - представить себе не мог.

… Он прошел в палатку. Оставив там так называемый тревожный чемодан, прихватив полевую сумку, вышел на переднюю линейку. Громким и решительным голосом скомандовал: «Дежурного по роте ко мне!».

… Из палатки, стоявшей не вдалеке от «грибка» дневального, высунулась голова дежурного по роте и каким-то, растерянным и всё же нагловатым тоном промямлила: «Иду».

Подойдя неторопливой походкой, дежурный, видимо, оценив решительный и невозмутимый вид молодого лейтенанта, отрапортовал: «Товарищ лейтенант, дежурный по роте сержант Монахов по вашему приказанию прибыл!»

В свою очередь Антон представился взаимно и сказал что-то вроде того, что «с этого момента у нас начинается совместная служба». Попросил сержанта рассказать ему о сержантах роты, кто сейчас с ротой находиться в «зоне распространения огня»?

Из сбивчивого и робкого рассказа сержанта уловил, что рота уже больше месяца выполняет задачи по локализации и тушению пожаров, что люди уже устали и соскучились по нормальной армейской службе, боевой учёбе и «показам» своего мастерства представителям иностранных военных делегаций.

…К 20.00 (время ужина) стал к палаточному городку подтягиваться личный состав роты. Понимая, что в его ситуации «промедление смерти подобно», лейтенант Шажков принял единственно верное решение (в чём и сейчас, спустя 40 лет, он не сомневался!): роту не «вытягивать на себя», а дать возможность личному составу поужинать и привести себя в порядок. Но дежурному по роте приказал: - После ужина сержантский состав «ко мне!».

Со стороны сам стал наблюдать за тем, как рота строиться и выдвигается на ужин, осуществляет приём пищи и т.д. Этих полчаса лейтенанту было достаточно для того, чтобы понять насколько не управляема рота, что с дисциплиной здесь, мягко говоря, есть проблемы и … есть над чем работать.

- Товарищ лейтенант! Сержантский состав третьей роты по вашему приказу собран, - нарушил размышления Антона дежурный по роте.

Когда Антон вышел на переднюю линейку, возле офицерской палатки его взору предстала группа из 10 военнослужащих без знаков различия, в неопрятной форме и нечищеной обуви. Лица молодых парней не излучали восторга от появления перед ними нового офицера. Антону показалось, что кроме безразличия и какого-то надменного превосходства лица этих парней больше ничего не выражали.

- Устали ребята подумал он и решил обойтись без излишних формальностей.

- На войне, как на войне, - вспомнил он в унисон замечанию майора Пашинского.

Подойдя к парням, дружелюбно и, как можно, теплее, ровным, и в тоже время, твёрдым голосом произнёс:

- Здравствуйте. Давайте присядем. Надо поговорить о службе нашей, а заодно и познакомиться. Пройдёмте в летний класс.

Видимо какая-то информация об прибывшем к ним в роту заместителе командира по политической части уже просочилась, потому как реакция была ответная вполне дружелюбная, вместе с тем солдатский опыт подсказывал сержантам – не расслабляться и не «терять нюх», т.е. бдительность.

Не помнит уже сегодня полковник Шажков всех деталей того «разговора по душам», но однозначно не «…погрешу против истины, если скажу, что вначале был мой краткий рассказ о себе. Потом я попросил представиться всех сержантов по очереди. Рассказы-представления сержантов были ещё короче и кроме воинского звания, фамилии, имени и отчества в принципе ничего не содержали. Но для первого раза и этого было достаточно. Важен был первый контакт. И он состоялся. Они почувствовали меня, а я – их».

Потом Антон спросил ротных сержантов о том, почему все они без знаков различия. Получил невнятный ответ со ссылкой на то, что нет лычек, что тут нет магазинов и что-то ещё в этом роде. Понятно, что ответ лейтенанта не удовлетворил, и он приказал сержантскому составу:

- При построении на утренний осмотр, всем до единого иметь знаки различия. А, чтобы не возникал вопрос о том, где взять лычки, разрешаю отрезать кусок от красной материи, служившей скатертью стола в летнем классе.

Перед тем как отпустить сержантский состав, предупредил: - Утренний осмотр провожу лично! Свободны!

…Командиры отделений, зам. командиров взводов стали расходиться как-то нехотя. Несколько человек стояло рядом с лейтенантом и чувствуется, хотели продолжить «разговор по душам».

- Это хороший знак, - отметил Антон про себя, - но… с т. з. военной педагогики и психологии воинского коллектива, необходима пауза. Выдержка временная нужна для того, чтобы попытаться глубже понять друг друга, осмыслить «кто есть кто?», кому и на сколько можно доверять, на кого рассчитывать в самую трудную минуту. Эта пауза (по крайней мере, до утра!) ещё больше нужна была сержантам – его единственной опоре и ближайшим помощникам, во всяком случае, в обозримом будущем.

Кроме того, сказывалась усталость оттого, что последняя неделя была полна ожиданий, неопределённостей и «путешествий» на пути к уже ставшей родной ему роте. Сославшись на усталость, наш герой попрощался с сержантами и пошел готовиться ко сну.

… Не смотря на усталость, сон долго не «вступал в свои права»… Душный и горячий вечер не вселял надежд и на прохладную ночь… Горящие леса и торфяники источали едкий дым и избавиться от него было уже не возможно…

Первые трудности

Раннее утро следующего дня встретило Антона относительной прохладой и лёгким дуновением пропахшего дымом воздуха. На часах – 5.45. До подъёма личного состава оставалось ещё 15 минут. Этого хватило лейтенанту для того, чтобы умыться, побриться и… выкурить сигарету.

Ровно в 6.00 дневального голос прокричал «Рота, подъём!» Голос был на удивление бодрым и сам по себе уже создавал настрой на лёгкость пробуждения от крепкого молодого сна.

Не стану описывать, как выполнялись все, предписанные армейским распорядком дня процедуры, дабы не утомлять вас, читатель, их подробностями. Тут принципиально важно отметить лишь то, что лейтенанта Шажкова интересовала, в первую очередь, реакция сержантского состава на его вчерашние указания в отношении знаков воинского различия. Потому он терпеливо дожидался построения на утренний осмотр.

Выслушав доклад дежурного по роте сержанта Малахова о том, что рота для проведения утреннего осмотра построена, лейтенант поздоровался с личным составом роты. В ответ прозвучало не совсем стройное и очень не благозвучное «Здравия желаем, товарищ лейтенант». По сему и восклицательный знак в конце приветствия не ставлю. Дав команду заместителям командиров взводов приступить к проведению осмотра, сам прошелся вдоль фронта роты, внимательно осматривая строй. Рота была выстроена в двух шереножный строй, но… этот строй был сплошным, что само по себе было уже нарушением Строевого Устава ВС СССР и затрудняло контроль наличия военнослужащих в строю. Понимая, что чрезвычайная обстановка, связанная с тем, что он и весь личный состав находились в очаге лесного пожара, не даёт ему времени на занятия строевой подготовкой, ограничился несколькими общими замечаниями. Отдельно провёл «разбор полётов» с сержантами – объяснил им, что в соответствии с требованиями Строевого Устава ВС СССР в двухшереножном строю место за командиром взвода, его заместителем и командиром отделения всегда остаётся свободным, что у каждого рядового д.б. своё место в строю, а место отсутствующего бойца – тоже остаётся свободным. Доброжелательно, но уверенным тоном Антон потребовал: - Впредь при построениях выполнять все мои указания на сей счет.

