Советская Украина никогда не была колонией Москвы.

Жизнь известного советского государственного и политического деятеля Владимира Ефимовича Семичастного (1924–2001) была богата драматическими событиями и резкими поворотами, которые вполне могли бы составить сюжет захватывающего приключенческого фильма. В 1950–1960-е годы многие считали его баловнем судьбы. Стремительное восхождение к вершинам советского властного олимпа позволило Семичастному в 37-летнем возрасте возглавить одну из самых могущественных спецслужб мира – КГБ СССР. Находясь на этом посту, он в октябре 1964 года сыграл видную роль в отстранении от власти тогдашнего советского лидера Н.С. Хрущёва. Прошло несколько лет, и новый руководитель партии и страны Леонид Ильич Брежнев начал последовательно избавляться от всех, кто в свое время помог ему прийти к власти. Одним из первых лишился своей должности Семичастный.


Остро переживая такую неблагодарность, Владимир Ефимович тем не менее до конца жизни не раскаивался в том, что активно участвовал в свержении Хрущёва, поскольку был убежден: это было на пользу стране. Биография Семичастного среди прочего примечательна еще и тем, что служит наглядным опровержением столь популярного среди украинских националистов мифа о якобы угнетенном положении Украины и украинцев в Советском Союзе. И действительно, и Семичастного, и Хрущёва, и Брежнева, и многих других видных советских руководителей тех лет, помимо принадлежности к КПСС, объединяло еще и то обстоятельство, что все они были самым непосредственным образом связаны с Украиной. Нравится это кому-то или нет, но именно украинские кадры с середины




50-х годов прошлого века на протяжении нескольких десятилетий составляли ядро советской правящей элиты и, таким образом, не только вершили судьбы второй сверхдержавы планеты, но и оказывали влияние на жизнь почти половины человечества.

Предлагаемое интервью является одним из последних в жизни В.Е. Семичастного. Оно опубликовано в «Крымской правде». Писатель Евгений Бузни предложил познакомить с ним читателей «СР».

– Сегодня на Украине весь советский период принято мазать одной черной краской. Обществу, особенно молодому поколению, усиленно навязывается представление о том, что Украина в советские времена была «колонией Москвы». На ваш взгляд, насколько соответствуют истине подобные оценки?

– Знаете, когда слышишь такое, испытываешь чувство горечи и одновременно изумления. Ну как можно так беспардонно обходиться с собственной историей? К сожалению, за последнее десятилетие стало нормой на «чёрное» говорить «белое» и наоборот. Однако я никогда не подстраивался ни под какие повороты сиюминутной конъюнктуры.

Мое детство и юность прошли в русскоязычном Донбассе, при этом учился я в украинской школе. Когда получал паспорт, меня записали украинцем, хотя остальная моя семья – и отец с матерью, и шесть братьев, и сестра – русские. Ни тогда, ни позднее, когда меня перевели на работу в Киев, я не чувствовал какой-либо напряженности в отношениях между украинцами и русскими, нигде не ощущал себя чужаком.

Благодаря самоотверженному труду украинцев, русских, представителей других народов нашей страны Украина стала одной из самых экономически развитых республик Советского Союза. Это происходило на моих глазах. И я всегда придерживался той позиции, что о людях надо судить по их деловым и человеческим качествам, а не по национальной принадлежности. Так нас воспитывала Советская власть.

Как преобразился в советское время тот же Донецк! В когда-то грязном и черном от угля шахтерском городе были высажены миллионы роз, скверы украшали английские газоны, а терриконы – вьющаяся зелень. И ЮНЕСКО присудило Донецку золотую медаль за благоустройство.

А чтобы русским специально отдавалось предпочтение при каких-то кадровых назначениях – да не было никогда такого! Чаще как раз бывало наоборот. Помню, когда в 1947 году меня выдвинули на пост первого секретаря ЦК ЛКСМУ, я попытался было отказаться, сказав, что есть же второй секретарь, Митрохин, он более опытный и подготовленный для этой должности. Так Каганович мне заявил: «Вот если бы он был не Митрохин, а Митрохненко, мы бы его и без вашего совета назначили. Но вы-то украинец, язык знаете. Будем вас избирать». Так я и возглавил комсомол Украины, хотя мне тогда было всего 23 года.

Насчет колонии... Помилуйте, какая колония, когда 30 лет, начиная с Хрущёва, всем Союзом руководили хохлы?! Да и при Сталине на высоких постах находилось немало наших земляков. Украина была настоящей кузницей кадров для всего Советского Союза. Только недобросовестные люди могут это отрицать.

– Действительно, как-то странно говорить об угнетении нашей республики при Никите Сергеевиче, «подарившем» Украине Крым... Кстати, раз уж мы вспомнили Хрущёва, хотелось бы услышать вашу оценку этой, мягко говоря, неоднозначной личности.




– А о нем и не скажешь однозначно. Очень противоречивый был человек, непростой. Понимаете, природа одарила Хрущёва щедро, он обладал такой здоровой, мужицкой, что ли, сметкой, быстро схватывал новое (хотя порой и слишком увлекался). Хорошо ориентировался в разных неожиданных ситуациях, быстро принимал решения. А потом – он долго работал около Сталина, работал в такой когорте, где он многому научился, многое почерпнул. Возле Сталина ведь слабаков не было. Думаю, что Никита Сергеевич искренне стремился улучшить жизнь в стране.

Другой вопрос, что на закате своей руководящей деятельности он стал вести себя «самостийно», не советуясь с товарищами по Президиуму ЦК, начал выкидывать эти свои штучки – резать приусадебные участки, сгонять скот на колхозные фермы, проводить бесконечные реорганизации. Разделил обкомы на промышленные и сельскохозяйственные... Кстати, он и КГБ предлагал реорганизовать по принципу «город – село». А ведь это уже полный абсурд!

– Вы не сказали о «кукурузной эпопее»...




– Верно, и это было. И ведь не только кукурузу, он еще чумизу пытался насаждать. Еще при Сталине пробовал. Сейчас никто не вспоминает о том, что в один год мы лучшие земли Украины – почти миллион гектаров – засеяли китайской чумизой, причем под тем же лозунгом: это корма, которые нас спасут. Впоследствии, когда Мельникова, только возглавившего ЦК КПУ, вместе с Коротченко вызвали в Москву и Сталин их разругал за то, что, мол, плохо на Украине с урожаем и поставками зерна, Мельников ответил: «Но мы же миллион гектаров чумизы посеяли!» Сталин взорвался: «А какой дурак вас заставил? У вас, что, своей головы нет?»

И, кстати, Хрущёв этого Мельникову не простил. Придя к власти, он Мельникова «сожрал». Я очень уважал Леонида Георгиевича, мы вместе работали в Донбассе, потом в Киеве. Это был исключительно работоспособный, деловой человек.

– Хрущёв и Сталина впоследствии облил грязью.




– Да, тут он наломал дров. По-моему, он просто патологически ненавидел Сталина. После ХХ съезда Никита Сергеевич использовал любой повод, чтобы «лягнуть» своего предшественника. Помню, на правительственном приеме в честь 7 ноября все ждали, что Хрущёв выступит с праздничным тостом, а он ни с того ни с сего закатил речь против Сталина, целых полтора часа его поносил. И это в присутствии зарубежных гостей и дипломатов! Было неловко всё это слушать.

– Когда же в руководстве партии пришли к выводу, что Хрущёва надо снимать?

– Такое мнение у членов Президиума стало формироваться где-то с конца 1963 года и к октябрю 1964-го охватило, по сути, весь ЦК. Говорят, мол, «был заговор». Какой заговор? Хрущёва на пленуме избирали – на пленуме и освободили. Всё происходило в соответствии с нормами Устава партии. Ни войск, ни боевой техники в Москву не вводили, ни по кому не стреляли, никому «голов не рубили» ни до, ни после так называемого переворота. Даже Кремль в те дни был открыт для посещения иностранными туристами.

Обвиняют нас в том, что мы предварительно договорились. Ну, так подобным образом поступают перед любым, даже самым захудалым партийным или профсоюзным собранием, если предстоит решить организационный вопрос. А мы надумали менять руководителя партии и государства! И что, должны были это делать вслепую, не зная реальной расстановки сил? Так ведь это глупость. Тем более что уже имелся прецедент с так называемой антипартийной группой. Нам надо было всё хорошо подготовить.

– А что непосредственно предшествовало тому достопамятному пленуму?