Не ускользнуло от внимания нашего героя отсутствие знаков различия на погонах командира отделения из первого взвода сержанта Евдокимова. На вопрос по этому поводу Евдокимов ответил лейтенанту, что его разжаловали. – Кто разжаловал? - спросил Антон. - Командир роты, - был ответ. – Тогда на каком основании вы командуете отделением?

В ответ – молчание! – Хорошо, я разберусь, - пообещал лейтенант Шажков.

… После завтрака, отправив роту по местам выполнения поставленных задач, потребовал он у дежурного по роте принести ему штатно-должностную книгу (ШДК) роты. В ответ услышал, что ШДК находиться у прапорщика Хвелёва.

- Кто такой? – спросил Антон.

- Старшина роты, - последовал ответ.

Чтобы не перегружать текст диалогами, ухожу от прямой речи и просто излагаю ситуацию.

…Прапорщик Хвелёв, бывший зам командира третьего взвода, после окончания школы прапорщиков, был назначен месяц назад старшиной 3 мс роты. В настоящее время по информации дежурного по роте убыл в Москву для того, чтобы решить какие-то хозяйственные вопросы. Вернуться должен сегодня, ближе к вечеру.

Антону ничего не оставалось, как ждать в надежде на то, что «…нас уже будет двое».

Наметив план основных, требующих безотлагательного решения вопросов по повышению управляемости ротой, отправился Антон в зону пожаров.

Ещё одну справку – для понимания более глубокого того, что происходило в том уже далёком 1972 году.

Как я уже писал выше «в борьбу с пожарами включилась Советская Армия, а министр обороны СССР маршал Гречко А. А. даже на два месяца переместился в Шатуру, бывшую тогда эпицентром бедствия».

Естественно, что близость Оперативной группы Министерства Обороны во главе с маршалом А.А.Гречко, налагала на весь личный состав роты дополнительную ответственность. Все военнослужащие роты постоянно были готовы к встрече с самым высоким армейским руководством. Поэтому знание обстановки, готовность «подставиться под начальство» или «прикрыть» кого-то из своих ближайших начальников были в порядке вещей и ценились в офицерском кругу и батальона и полка.

Старательно, метр за метром, своими ногами, в новеньких хромовых сапогах (а ведь мог и яловые взять с собой!) обошел Антон в течение дня район, отведённый для «обработки» третьей роте. Он увидел всё своими глазами и оценил всю опасность ЭТОЙ работы. Можно сотни раз слушать рассказы о том, как горят торфяники, но не понимать какую угрозу они таят для тех, кто находиться в зоне возгорания торфа. Сегодня, отставной полковник Антон Шажков, вспоминая то время, говорит:

- Скажу лишь то, что помню, как на моих глазах в мгновение ока провалилась в глубину горящего торфяника небольшая берёзовая роща. В отдалении от нас метров на триста стояла на взгорке берёзовая рощица – такие обычно называют колками. Неожиданно, откуда-то из-под земли, раздался глухой неестественный стон, рощица-колок стала накреняться в бок, далее из-под неё вырвался большой сноп пламени и всё это, «ухнув», провалилось в глубь горящего торфяника. Зрелище не для слабонервных

… Основной задачей военнослужащих роты было обнаружение (разведка), локализация и не допущение разрастания очага возгорания торфа к транспортным коммуникациям и близлежащим населённым пунктам.

Третьей роте были приданы - танковый взвод (три танка с навесным бульдозерным оборудованием), сапёрный взвод (в основном – взрывотехники). В зоне ответственности роты действовала рота трубопроводной бригады.

Всего было задействовано вместе с упомянутыми уже мною танками 15 самоходных землеройных машин, а также 8 пожарных автомобилей и десятки насосных устройств, техника работала по 14-20 часов в сутки.

Не меньшей была и физическая нагрузка на личный состав, управляющий техникой и эксплуатирующий эту технику. И управлять, и координировать, взаимодействовать всем и людьми и машинами предстояло лейтенанту Шажкову и никому другому. Такова роль общевойскового командира в бою, а о том, что обстановка была боевая, он уже не сомневался.

В такой ситуации подчинить себе роту и приданные подразделения не формально, а по авторитету личностному, профессиональному соответствию и, самое главное, в силу не только волевых качеств, но и особой житейской мудрости, - согласитесь задачка не из простых. Когда к Антону пришло понимание этого, то он сразу же сформулировал для себя несколько правил-принципов:

- думать!, не рубить с плеча, но и не «тянуть резину» принимая то или иное решение;

- чем сложнее обстановка, тем спокойнее и увереннее должен быть командир;

- трудные задачи требуют трудных не стандартных решений;

- простых решений – не бывает в чрезвычайных условиях;

- важнее задачи, чем сберечь людей в этой ситуации для меня не существует!!!

И всё это диктуется той огромной ответственностью за жизни и судьбы тех людей, которых должен Антон подчинить своей воле. Ответственностью, которую на него возложила Родина (хотя говорили – партия и правительство).

… Обходя район ответственности роты, общаясь с подчинёнными теперь уже лейтенанту Шажкову непосредственно и приданными ему военнослужащими, он напрягал весь свой ум, знания, опыт, волю и такт для того, чтобы внушить этим людям одну единственную мысль: мне можно и нужно верить; я не подведу; я надёжен и профессионален!

* * *

Общаясь с подчинёнными непосредственно в «боевой обстановке» узнал Антон очень много почти о каждом из 87 человек списочного состава роты. Не буду утомлять пересказом многих ситуаций, подтверждающих этот мой тезис, но вот об одном случае следует обязательно рассказать, ибо он весьма поучителен.

Помните «разжалованного» командиром роты сержанта Евдокимова? Ну, так вот.

Узнал Антон, что человек он самолюбивый, гордый и отчаянно смелый. Судите сами: во время одного из занятий по демонстрации возможностей боевой техники для иностранных военных делегаций (в солдатском обиходе – «показов»), когда при форсировании водной преграды заглох один из моторов боевой машины и перестал работать водомётный движитель, командир боевой машины сержант Евдокимов не задумываясь ни на секунду бросился в ледяную воду (был октябрь месяц 1971 г.) обнаружил намотанную на винт водомёта рыболовную сеть и с помощью штык-ножа от АКМ освободил винт водомётного движителя и продолжил выполнение боевой задачи. При этом, оставаясь ещё в течение трёх часов в мокрой одежде.

Этот случай был не единственным в активе сержанта. Эта смелость, умение в трудную минуту не спасовать, взять на себя ответственность и даже вину подчинённых, делали сержанта Евдокимова непререкаемым авторитетом в глазах остального личного состава и «неудобным» для старших командиров. Отстаивая свою правоту или точку зрения, сержант готов был идти на конфликт с любым офицером роты. Особенно не складывались у него отношения с командиром роты старшим лейтенантом Фальчуком В.Ф.

Командир роты был излишне вспыльчив и горяч, как он сам (уже потом, гораздо позже) говаривал: - мне не до педагогических экспериментов. Потому зачастую рубил сплеча, не просчитывая возможных последствий, принимаемых решений. Точно так же, не разобравшись в какой-то конкретной ситуации, после очередного «залёта» сержанта Евдокимова (в течение суток скрывал отсутствие в роте рядового Лады) «разжаловал» Евдокимова в рядовые: срезал лычки перед личным составом роты. Что уже само по себе было вопиющим нарушением требований Дисциплинарного Устава ВС СССР: разжаловать сержанта в рядовые – это прерогатива командира дивизии. Кроме того, тот же устав требовал налагать взыскания на соответствующих командиров только в присутствии им равных или старших по званиям военнослужащих.

Разобравшись в ситуации, Антон собрал вечером сержантский состав роты и приказал Евдокимову привести свою форму в соответствии с воинским званием. На что он заявил Антону: не ты, мол, лейтенант меня разжаловал, не тебе и «восстанавливать» меня в звании. Такой поворот событий несколько обескуражил лейтенанта. Он даже, признаться, вначале растерялся.