– Мы вызвали Хрущёва из Пицунды на заседание Президиума ЦК, состоявшееся накануне пленума. Присутствовали на этом заседании только члены Президиума, кандидаты и секретари ЦК. Меня там не было, так как я в состав Президиума и Секретариата не входил, подробности узнал потом от Шелепина. Открыл заседание сам Хрущёв, он же и председательствовал. Затем слово взял Брежнев, выступивший с развернутой критикой действий Первого секретаря. После его такой, я бы сказал, «забойной» речи высказались остальные участники заседания, и каждый из них предъявил Хрущёву свои претензии. Никита Сергеевич вначале огрызался, пытался репликами (как это он всегда делал) осадить и оборвать членов Президиума. Ему несколько раз сделали замечание, и он успокоился. Подводя же итоги дискуссии, Хрущёв полностью признал свои ошибки и согласился подписать заявление об уходе на пенсию. Он попросил товарищей по руководству только об одном – не настаивать на его выступлении на пленуме. «Я могу расплакаться и наговорить глупостей», – сказал он. Никто и не настаивал.

– То есть в реальной жизни всё происходило далеко не так, как в известном фильме «Серые волки»?




– И близко ничего похожего не было! Сюжет «Серых волков» – выдумка и ложь от начала до конца. Единственное, что там правдиво обозначено – это наши фамилии и места, где мы собирались. Всё остальное высосано из пальца.

Навалили на экране чуть ли не десять трупов, а в действительности за время подготовки к Октябрьскому пленуму никто не получил даже булавочного укола. Всё было абсолютно бескровно. Приведу конкретный пример. Был такой Галюков – начальник охраны Игнатова (в фильме он выведен под фамилией Мальков). Он действительно донес сыну Хрущёва, что его отца собираются снимать. Нам об этом стало известно, и, в общем, это ускорило наши действия. Однако никто этого Галюкова даже пальцем не тронул. Он потом до самой пенсии работал где-то в Совмине, кажется, в приемной у Мураховского сидел секретарем. В фильме, кстати, из него такого героя слепили – ему, мол, надоело быть холуем, пожертвовал собой ради Хрущёва! А на самом деле он как раз работал холуем, был, что называется, «подай-принеси». Вообще создатели этого фильма напридумывали такое, что просто на голову не налазит, – и по будке тут средь бела дня стреляют, и машины взрывают, и парня этого на глазах у его любовницы аквалангисты в море топят... Словом, убийства на все вкусы, одно другого страшнее. Да еще «клубничку» развели: дочь Марка Захарова там голая по пляжу бегает. Чего, спрашивается? Да появись она в те годы на пляже в чем мать родила, там бы уже пол-Грузии сбежалось на нее смотреть! И смех и грех...

– В годы перестройки фигура Леонида Ильича служила в основном объектом глумления и насмешек, а время его руководства страной обозвали «периодом застоя». Но, как говорится, всё познается в сравнении. Многие теперь с сожалением говорят об утраченных стабильности и достатке...




– Мы с Брежневым земляки не просто по Украине, мы родом из одной области – Днепропетровской. Хотя, попутно замечу, днепропетровцы меня своим никогда не считали. Я ведь пять лет от роду переехал в Донбасс, там сформировался как личность и руководитель. Я и сам себя отношу к донбассовцам.

Знаете, если бы Брежнев ушел со своих постов в середине 70-х, убежден – он бы оставил о себе хорошую память. И не топтали бы его после смерти, как это позднее случилось. «Застойный период» придумали... Чушь собачья! В годы восьмой пятилетки (1966–1970) наша экономика имела самые высокие показатели за всю советскую историю. И потом развивалась, пусть и не так быстро. Какой же это застой?

Почему в 1964 году выбор пал на Брежнева? Тут было несколько причин. Во-первых, он в трех республиках работал – на Украине, в Молдавии и Казахстане. Он их хорошо знал.

Затем он – фронтовик, прошел всю войну, что называется, от звонка до звонка. А это чего-то стоит. Брежнев также возглавлял военно-промышленную комиссию при Президиуме ЦК. Он курировал космонавтику, ракетостроение, оборонку и, надо сказать, не раз на деле показывал, что неплохо разбирается во многих вопросах, которыми он занимался по должности.

Немаловажна и такая деталь: он был видный мужик, обаятельный, умел общаться с людьми. Никого не оскорблял, ни на кого не кричал, в отличие от того же Хрущёва. И это тоже располагало к нему людей. Пока пребывал в здравии, другого такого еще найди! В общем, конкурентов среди руководства ЦК у Брежнева в ту пору не было – ни Косыгин, ни тем более Суслов на роль первого секретаря не годились, да и не претендовали.