… После небольшой паузы, длившейся не более 15-20 секунд, Антон приказал старшине роты прапорщику Хмелёву – к тому времени уже прибывшему в роту – принести ему любую чистую тетрадь и ДУ ВС СССР.

Далее Антон объяснил сержантам, что в чрезвычайных условиях он, как исполняющий обязанности командира роты пользуется дисциплинарными правами старшего начальника, т.е. правами командира батальона.

- Это прошу всех запомнить, - сказал лейтенант. - Отныне все мои распоряжения и отдаваемые приказы будут записываться в «Книгу приказов» (для прокурора – «слово к делу не пришьешь!»). И это тоже, товарищи командиры, имейте ввиду!

Далее, сообразуясь с конкретной ситуацией, лейтенант произвёл назначение на временно вакантные должности командиров взводов: заместители командиров взводов старшие сержанты Колосов, Пацкевич и сержант Колошенко стали командирами взводов. Командиры первых отделений взводов сержанты Рябов, Быков и Ерёменко стали соответственно – заместителями командиров взводов. На должности командиров первых отделений назначил по представлению Колосова, Пацкевича и Колошенко рядовых Павлова, Литовкина и ефрейтора Хромова. Секретаря комсомольской организации роты сержанта Ястребова назначил своим заместителем по политической части. Всё это им было записано в «Книгу приказов и распоряжений роты» и доведено под роспись всем сержантам кого коснулись назначения и объявлено всему личному составу роты.

После чего ещё раз – уже сугубо формально - приказал он Евдокимову пришить лычки и приступить к исполнению обязанностей командира отделения.

Оставив заместителя по политической части, старшину роты и командиров взводов, напомнил каждому их должностные обязанности, уточнил план действий на завтрашний день и отпустил командиров для выполнения поставленных задач….

Необходимо видимо сказать, что на борьбу с огнем были брошены не только профессиональные пожарные и регулярная армия, но и мобилизованное местное население – к тушению привлекали как местных колхозников, так и московских рабочих, отправляемых с заводов по разнарядке парткомов.

Нередко приходилось бороться с огнём по ночам, когда тлеющий торф практически не виден. В темноте и при сильном задымлении было очень сложно точно сориентироваться, определить, цела ли дорога, не подобрался ли к ней снизу коварный подземный огонь. В пекло торфяных прогаров проваливались машины с военнослужащими, мобилизованная тяжелая техника. Для создания заградительных полос на пути распространения огня повсеместно использовали армейских взрывотехников.

Поужинав, Антон в сопровождении командира первого взвода ст. с-та Колосова (его взвод выполнял задачу по локализации и тушению пожара в непосредственном взаимодействии с саперами), пошел к взрывникам для уточнения задач предстоящего дня. Хорошее впечатление на него произвёл командир сапёрного взвода ст. л-т Костин: спокойный, уверенный и надёжный. Кстати, это первое впечатление не изменилось у Антона об этом офицере и в последующее время их совместной службы.

… Применялись и нетрадиционные методы тушения. Так, кому-то наверху пришла в голову мысль заливать очаги пожара бетоном, и тысячи цементовозов отправились в леса выливать бетонный раствор на горящие торфяники.

Сейчас уже Антон понимает, насколько это было бесполезное и в силу этого - не эффективное по результатам и затратное по стоимости решение. Тогда же не задумываясь, подписывал путёвки водителям цементовозов и просил их плотнее укладывать бетон в траншеи и только в траншеи, а не валить, куда ни попадя.

Нашла коса на камень

На следующий день, проводя развод и уточняя задачи подчиненным, лейтенант Шажков обратил внимание на то, что сержант Евдокимов не выполнил его распоряжение по поводу приведения формы одежды в соответствии со званием. Отправив роту под руководством старшины по местам дежурств и работ, оставил сержантский состав. Строгим голосом спросил у Евдокимова, почему он не выполнил его приказание. В ответ молчание. Антон попытался объяснить, что у него такие номера не проходят, что он всегда добиваюсь выполнения своих приказов и распоряжений. В ответ - лукавый и ироничный взгляд. Испытывающие поглядывали на лейтенанта остальные сержанты роты. Настал, как обычно говорят в таких случаях момент истины. Внутренний голос подсказывал Антону: не тушуйся, будь спокоен и уверен! Ищи решение. Или ты подчинишь себе волю строптивого сержанта или в дальнейшем уже не ты ротой, а рота тобой управлять будет.

Не буду лукавить, но большим напряжением воли, в тот момент удалось лейтенанту сохранить самообладание. Антону показалось на какой-то момент, что он нашел правильное разрешение ситуации и, не долго думая, он объявил сержанту Евдокимову взыскание – «строгий выговор».

- Да у меня таких «строгачей» полная карточка (имеется ввиду «Карточка поощрений и взысканий военнослужащего»), - как обухом по голове прозвучал ответ.

- Хорошо. Но мой выговор будет первым, и, надеюсь, последним! – парировал Антон.

- Товарищ лейтенант, - голос сержанта Рябова, - да не обращайте вы на Евдокимова внимания, отстраните его от командования отделением и все проблемы.

- Возможно, вы и правы, я подумаю над вашим предложением, - сказал Антон только для того, чтобы дать понять своему заместителю по политчасти, что его мнение для него что-то значит и, во-вторых, поддержать его авторитет в глазах остальных сержантов. Евдокимову же сам приказал выполнить все же распоряжение, о чём доложить ему через 15 минут. Командирам распорядился убыть к своим подчинённым.

Ох, как медленно тянулись эти пятнадцать минут! Он ждал. Ждал и боялся, когда они истекут эти минуты. Понимал, что возможностей для дисциплинарного воздействия в конкретных условиях у него не достаточно, что «кнутом» тут не очень то и воспользуешься, значит, нужен крен в сторону «пряника». Но любой перекос в ту или иную сторону чреват всевозможными последствиями, которые не всегда можно предвидеть.

Тем временем истекли эти спасительные (!) или коварные (?) пятнадцать минут, а Евдокимов не спешил ему докладывать о выполнении отданного Антоном последнего распоряжения. Выждав ещё минут пять, он приказал дежурному по роте сержанту Павлову найти Евдокимова и вызвать к нему.

– Я буду находиться во втором взводе, - проинформировал он сержанта Павлова.

Ситуация в районе пожара обрабатываемом личным составом второго взвода в целом была терпимая. Локализованные очаги возгорания торфа вели себя относительно мирно – не расползались вширь: вода и бетон, вылитые в траншеи делали своё дело. Общение с личным составом взвода, танковым экипажем и группой гражданских взрывников заставили нашего героя на какое-то время забыть о Евдокимове. Тем более, что возникла проблема: у взрывников заканчивалась толовые шашки. На исходе были детонаторы. Связь со штабом полка поддерживали посредством радиосвязи в режиме дежурного приёма. Выходить в эфир разрешалось «только в исключительном случае». Проще говоря, инициатива выхода в эфир принадлежала только старшим начальникам.

Антону оставалось только ждать когда его кто из начальства «пригласит к аппарату». Обычно же радиосвязью можно было воспользоваться два раза в сутки: утром с 7.00 до 8.00, а вечером с 22.00 до 23.00. К этому времени обобщались все просьбы, вопросы, требующие решения руководства полка или командования батальона и после доклада о состоянии дел в роте излагались начальству. Как правило, информация, поступающая снизу, замыкалась на дежурном по полку, который её «просеивал» и докладывал, кому следует.