К сожалению, со временем Брежнев изменился в худшую сторону – пристрастился ко всей этой мишуре, внешнему блеску, славословиям в свой адрес. Ну а его тяга к наградам, званиям, подаркам просто перешла все рамки приличия, превратилась в какую-то манию. Чуть ли не сто орденов и медалей – это ж ни груди, ни спины не хватит! Здравомыслие ему отказало.

– Не кажется ли вам, что в деятельности Брежнева имелся один серьезный недостаток, отразившийся впоследствии роковым образом на судьбе государства? Речь идет о его подходе к выдвижению и расстановке руководящих кадров по, так сказать, геронтократическому признаку. Сталин, например, не боялся выдвигать молодежь, доверять ей самые ответственные посты.

– Сталин всегда выделял тех, у кого молодость сочеталась с опытом, он не брал «зеленых» пацанов. Верно, это он выдвинул и Косыгина, и Устинова, и многих других. По тридцать с небольшим лет им было, но они уже прошли через производство, они знали реальную жизнь. И Сталин сам следил за этими кадрами, он шефствовал над ними.

Или взять меня. Я стал председателем КГБ СССР в 37 лет. Но до того я уже возглавлял и комсомол Украины, и ВЛКСМ, работал завотделом партийных органов ЦК КПСС, затем вторым секретарем ЦК Компартии Азербайджана. То есть я в Союзе уже все кадры знал и меня кадры знали.

Что до геронтократии при Брежневе... Я не думаю, что в данном случае возрастной признак играл решающую роль. Для Леонида Ильича на первом месте всегда стояло другое – он с давних пор тянул за собой днепропетровских земляков. Не случайно в те годы в народе широко ходил анекдот, что история России делится на три периода: допетровский, петровский и днепропетровский. И это имело под собой вполне реальные основания, ведь у одного только Косыгина пятеро заместителей были из Днепропетровска! Действительно, многие из них были люди пожилые. Но тут, скорее, стечение обстоятельств. Не находилось, видимо, в Днепропетровске помоложе... Поставил на Совмин 75-летнего Тихонова, и все знали почему – тот был днепропетровец. В общем, абсолютно хуторянский подход.

А то, что в начале 80-х Кремль превратили в какую-то богадельню – я с этим согласен. И вина за сложившуюся ненормальную ситуацию, безусловно, лежит на Брежневе. Он же всех «не своих» выпихнул. Выжил из Политбюро Шелепина, Мазурова, а это были талантливые, энергичные, подготовленные руководители и отнюдь не старики. Подчеркнуто держал на расстоянии Машерова, очень способного человека (его гибель, кстати, так и осталась загадкой).

И в итоге, вы правы, в 1985 году в генсеки пролез Горбачёв, единственным достоинством которого был молодой возраст и подвешенный язык. Кстати, я тоже частично повинен в его возвышении – в свое время утвердил его в должности первого секретаря Ставропольского крайкома ВЛКСМ.

– От ошибок в кадровой политике не застрахован никто. Непонятно другое – почему в высших эшелонах власти спокойно наблюдали за тем, как Горбачёв откровенно предает интересы страны? Ведь в конце

80-х годов это стало очевидно даже для многих простых советских людей. А коллеги Горбачёва по Политбюро бездействовали...

– Увы, в истории нашего государства немало таких вещей, что только диву даешься, как же это случилось? Хорошо, ну один-два человека могут ошибиться, а когда весь Пленум ЦК ошибается? Или народ голосует и избирает какого-то маразматика?!

Много вопросов. Меня, например, до сих пор поражает, как Горбачёву удалось в 1989 году в обход уставных норм выгнать из ЦК более ста человек. А ведь среди них было много известных, авторитетных людей. И практически все подписали заявление о «добровольном» выходе из ЦК. Или апрель 1991 года. Тогда участники пленума так «врезали» Горбачёву, что он демонстративно покинул зал, заявив о своей отставке. Тут бы и сказать ему: «Ну и черт с тобой, уходи!» Нет же, попросили вернуться...