… Однако, вернёмся к основной теме данного раздела моего повествования, - строптивому сержанту Евдокимову. О нём Антон вспомнил уже после обеда. Служивый народ знает, а для тех, кому не приходилось носить погоны, сообщаю, что пища в полевых условиях готовится в полевых автокухнях. В нашем случае – это машины ПАК-200. По готовности пища, за исключением завтрака и ужина, доставлялась непосредственно в район «обработки» горящих торфяников.

Пообедав вместе с личным составом второго взвода, пошел Антон в зону ответственности первого взвода. Взвод ст. сержанта В.Колосова занимал участок в р-не деревни Заполицы вдоль железной и шоссейной дорог в направлении п. Шатурторф – Шатура. В зону ответственности первого взвода входил район по площади примерно равной 10-12 гектарам (?) с несколькими березовыми рощами и небольшим смешанным лесом в 1,5 км от д. Иванцево.

Исполняющий обязанности командира взвода старший сержант Колосов встретил лейтенанта Шажкова на «рокадной» дороге ведущей от Заполицы к Велино. Доложил обстановку, охарактеризовал её как «не вызывающую серьезного беспокойства, но требующую нос держать по ветру в буквальном смысле слова».

Приданные взводу танковый экипаж и инженерно-саперное отделение, используя танк с навесным бульдозерным оборудованием и землеройную машину, прорывали траншею вдоль дороги идущей от основной трассы через Иванцево в направлении Соколово. Цель - отсечь возможное распространение огня к дороге.

Командир танка сержант Силкин заявил, что необходимо подвести дизтопливо для танка: утром залили последних сто литров. Выслушав просьбы сержантов, пообещал, что вечером Антон свяжется с командованием полка и будет решать проблему.

Полевая гауптвахта

Уже уходя из расположения первого взвода, вспомнил Антон о строптивом «разжалованном» сержанте Евдокимове: приказал ст. сержанту Колосову отправить его к нему в расположение роты. После обхода участка третьего взвода планировал он через полтора часа быть на КП роты. Командный пункт роты располагался в 3-х километрах восточнее д. Иванцево.

Пообщавшись с личным составом третьего взвода, выслушал просьбы, предложения и пожелания (все тщательно записал в блокнот: не упустить бы чего!) отправился Антон на КП роты. Как он и предполагал, на работу в третьем взводе у него ушло ровно полтора часа. На КП прибыл, когда его «Командирские» показывали уже 18.05. Дежурный по роте доложил, что за время его отсутствия в роте ничего не случилось, а на вопрос: - Где сержант Евдокимов? – ответил: - В роте его нет, скорее всего «в зоне пожара».

Приказав дежурному доложить ему лично, когда появится Евдокимов, Антон пошел к себе в палатку. Мысль о том, что делать со строптивым сержантом, «сверлила» его мозг настойчиво и неотступно. Необходимо было принимать решение, а он еще его и не нашел. Взял еще раз перечитал Дисциплинарный устав ВС СССР. Общие положения и конкретные правила дисциплинарной практики, изложенные в данном уставе давали ему право как поощрять, так и наказывать. Одно наказание он уже объявил сержанту Евдокимову и, судя по его реакции, это взыскание не возымело должного действия. Да и тяжесть проступка (речь уже идет о неповиновении!) тянет как минимум на дисциплинарный арест. Но в полевых условиях у нас не было гауптвахты, в Москву везти в Алешинские казармы или на гауптвахту учебного центра Алабино, - некому, да и не на чем. Просто так объявить арест и не привести его в исполнение, - дело бесперспективное. Где выход? Жаловаться командованию батальона или полка, - для Антона означало навсегда потерять авторитет в глазах подчиненных, совместную службу с которыми он только-только начал. Оставить все как есть – значит смириться и показать свое бессилие перед личным составом. Это молодого политработника совсем не устраивало. Размышляя подобным образом, пришел он к выводу, что безвыходных положений не бывает и этот выход прост как вся наша жизнь. Создать свою временную полевую гауптвахту. Вспомнил училищного преподавателя по тактике подполковника Богданова, который учил: любое решение правильно, если оно обосновано. Решив оборудовать полевую гауптвахту, Антон стал писать обоснование этого решения. Для того, чтобы придать юридическую силу такому решению, его обоснование было сформулировано молодым офицером в приказе по роте. Условия и обстановка требовали от него столь ответственные решения оформлять письменно. В преамбуле приказа Антон объяснил суть происшедшего и возможные последствия для личного состава всей роты, если он выйдет из-под его управления да еще в чрезвычайных условиях, приравненных к боевым. Одним из пунктов приказа назначил караул из одного трехсменного круглосуточного поста с начальником караула и разводящим в одном лице (один сержант и три рядовых).

Саму гауптвахту решил вырыть в земле, определив размеры 2х2х2,5 метра. Срок оборудования обосновал инженерным нормативом: 1 солдат, одна большая саперная лопата (БСЛ) на 1 кубометр/час. Итого 10 часов работы. Исполнитель – сам арестованный. Эти 10 часов засчитываются в срок ареста. В условиях самостоятельно действующего подразделения, Антон как командир роты пользуется в соответствии с ДУ СССР дисциплинарными правами командира батальона. Но решил не злоупотреблять правами и для начала арестовать сержанта Евдокимова на трое суток.

Завершив работу по поиску, обоснованию и правовому оформлению такого решения, Антон вздохнул с облегчением и пошел на ужин. После ужина приказал сержантскому составу построиться, вывел Евдокимова из строя и объявил ему трое суток ареста. Реакция была предсказуема для офицера, равно как и для всех остальных сержантов. Став в строй, Евдокимов заявил, что его уже раз пятнадцать арестовывали, и он не разу не сидел.

Не обращая внимания на реплику сержанта, Антон скомандовал: «Смирно! Слушай приказ по роте № 1д!» Далее зачитал все пункты приказа и заставил всех сержантов, в т.ч. Евдокимова, и старшину роты расписаться в приказе. Эта процедура возымела серьезное психологическое воздействие на всех, не исключая и самого Антона. Потом приказал старшине роты прапорщику Хмелеву назначить караул, составить расписание смен и постовую ведомость представить ему на утверждение. На все про все дал Антон полчаса времени, а сам пошел на рекогносцировку местности под полевую гауптвахту.

* * *

Не буду утомлять уважаемого читателя подробностями того, как не просто пришлось заставить сержанта Евдокимова оборудовать себе гауптвахту. Скажу, что это стоило нашему герою бессонной ночи, выкуренных двух пачек «Явы» и, возможно тогда у него появились первые поседевшие на висках волосы. Строптивость Евдокимова была сломлена, когда Антон ему добавил еще трое суток за попытку невыполнения приказа начальника.

К восьми утра гауптвахта была оборудована. По веревочной лестнице Евдокимов спустился в яму. Туда же опустили охапку сена и, сделанное из консервной банки ранее служившей емкостью для томатного сока, помойное ведро для отправления естественных надобностей. Яму накрыли сплетенной из тальника решеткой, выставили часового.

К утру об этом событии уже знала вся рота, хотя приказ был зачитан только сержантскому составу. В тех условиях это действительно было событием. Бойцы заметно подтянулись: стали следить за формой одежды, меньше стало расхлябанности и заметно выросла исполнительская дисциплина. Антон постоянно ловил на себе пытливые и уважительные взгляды своих подчиненных.

Уже при разводе очередной смены личного состава роты, отправляющегося в зону пожара (прошло-то всего час времени с момента «учреждения» гауптвахты и ареста сержанта Евдокимова!) бросилась Антону в глаза еле заметная элегантность строя. На традиционное его приветствие: - «Здравствуйте, товарищи!», как ни когда до этого прозвучало мощное и дружное: «Здравия желаем, товарищ лейтенант!». Это придало Антону ещё больше уверенности в правильности принятого им решения…

Личный состав тем самым давал ему понять, что он однозначно поддерживают его старания навести порядок в роте и сделать её управляемой. Оценили солдаты и сержанты стремление молодого лейтенанта брать ответственность за принятие, прямо скажем, нестандартных решений, фиксируя эти решения в письменных приказах. На ротном уровне приказы отдаются в устной форме, но ситуация в роте потребовала от Антона фиксировать все свои распоряжения. Тем самым он ставил не только личный состав в ответственное положение, но и давал понять всем, что сам готов нести личную ответственность за все свои приказы, команды и распоряжения.

* * *

Первые двое суток ареста Евдокимов держался достаточно уверенно и бодро, но на исходе третьих суток Антону стали докладывать и старшина и сержанты, несущие службу начальниками караула, что арестант просит аудиенции со ним. Видимо духота, пропахший гарью воздух, замкнутое пространство и возможность в одиночестве поразмышлять над своим поведением, проанализировать взаимоотношения с начальством - сделали свое дело: Евдокимов признал власть устава и командира над собой. Цель достигнута. Можно «гнев сменить на милость»? Но, понимая, что, любая «милость» будет все равно кем нибудь истолкована как слабость, - решил Антон не искушать судьбу и – держать паузу.

Понимал он также и то, что если сейчас придет к Евдокимову на гауптвахту, то сердце ведь не камень, может и амнистировать его на оставшиеся трое суток. Поразмышляв подобным образом, решил он послать к Евдокимову сержанта Рябова (все же исполняющий обязанности замполита!), напутствовал его пожеланием хорошенько побеседовать и попытаться понять, насколько искренен в своем раскаянии его крестник. Следом послал санинструктора роты младшего сержанта Гелаву с задачей оценить самочувствие Евдокимова и результаты «обследования» доложить ему.

… Сегодня об этой истории с полевой гауптвахтой вспоминает Антон с болью в сердце: а не перегнул ли он тогда палку, не слишком ли это было жестоко с его стороны? Может, можно было бы найти другое какое-либо решение – более гуманного характера? Особе6нно, признается сегодня Антон, «… бывает больно, когда смотрю фильмы о войне в Афганистане, Кавказских войнах, где показывают, как держали моджахеды и северокавказские боевики наших пленных военнослужащих (да только ли военнослужащих) в подвалах и ямах… Тяжело на душе. Мучаюсь угрызениями совести…

Но, «внутренний голос» говорит: не терзайся сомнениями, товарищ полковник, по-другому ты тогда не только не мог, но и не имел права поступить…».

…Вернувшиеся сержанты Рябов и Гелава доложили, что Евдокимова можно и помиловать, сократив срок его пребывания на гауптвахте. Однако Антон не склонен был соглашаться ни с одним, ни с другим: чувствовал, что тут срабатывает своя солдатская солидарность. Просидел у Антона Евдокимов на гауптвахте пять с половиной суток – половину суток простил он сержанту. Шли шестые сутки ареста Евдокимова, и они совпали с тем, что в роту прибыла «баня на колесах»: это была дегазационная машина, что-то типа АГВ-3М. Учитывая, что следующая баня будет в лучшем случае через десять дней, да и после помывки опять отправлять чистого Евдокимова на гауптвахту было бы просто издевательством, - приказал наш герой начальнику караула освободить его из-под ареста.

… Вечером того дня в палатку лейтенанта Шажкова постучал сержант Евдокимов и … доложил: «Товарищ лейтенант, ваше приказание выполнил! Лычки пришил!». Это была, возможно, самая большая и самая важная для Антона победа. Победа которой он и сегодня гордиться.

Генеральский «десант».

Этот день 27 августа запомнился Антону на всю оставшуюся жизнь. Как обычно, на утреннем разводе он уточнил задачи командирам взводов, пошел обходить район горящих торфяников. На хозяйстве оставил старшину роты и суточный наряд. В сопровождении санинструктора роты направился во второй взвод сержанта Пацкевича в район 19 поселка и п. Шатурторф. По докладу командира взвода за ночь активизировалось несколько очагов подземных пожаров в полутора-двух километрах от железной дороги Москва – Шатура – Черусти и далее на Муром.

Пришлось перебросить танковый экипаж и отделение саперов, приданных первому взводу на усиление второго взвода. Туда же перенацелил Антон и усилия взвода трубопроводной бригады.

В это время в районе пос. Велино приземлился армейский вертолет Ми-8. Антон на этот вертолет как-то сразу не отреагировал: мало ли кто и зачем прилетел? Продолжал разбираться в ситуации: советовался с командирами танкового экипажа, отделения саперов и трубопроводчиками. Тут подбегает сержант Ястребов и докладывает:

- Товарищ лейтенант, к нам гости – несколько генералов и большая свита с ними. Идите, встречайте!

- Встретим, Алексей. Куда нам деваться, - ответил Антон и стал пробиваться кратчайшим путем (что само по себе уже было безрассудством, потому как путь этот не был проверен на предмет безопасности: горит под ногами или нет) навстречу «гостям». Уже на самом выходе из опасной зоны провалился обеими ногами в горящий торфяник, но что самое интересное даже не испугался. Ухватившись за ветки поваленной, подгоревшей с корня березы, выскочил на твердую почву, отряхнулся и побежал встречать начальство, до которого оставалось метров 100 – 150. Присмотрелся: в группе людей, приближавшихся ему навстречу, заметил двух генерал-полковников, одного генерал-майора, несколько старших офицеров в званиях майор – полковник. Было в этой группе и два человека в штатском.

Приблизившись к высокому начальству на расстояние метров в 20, крикнул «Смирно!» (хотя в чрезвычайных условиях, как и в боевых, не обязательна такая команда), перешел на строевой шаг и, как ему показалось, уверенным голосом отрапортовал:

«Товарищ генерал-полковник, личный состав третьей мотострелковой роты 73 гвардейского МСП с приданными ей подразделениями, проводит работы по локализации и ликвидации очагов возгорания торфяников! Исполняющий обязанности командира роты лейтенант Шажков». Поскольку было два трех звездных генерала, и Антон не знал, кто из них старше по должности то при докладе старался смотреть между ними.

Кто из них подал команду «Вольно!», он уже сейчас не помнит. Но зато хорошо помнит как генерал-полковник, что был повыше ростом, протянул ему руку для пожатия – только тогда Антон обратил внимание на свою, измазанную сажей и отходами горения, руку. Приложив руку к козырьку полевой фуражки, промолвил:

- Извините, рука грязная.

Генерал посмотрел на лейтенанта внимательно и сказал решительно:

- Давай командир руку и запомни - у тебя рука рабочая, а не грязная; грязные руки у тех, кто охоч до чужого. Слышал, как в народе говорят: не чист на руку.

И уже более сурово продолжил: - Доложи-ка, лейтенант, обстановку в вашей зоне ответственности.

Выслушав, как казалось Антону в то время, уверенный и бойкий доклад, генерал-полковник достал карту масштаба 1:25 000 и спросил:

- Можешь показать, где находится штаб полка?

Антон неспешно достал из противогазной сумки простой карандаш (пока доставал успел сориентироваться по карте) и показал место расположения командного пункта полка.

- Район ответственности вашей роты покажите на карте, попросил генерал-полковник. Лейтенант показал район ответственности своей роты. Генерал-полковник, глядя на обозначенный Антоном район на его карте, заметил: -солидный участок.

- По территории больше стран Бенилюкса, - почему-то весело парировал Антон.