И уж совершенно необъяснимы действия ГКЧП. У них же всё было в руках: армия, КГБ, МВД. А в результате какой-то балаган устроили! Помню, накануне, 18 августа, по одному из телеканалов прокрутили документальный фильм, в котором я рассказывал о подготовке к октябрьскому Пленуму 1964 года. На следующее утро мне звонит Шелепин. Смеется: «Ну, ты вчера семинар провел!» А вечером, после этой знаменитой пресс-конференции, снова от него звонок: «Ты видел этот цирк с трясущимися руками? Всё пропало, ничего у них не получится». Вывели танки – и без боеприпасов. Тогда зачем, спрашивается, выводили? Стрельнуть хотели? Так и надо было стрельнуть! Вон на Тяньаньмэнь стрельнули, ну и что? На Западе пошумели, да и заткнулись. А теперь лидер Китая по всему миру как бог-царь ездит, все ему кланяются, восхищаются китайскими реформами. Власть надо крепко держать в руках и при необходимости уметь защищать. И не всегда это можно сделать в белых перчатках. Меня, например, часто упрекают за Новочеркасск. А я в таких случаях отвечаю: а вы что, хотели, чтобы разгромили город, а я сидел сложа руки и наблюдал себе в сторонке? Какой же бы я тогда был председатель КГБ?!

А эти всё прос...ли! Да еще полетели затем в Форос – «извиняться», в ножки падать Горбачёву... Действия ГКЧП – это такой позор! Это просто черное пятно в нашей истории! Убежден – всё могло сложиться по-другому. Никакой фатальной неизбежности этого развала не было. И все эти разговоры, что семьдесят лет мы не так жили и не туда шли, – просто чепуха! Многое в советской системе нужно было поправлять, улучшать. Но не уничтожать, не под корень резать. «Демократы» же всё угробили.

– Часто ли вам в период вашей работы на Украине, а также во время работы на посту председателя КГБ СССР приходилось сталкиваться с украинским национализмом?




– Каких-то открытых, а тем более массовых проявлений национализма на Украине в те годы не было. Имелось скорее пассивное недовольство своим положением, в основном в кругах украинской интеллигенции.

Впрочем, иногда случались странные вещи, которые для меня были непонятны. Так, например, во второй половине 60-х вдруг каждый год в мае перед памятником Шевченко в Киеве небольшие группки людей начали устраивать какие-то сходки. Поводом для них служила очередная годовщина перевоза тела Шевченко из Петербурга на Канев. И хотя кучковались там обычно несколько десятков, самое большее – сотня человек, носило это явный характер какой-то демонстрации, причем с откровенным националистическим душком. Ведь на официальном уровне память Шевченко традиционно чтили в марте, когда он родился и умер, причем чтили с большим размахом. Шевченко-то был у Советской власти в почете! Да и от России, если на то пошло, он видел много хорошего. Кто его выкупил из крепостного права? Кто помог получить образование? Русские. И сам он и свою прозу, и дневник писал на русском языке. Но для националистически настроенной интеллигенции это было неважно, им главное было выпятить в жизни и творчестве Шевченко какие-то отдельные моменты, чтобы противопоставить его «москалям», как они говорили. И вот это меня всегда поражало и удивляло.

Однако потом, при Щербицком, всё это прекратилось.




– Тем не менее в начале 90-х у нас в республике многие искренне уверовали в то, что «українське сало з’їли москалi». А кое-кто так и до сих пор на полном серьезе повторяет эту байку...

– Ну у определенной части наших земляков всегда присутствовало такое настроение, что кто-то их объедает, кто-то обирает, кто-то угнетает. Такая, я бы сказал, отрыжка куркульской психологии.

А в действительности Украине самой еще выделяли из союзных фондов зерно и корма для животноводства, поскольку того, что она производила, ей не хватало. Добавьте к этому ежегодные многомиллиардные дотации из союзного бюджета. Покажите мне еще хоть одну такую «колонию», которая бы жила так, как жила Украина в Советском Союзе!

Или вот любят говорить о «русификации». А что в русские школы кого-то водили по приказу? Ведь полно было в советское время в том же Киеве школ с украинским языком обучения, но большинство родителей предпочитало давать детям образование на русском языке. Никто их не заставлял и не насиловал, для них это был родной язык.

И, между прочим, 99 процентов украинских писателей отдавали детей в русские школы. А почему? Да потому, что рассчитывали устроить их затем в престижные московские вузы – МГУ, МГИМО и др. Да и сами эти писатели, тот же Павлычко и прочие, были бы они так известны в стране, если бы их не издавали миллионными тиражами на русском языке?

– Принято считать, что оживлению на Украине националистических настроений в 60-е годы способствовала политика тогдашнего Первого секретаря ЦК КПУ Петра Шелеста, руководившего республикой в течение почти целого десятилетия. Что это был за человек?