- Справляетесь? - как бы поддерживая шутливый тон лейтенанта, спросил второй генерал-полковник.

- А что нам остается делать? Надо справляться, - залихватски ответил молодой политработник.

Далее последовали вопросы, связанные с обеспечением, бытом и настроением личного состава. Потом тот первый, что отреагировал на Антонов доклад генерал-полковник, видимо, оценив его новую полевую офицерскую форму и еще хрустящие хромом сапоги, портупею и полевую сумку, спросил:

- давно ли служите, что заканчивали, женат ли, где семья, есть ли дети…

Я лаконично, без лишних подробностей он ответил на все вопросы. Потом генералы и офицеры подошли к группе бойцов роты, которая с отделением саперов углубляла отсечную траншею, последняя должна не допустить перехода огня к автодороге и железнодорожному полотну. Вопреки ожиданиям Антона, личный состав тоже довольно свободно, без какого-либо страха перед высоким начальством отвечал на вопросы, проявил живой интерес к этому начальству и оставил хорошее впечатление у всего генеральского десанта.

Пока большое начальство беседовало с личным составом, к лейтенанту Шажкову подошел общевойсковой подполковник, судя по его поведению, порученец одного из, как сейчас бы сказали, трехзвездных генералов, опросил и записал данные Антона (звание, фамилию с именем и отчеством, когда и какое училище закончил, откуда родом и др.) к себе в блокнот. Отвечая на вопросы подполковника, Антон постоянно прислушивался к разговору генералов с бойцами роты – боялся, как бы кто из них не проболтался ненароком по поводу полевой гауптвахты: кто знает, как начальство отреагирует? Но все обошлось.

Осмелев, Антон в свою очередь поинтересовался о том, кто такие генералы. Из краткого и довольно не любезного ответа подполковника узнал, что главный – это зам. начальника Глав.ПУ СА и ВМФ генерал-полковник Начинкин Н.А., а второй – это кандидат в члены ЦК КПСС, ЧВС-Начальник ПУ ОЛ МВО генерал-полковник Грушевой К.С.

Закончив общение с личным составом, большое начальство поблагодарило Антона за службу, пожелало успехов и … улетело.

Лейтенант Шажков с бойцами еще долго смотрели вслед улетающему на Запад вертолету.

Знакомство с командиром полка.

После отлета высокого военно-политического начальства какое-то непонятное волнение овладело Антоном. Анализируя итоги встречи с генералами, пытался он учесть даже самые незначительные детали и нюансы этой встречи. Умом понимал, что все вроде бы прошло нормально: ни серьезных замечаний, ни каких-либо признаков недовольства «гостей» … Но чувство ожидания чего-то не рядового, необычного не покидало лейтенанта вплоть до самого вечера. С этим чувством он уже не расставался до утра следующего дня.

Рутина, уже становившейся привычной работы по управлению ротой, быстро переключила мысли молодого офицера на решение возникавших постоянно задач, связанных с ликвидацией вновь возникающих очагов возгорания торфяников и лесных участков. Нестерпимо медленно очередной не простой день приближался к вечеру. Приближающийся вечер застал Антона в деревне Иванцово: согласовывал планы на следующий день с председателем сельсовета. Тут, видимо, необходимо сказать несколько слов об отношении жителей поселков и деревень к личному составу роты и военным людям вообще. Скажем так, без лишней бравады, что на этих ребят в военной форме смотрели с большой надеждой, им верили, их считали спасителями и защитниками в прямом смысле этих понятий. Жители деревень и поселков постоянно подкармливали бойцов роты: поили парным молоком, приносили овощи, фрукты. Потчевали хлебами, испеченными в русских печах. Был даже случай, когда личному составу 2 взвода один пасечник принес 5 литров медовухи…

За ротой местные следили ревностно: любой маневр силами и средствами, продиктованный сменой обстановки, из района одного населенного пункта в другой воспринималось ревностно и настороженно. Во избежание панических настроений и непонимания взаимного такие маневры приходилось проводить, как правило, в темное время суток.

Закончив разговор с председателем сельсовета, Антон направился на КП роты, который размещался, как отмечалось ранее в 3 км восточнее Иванцово.

На КП роты его (вот сюрприз!) ожидал, известный уже нам, майор Пашинский, а вблизи стоял все тот же БРДМ-рх. Как и положено, в подобных случаях Антон доложил майору о ситуации в роте. Начальник химслужбы полка, прервав его доклад, кинул коротко:

- Собирайся! – переходя на «вы», продолжил: - Поедете в штаб полка, Вас вызывает командир полка.

- А что случилось, что за срочность? И на кого прикажите оставить роту, товарищ майор?

- О роте не волнуйся (опять на «ты»), ротой приказано на время твоего отсутствия мне командовать. Вопросы есть?

- Вопросов нет.

Диалог этот завершился тем, что Антон рассказал майору о положении дел в зоне ответственности роты, о расстановке сил и средств. Вызвал старшину роты прапорщика Хмелева, командиров взводов роты и приданных подразделений, объяснил ситуацию, возникшую в связи с его вызовом к командиру полка, и отдал приказ беспрекословно подчиняться майору Пашинскому. Последнего попросил наш лейтенант не давать поблажек и послаблений в отношении общей дисциплины, дисциплины строевой и соблюдения формы одежды, но палку не перегибать. Начальник химслужбы полка в ответ на его «инструктаж» только и молвил, криво улыбнувшись: - Ладно, разберёмся.

Прихватив полевую сумку, туалетные принадлежности и пару пачек сигарет Антон залез в БРДМ и дал команду водителю – «вперед!».

Уже по дороге в штаб полка, поглядывая через лобовое стекло на затянутое дымом и пахнущее гарью пространство, набегающее на машину, Антон подумал:

- Не обмануло меня предчувствие чего-то неожиданного.

В штаб полка прибыли уже затемно. Отправив водителя с боевой машиной в полевой автопарк, у дежурного по полку Антон уточнил, где находится командир полка. Выкурив сигарету, направился к штабной машине, где размещался командир полка полковник Пирогов Михаил Михайлович. Спальный автосалон командира полка разыскал без особых затруднений. Подойдя к машине, несколько стушевался: а вдруг, что-то не так? Кто знает, какие выводы сделал генеральский «десант», побывавший у меня в роте вчера?

Пока Антон размышлял стоя у машины командира полка, дверь салона открылась, и был он ослеплен лучом вырвавшегося в вечернюю темень света.

- Кто такой? – раздался где-то справа от него басовитый голос. Что тут делаешь?

- Лейтенант Шажков, - и.о. командира 3-й роты. Прибыл по приказу командира полка.

- Ну, раз прибыл по приказу, то заходи, командир у себя, - пропел басом тот же голос и скрылся в ночной мгле.

Поднялся Антон по металлической лестнице (три ступеньки) и постучал в дверь автосалона.

- Входи, лейтенант, - сказал полковник Пирогов, видимо слышавший разговор Антона с неизвестным пока ему офицером.

Когда он открыл дверь, то перед Антоном предстала следующая картина: в ярко освещенном, насыщенным запахом хорошего коньяка, пахнущим чем-то вкусным, салоне сидел в одной нательной рубахе крепко скроенный, кряжистый и краснолицый мужик, который, как ему показалось, меньше всего походил на командира полка, да еще и полковника. На столе стояла бутылка армянского 10-летней выдержки коньяка, аккуратно порезанный лимон, колбаса, сыр и хлеб…

Кроме того, два уже использованных прибора: фарфоровые тарелки с остатками картофельного пюре и горчицы и две хрустальных рюмки грамм на 75 ёмкостью.

- Товарищ полковник, исполняющий обязанности командира 3 мотострелковой роты лейтенант Шажков, по Вашему приказанию прибыл, - слегка смутившись увиденным, доложил Антон.

- Здравствуй, лейтенант! Наслышан, наслышан. Так вот ты какой? - после паузы, - Присаживайся к столу…

- Здравия желаю, товарищ полковник, - перебил я командира полка на полуслове.

- Ужинал? – спросил лейтенанта как-то по-домашнему, по-отцовски полковник.

Видя, что тот замялся с ответом, командир, тоном, не терпящим возражения, объявил: - Значит, будем ужинать.

- Вахитов, ну-ка давай, что у нас там на горячее?

Только сейчас Антон заметил, что из-за загородки показалась физиономия среднего роста, плотного – подстать командиру коренастого бойца. Тот довольно легко и проворно для его телосложения прошмыгнул мимо лейтенанта и выскочил во тьму.

- Давай лейтенант для начала выпьем с тобой по рюмке коньяка, закусим, чем есть, а там, смотришь, и Вахитов с ужином придет.

Антон попытался отказаться от коньяка, сославшись на то, что не пьет. Но полковник так это просто, без рисовки, искренне сказал:

- Ты, лейтенант, не порть моего впечатления о себе. От хорошего коньяка нормальный офицер не отказывается.

- Да я в коньяках не разбираюсь, товарищ полковник. Что хороший, что плохой для меня нет разницы. Главное – градус.

- Вот это-то и плохо, что не знаешь разницу. Это будем считать твоим первым недостатком, над которым и будем впредь работать. За знакомство и хорошее начало, лейтенант.

Выпили. Антон половину того, что было в рюмке, командир – все. Не стал командир его заставлять «пить до дна». Но по факту - оценил. Оценил, вероятно, и то, что лейтенант закусил всего лишь долькой лимона и сидел в ожидании вопросов. В дверь салона постучали, вошел боец Вахитов и поставил передо Антоном тарелку с картофельным пюре и двумя сардельками. Отпустив солдата, командир полка, приказал коротко:

- Ешь, на меня не смотри, я уже поужинал. А вот рюмочку коньячку на сон грядущий - не помешает. С этими словами полковник долил в Антонову и наполнил свою рюмочку. Выпили, в этот раз оба – до дна. Коньяк размягчил лейтенантскую душу, снял внутреннюю скованность, а внутренний голос подсказал: «все нормально Шажков. Расслабься и доверься этому волжскому мужику».

… Антон покушал спокойно, сложил приборы на тарелку и так доверчиво и просто посмотрел на командира полка.

Только после того, когда он покушал, полковник стал расспрашивать его о том кто он, откуда родом, что за плечами: образование, служба, жизненный опыт, семейное положение. Поговорили о роте и её проблемах. Как понял Антон по ходу разговора, командиру было уже много известно о его «подвигах». Это первое общение с этим замечательным человеком и офицером (добрую память о нем Антон хранит до сих пор в своем сердце) длилось не более часа, но «зацепило» его память на всю жизнь. Закончил эту беседу, командир полка следующим распоряжением:

- В 7.00 быть у меня в салоне. А сейчас отдыхайте, приведите обмундирование в порядок. Едем в Шатуру, в «Ставку» (так военные называли областной штаб по борьбе с пожарами, оперативная группа которого находился в Шатуре). - Об остальном - поговорим по дороге. А сейчас – спокойной ночи.

Пожелав взаимно полковнику Пирогову спокойной ночи, наш лейтенант отправился в офицерскую палатку в надежде найти свободное место для ночлега. В этот раз офицеры полка встретили Антона более дружественно, нежели первый. Нашлось и свободное место. Подшил он свежий подворотничок к куртке, начистил пряжку офицерского ремня, нагрудный знак и сапоги. Выкурил пару сигарет - сон не шел! - почистил зубы, вымыл холодной водой ноги, умыл лицо и пошел спать. На удивление заснул довольно быстро и проснулся только тогда, когда его растормошил дежурный по полку. Командир полка подстраховался, озадачив дежурного по полку тем, чтобы тот не позволил лейтенанту молодому проспать. И это был момент, красноречиво говоривший о стиле и методах управления полком его командира гвардии полковника Пирогова Михаила Михайловича.

Медаль «За отвагу на пожаре».

Без десяти минут семь Антон уже стоял у командирского автосалона. Командир в это время еще умывался из рукомойника подвешенного на березу с уже желтеющими и вянущими от зноя, жары и избытка углекислого газа листьями.

На Антоново:

- Здравия желаю, товарищ гвардии полковник, - Пирогов своим волжским говором доброжелательно и бодро ответил:

- Здорово, Орёл! Сейчас будем завтракать! Мой, лейтенант, руки…

После завтрака командир полка с лейтенантом сели в ГАЗ-69А и двинулись в сторону Шатуры. По дороге командир полка объяснил Антону цель поездки: - В струю попал ты, лейтенант. Удачно дебютировал. Для армейских политических руководителей столь высокого ранга ты показался достойным быть маяком, примером достойным подражания. Вот и приказали тебя доставить в Ставку. Так что не упускай случая, Фортуна - «девка» капризная…

В Шатуру они приехали ровно в 9 часов 30 минут 29 августа. Оперативная группа размещалась в здании, кажется, городского комитета партии. Антон с полковником Пироговым М.М. прошел в приемную 1-го секретаря горкома партии, доложились о своем прибытии.

В приемной было много разного – и военного и цивильного люду. Стояло всеобщее оживление: какой-то майор доказывал мужчине в штатском, что ему ну никак нельзя уезжать не получив еще хотя бы два бульдозера.

Симпатичная блондинка, невысокого роста настойчиво убеждала полковника танкиста непременно взять её с собой, иначе репортаж будет не полным.

У окна группа офицеров обсуждала вопрос эффективности создания заградительных полос на пути распространения огня с использованием направленных взрывов. Кто-то из присутствующих в приемной просто дремал…

Подошла еще группа офицеров, как потом выяснилось, таких же счастливчиков-везунчиков, как и наш лейтенант. Ровно в 10.00 всех пригласили в зал заседаний. Мероприятие открыл 1-й секретарь Московского областного комитета партии, депутат ВС СССР и в то время член Президиума Верховного Совета Союза ССР Василий Иванович Конотоп. Его речь была лаконичной, деловой. Кратко обрисовал ситуацию, доложил о проделанной работе Областным штабом. Особо подчеркнул роль армейских подразделений в ликвидации пожаров. Потом зачитал Указ Президиума ВС СССР о награждении отличившихся в борьбе с пожарами. Среди группы удостоенных правительственных наград была названа и фамилия Антона: награждался медалью «За отвагу на пожаре». Медаль ему вручал член ЦК КПСС, Член Военного Совета – Начальник Политуправления ордена Ленина Московского военного округа генерал-полковник Грушевой К.С.

Потом были поздравления, фотографирование и первые скромные интервью.

После обеда они с командиром полка вернулись в расположение штаба части. На построении Антон был представлен офицерам управления полка. Полковник Пирогов М.М. не пожалел добрых слов в адрес Антона и в дополнение ко всему вручил ему нагрудный знак «Гвардия». Это последнего особенно растрогало, ибо по «Положению о нагрудном знаке «Гвардия», такой знак вручается лишь через полгода службы в гвардейской части.