– Характер у него был сильный, рука такая «тяжелая», он кадры держал в узде, мог страху нагнать. Но я бы его не назвал крупной политической фигурой.

Действительно, он питал определенную слабость к украинской старине, особенно к Запорожской Сечи. Ему даже к какому-то празднику преподнесли в подарок гетманскую булаву, специально изготовленную для такого случая на одном из наших заводов. Шелеста это очень растрогало...

Любил он и тему украинского языка педалировать, причем часто в довольно бестактной форме. Мог на каком-нибудь большом совещании или заседании при всех оборвать человека, выступавшего на русском языке, и предложить «перейти на українську мову». И это подхватывалось и разносилось потом по всей Украине.

Однако, несмотря на все свои загибы, Шелест не был националистом, каким его сейчас пытаются представить. Тем более никогда не выступал он за отделение Украины от Советского Союза. Даже в мыслях не держал ничего подобного.

– Между прочим, из дневников Шелеста явствует, что после отъезда в Москву он сильно переживал. Правда, не столько из-за сворачивания проводившейся при нем политики украинизации, сколько из-за того, что его родственников, оставшихся жить в Киеве, открепили от продуктовой спецбазы, обслуживавшей высшее руководство республики...

– Некоторое барство ему было свойственно. В Киеве Петр Ефимович жил не на квартире, а в отдельном особняке с большой парковой территорией вокруг. И не съехал оттуда даже после специального постановления Президиума ЦК, определявшего жилищно-бытовые условия для высшего партийного руководства. В Москве тогда все освободили особняки на Ленинских горах (мы их еще между собой называли «Заветы Ильича») – и Хрущёв, и Микоян, и Подгорный, и Кириленко, и другие. В дальнейшем эти особняки использовались для официальных приемов различных зарубежных делегаций, руководителей братских партий, глав правительств.

А вот Шелест съезжать отказался, и это ему потом припомнили. Большой резонанс также получила и его известная поездка на отдых в Трускавец, куда он прибыл со «своим молоком» – привез с собой корову и сено. Ради этого к поезду специально прикрепили товарный вагон. И потом еще в несколько поездок он возил за собой эту корову.

– А какое мнение у вас осталось о сменившем Шелеста Владимире Щербицком?

– Среди всех руководителей республики, которых мне довелось знать после Мельникова, Щербицкий, безусловно, самая яркая личность. Я его очень уважал. Владимир Васильевич отличался своей эрудицией, интеллектом, широким кругозором, внутренней культурой. Если он вел заседания Политбюро или Совета Министров, то всегда со знанием дела.

В этом отношении его можно сравнить с Косыгиным, тоже очень грамотным руководителем. Я ведь всяких повидал... Я при иных секретарях готов был под стол залезть от стыда, когда они на разных совещаниях выступали по вопросам, в которых ничего не смыслили. Щербицкий себе такого никогда не позволял, он не пережевывал чужую жвачку. Единственной слабостью Владимира Васильевича было известное пристрастие к днепропетровским кадрам (здесь он полностью копировал Брежнева). Но в любом случае и он, и другие первые секретари, которых я знал, очень много сделали для республики, никто из них себе карманы не набивал, ни при одном Украина не голодала и не вымирала, как сегодня.

– А Леонида Кравчука охарактеризовать можете?




– А как же! Я его помню еще в те времена, когда он работал в аппарате ЦК КПУ. Должен признаться, мы здесь были весьма удивлены, когда узнали, что Кравчук стал секретарем ЦК, потом председателем Верховного Совета Украины, а впоследствии президентом. Лично я Лёне Кравчуку не доверил бы и футбольной команды (будучи заместителем Предсовмина Украины, я курировал вопросы спорта). Он же только языком работать был мастер. Недаром всю жизнь просидел на пропаганде. Хотя и с этой стороны он далеко не безупречен. Мне он всегда казался очень скользким, неискренним человеком. Я старался с ним дела не иметь.

– Владимир Ефимович, cегодня Украина – это ближнее зарубежье. Ностальгию по малой родине испытываете?

– Конечно, я часто вспоминаю Украину, ведь с ней связана половина моей жизни. Там я родился, там я, что называется, вышел в люди, много лет работал на ответственных постах. Я искренне желаю, чтобы Украина пришла к достатку и процветанию. Пока, к сожалению, этого не видно.

Беседовал Антон КОЛЕСНИКОВ
Москва

Владимир СЕМИЧАСТНЫЙ