Когда Антон уже был с командиром опять вдвоем у него в салоне, полковник спросил лейтенанта о том, где он живет, есть ли жилье в Москве и т.д. Наш лейтенант честно признался, что жилья у него в столице нет, но временно будет проживать у дальних родственников в Тушино. Выслушав Антона, командир полка подозвал своего заместителя по тылу подполковника Бугрова и сказал, что на Шабаловке освобождается комната в трехкомнатной коммуналке, которую приказал выделить лейтенанту Шажкову. Зам по тылу сказал в ответ, чтобы по приезду в Москву Антон написал рапорт на получение жилья. Вспомнив русскую пословицу: куй железо пока горячо, Антон тут же вырвал из тетради развернутый лист, написал рапорт и дал на подпись подполковнику Бугрову. Тот, долго не сопротивляясь, подписал его рапорт. Забегая вперед, скажу, что к ноябрьским праздникам лейтенант наш уже имел в самом центре Москвы, свою комнату.

Все это были маленькие его успехи и радости, но наслаждаться ими лейтенанту было некогда. Антона ждала его рота и, надо было спешить уже к ней, потому как долгое отсутствие командира, могло свести на нет все его старания по подчинению этого сложного армейского организма его единой воле.

Попрощавшись с командиром и офицерами управления полка, лейтенант Шажков поспешил к месту дислокации роты.

Признание.

Сменив майора Пашинского в роте, на вечернем построении роты доложил личному составу обо всем, что произошло с ним за те сутки, что отсутствовал.

Рассказ свой Антон завершил тем, что сказал о том, что медаль «За отвагу на пожаре» – это награда не ему, а роте, а посему он её передаёт на хранение секретарю комсомольской организации, исполняющему обязанности зам. ком. роты по полит. части сержанту Алексею Рябову. И если рота в какой-то момент решит, что Антон заслужил эту награду, то тогда другое дело, - я её приму…

… Насыщенные ежечасной борьбой с горящими торфяниками летели калейдоскопической круговертью дни один похожий на другой, следующий за ним. Так незаметно для всех нас пролетела целая неделя. Антон уже чувствовал себя совершенно уверенным и спокойным: рота его приняла и, главное, - поняла, что этому лейтенанту можно доверять, на него можно надеяться: уже не он, а его бойцы говорили, что с таким командиром любой из них готов идти в разведку. Для Антона такое признание было наивысшей наградой за его ратный труд.

И сейчас, спустя сорок с лишним лет, не может Антон с точностью до дня и в деталях вспомнить тот момент, когда он сам понял, что его авторитет в роте достаточно высок. Скорее всего, это был тот день, когда сержант Рябов построил роту и торжественно вручил лейтенанту ту первую настоящую награду – медаль «За отвагу на пожаре». До сих пор помнит Антон тот волнительный для него момент, когда, вручая ему медаль, сержант сказал: «Сегодня на открытом комсомольском собрании роты было принято решение доложить Вам, что этой награды Вы достойны. Носите её с гордостью, Вы эту медаль заслужили».

Скрывая навернувшуюся на глаза пелену, сглотнув комок, застрявший в горле и парализовавший его голос, Антон растроганно произнес:

- Служу Советскому Союзу! и далее - спасибо гвардейцы; вероятно, это будет самая дорогая для меня награда…

В конце сентября в роту прибыл командир 1-го батальона майор Пелипенко Антон Иванович (наконец-то Антону представился случай познакомиться с батальонным командиром!). Выслушав доклад лейтенанта Шажкова, майор Пелипенко, поставил перед лейтенантом новую задачу: «Ночью, во избежание паники, соблюдая режим свето-шумо маскировки, вывести роту в исходный район и совершить марш в расположение учебного центра Алабино. Уточнить дальнейшие действия у начальника штаба полка.

Оправдать доверие командира полка – дело чести.

Прибыв 29 сентября в расположение Алабинского учебного центра, Антон доложил об этом начштаба полка майору Фроликову. Выслушав его доклад, майор коротко сориентировал Антона в обстановке и в общих чертах сформулировал задачу. Смысл задачи заключался в следующем: с 10 октября личный состав полка подвергается инспекторской проверке. Учитывая чрезвычайную ситуацию, сложившуюся в Подмосковье, инспектированию подвергается по одной роте от 1 и 3 батальонов, одна танковая рота, рота связи полка и батарея ПТУРС.

- Десять дней Вам, лейтенант, на подготовку роты к проверке. Командир полка на Вас очень рассчитывает, Шажков. План подготовки роты к инспекторской проверке и заявку на необходимое материально-техническое обеспечение этого плана доложите мне завтра в 16.00, - подытожил майор Фроликов.

Вернувшись в роту, Антон собрал сержантский состав и ввел командиров в обстановку. Когда он ставил задачу, его командиры совершенно спокойно восприняли и сжатые сроки, на подготовку и то, что работать придется по 18 часов и то, что только им (Антону и его сержантам) предстоит сделать все от них зависящее, чтобы достойно представить 1-й мотострелковый батальон на этой инспекции.

Далее пошла напряженная и кропотливая работа по непосредственной подготовке к главному экзамену года: экзамен на мужество рота выдержала в шатурских испытаниях достойно, теперь же личному составу роты предстояло подтвердить свой профессионализм – огневой, тактический, инженерный, технический, способность действовать в условиях применения оружия массового поражения (ОМП) и, само собой разумеется, - политическую зрелость.

Составленный Антоном и утвержденный начальником штаба полка план подготовки к инспекторской проверки предусматривал перечень практических занятий и тренировок (тренажей) по всем предметам, по которым будет подвергаться проверке личный состав роты. Молодой командир-политработник избрал метод практических действия. Рассказ и показ – лишь как вспомогательные методы. Принцип: «делай как я!» - стал основным. Приобретенные в военном училище Антоном знания были востребованы по полной программе. Особое внимание - сержантскому составу. По полной программе были востребованы захваченные им с собой училищные конспекты. По политической подготовке (в Советской Армии – это был один из основных предметов: общая оценка не могла быть выше, чем оценка по политической подготовке!) сам лично под диктовку кратко и лаконично изложил все тезисы по основным темам.

У каждого бойца был добротный конспект, которым разрешалось пользоваться во время экзамена. Что касается огневой подготовки, то тут сработал принцип «натаскивания патроном». Каждую единицу стрелкового вооружения лейтенант пристрелял лично и лично проверил боем. Тактические нормативы в соответствии с требованиями Боевого Устава сержантами были выучены, что называется «на зубок». Особое внимание уделил технической подготовке водителей БТР-60пб. Каждый водитель отработал по несколько раз упражнения вождения боевых машин на бронедроме. Все занятия проводились, как правило, комплексно. И на практических стрельбах, и на тактических занятиях и на занятиях по вождению боевых машин отрабатывались нормативы, предусмотренные инженерной подготовкой и комплексом мероприятий по защите от оружия массового поражения (ЗОМП). Проделанная за десять дней всем личным составом роты, Антоном и тремя офицерами некоторых служб полка работа принесла свои плоды. Инспекторскую проверку рота выдержала с твердой оценкой ОТЛИЧНО…

По итогам осенней инспекторской проверки 1972 года 3 мотострелковая рота 1-го гвардейского мотострелкового Севастопольского Краснознамённого ордена Александра Невского полка 2-й гвардейской Таманской ордена Октябрьской Революции Краснознамённой ордена Суворова мотострелковой дивизии имени М. И. Калинина была занесена в Книгу почета ЦК ВЛКСМ, а группа военнослужащих роты удостоена чести сфотографироваться у Знамени Победы в Центральном музее Вооруженных Сил СССР.

Таков был офицерский дебют Антона. А впереди – длительная и нелегкая служба Родине на различных должностях, учеба в двух академиях, «горячие точки» на нашей планете и другие испытания. Наш герой прошел все достойно: не уронил офицерскую честь и звание, не запятнав мундира. О таких офицерах как Антон Шажков обычно журналисты пишут так: всегда там, где трудно. Так оно и было!

Красноярск 2012 – 2013 г.