Феномен еврейской культуры-дар Всевышнего

Юрий Окунев
Представьте себе, что Вселенная начинает звучать...

Поют уже не человеческие голоса, а кружащиеся солнца и планеты...

Густав Малер

Из всех искусств больше всего меня влечет музыка, о которой, однако, могу судить лишь как рядовой слушатель. Недавно на юбилейном торжестве известных музыкантов посчастливилось мне побеседовать о еврейской составляющей мировой музыкальной культуры с двумя специалистами, имеющими самое непосредственное, профессиональное отношение к музыке. Первый из них сначала сказал, что «еврейской музыки, как таковой, не существует», но затем, подумав, добавил – «быть может, за исключением клезмерской музыки». Пытаясь отстоять существование хоть каких-нибудь ростков еврейской музыкальной культуры, я упомянул тысячелетнюю историю синагогальной музыки, включая изумительное пение канторов, но мне было разъяснено, что канторы пели по музыкальным канонам тех стран, где они жили. Смущенный этим профессиональным мнением, я беспокойно заметался среди своих дилетантских познаний: «Как же так получается – в мире полно выдающихся, даже гениальных композиторов-евреев, не меньше половины всех великих музыкантов – дирижеров, скрипачей, пианистов и т.д. – имеют еврейское происхождение, а еврейская музыка, тем не менее, якобы не существует. Никто не сомневается в существовании, скажем, немецкой, итальянской или русской музыки, а существование еврейской музыки неведомо даже профессионалам.» Озадаченной этой нестыковкой я обратился ко второму специалисту с тем же вопросом о еврейской музыке – он решительно сказал, что, пожалуй, «значительную часть мировой музыки можно считать еврейской либо по содержанию, либо по происхождению». Я попросил уточнить, как это следует понимать, и мне было разъяснено, что, например, «Страсти по Иоанну» и «Страсти по Матфею» Иоганна Себастьяна Баха имеют библейское, то бишь – иудео-христианское содержание, восходящее к еврейским литературным первоисточникам, а, скажем, скрипичный концерт Феликса Мендельсона имеет еврейское происхождение по национальности автора. Из этих бесед с музыкантами мне стало ясно лишь одно – идентификация еврейской составляющей музыкального искусства является серьезной проблемой даже для профессионалов.

Осознав эту проблему, обратился я к Еврейской энциклопедии Брокгауза и Ефрона столетней давности, которой, тем не менее, привык доверять. Там нашел большую статью (16 крупномасштабных страниц текста мелким шрифтом с приложением нотных записей) о еврейской музыке[29] и о еврействе в музыке – так и захотелось воскликнуть словами Галилея: «А всё-таки она вертится!». Потом прочитал несколько статей современных авторов на эти темы. Дополнительной подпоркой надежды на существование еврейской музыки было известное высказывание Дмитрия Шостаковича[30]:

«...еврейская народная музыка повлияла на меня сильнее всего. Я не устаю ей восторгаться. Она так многогранна. Она может казаться радостной и в действительности быть глубоко трагичной. Почти всегда это смех сквозь слезы. Это качество еврейской народной музыки очень близко моему представлению о том, какой должна быть музыка. Она должна всегда иметь два слоя. Евреи так долго мучались, что научились скрывать свое отчаяние. Его они выражают в танцах. Каждая настоящая народная музыка прекрасна, но еврейская – единственная в своем роде».

Эти слова моего любимого композитора всколыхнули далекие воспоминания... В 1959-м я был студентом Ленинградского электротехнического института связи, а в Москве летом того года открывалась первая Американская выставка – немыслимое для советского человека инопланетное чудо. Я, конечно, мечтал попасть на выставку, и, чтобы заработать на путешествие в Москву, мы с приятелем целый месяц натаскивали симпатичного морского офицера с Северного флота по математике и физике для поступления в Военно-морскую академию. Наш «ученик» щедро заплатил за учебу, и вот мы в Москве. Выставка была развернута в Сокольниках и по случаю ее открытия в Зеленом театре парка им. Горького состоялся большой концерт американских артистов. Не помню уже всех номеров того концерта, но осталось ощущение непрерывной цепи ошеломительных сенсаций – мы прежде никогда не видели зарубежную эстраду. Внезапно на сцене появились две очаровательные, стройные и, как теперь бы сказали – сексапильные, женщины. В совершенно незнакомой нам раскованной манере они начали петь неведомые и лихие еврейские песни – это был знаменитый дуэт Сестер Бэрри. Честно говоря, я тогда не сразу понял, что исполняются еврейские песни, но сердце как-то сразу откликнулось и радостно-тревожно сжалось. Потом многие годы мы слушали Сестер Бэрри на идише, иврите и английском в примитивных перезаписях и по зарубежным радиоголосам: знаменитые «Бублички», «Чирибим-чирибом», «Купите папиросы», «Тум-балалайка» и «Шмаровозник», восхитительные «А идише мама», «Хава нагила», «Крутится, вертится шар голубой...», «Где взять немного счастья», «Скажи мне это еще раз» и многие другие... Прошли еще годы и вот, наконец, еврейская народная музыка вырвалась в России на свободу – Ефим Александров создал грандиозный музыкальный спектакль «Песни еврейского местечка». Когда в финале концерта Ефим вместе с хором мощно запевает знаменитую «Эвейну шолом алейхем...», весь зал встает, все берутся за руки, и тогда... под сводами зала звучит величественная, похожая на гимн, бессмертная еврейская мелодия «Ло мир але инейнем...» («Давайте все вместе…»). Наверное, это именно тот «смех сквозь слезы», о котором так эмоционально говорил Дмитрий Шостакович: еврейская музыка – «единственная в своем роде»!

Вернемся, однако, к нашей теме. После всех блужданий в лабиринтах «еврейства в музыке» мне представляется, что еврейская составляющая мировой музыкальной культуры еще ждет своего правдивого и всеохватного исследования.

Эта составляющая уходит корнями во второе тысячелетие до н.э., в библейские времена, когда юный красавец Давид развлекал искусной игрой на арфе погруженного в меланхолию первого царя Израиля Саула... Начав в седой древности, по-видимому, с бараньего рога – шофара, евреи уже к началу первого тысячелетия до н.э. владели обширным музыкальным инструментарием: гусли, свирель, тимпан, флейта, труба, рожок, арфа, кимвал, бубен, барабан и даже гидравлический орган. В библейские времена игрой оркестров и хоровым пением сопровождались праздничные шествия, свадьбы и службы в Иерусалимском Храме. Музыка храмовой службы тщательно сохранялась левитами и передавалась из поколения в поколение – впоследствии библейская литургия составила основу литургии христианской церкви. В послебиблейские времена, на протяжении почти двух тысячелетий жизни евреев в изгнании, развивалась синагогальная музыка с пением канторов, многие из которых были, на самом деле, блистательными композиторами и певцами – образцы синагогальной музыки сохранились до нашего времени и исполняются в синагогах по всему миру.

Выдающимся примером еврейской литургической музыки является знаменитая молитва «Кол нидрей». Корни этой старинной мелодии уходят в глубокое средневековье. В новую эпоху многие известные композиторы приходили в синагогу в Йом Кипур, чтобы послушать этот знаменитый литургический гимн. Людвиг ван Бетховен включил мелодию «Кол нидрей» в один из своих квартетов, она послужила основой знаменитой пьесы для виолончели с оркестром Макса Бруха и концерта Арнольда Шёнберга для хора и оркестра. «Кол нидрей» также известна в наше время в многочисленных эстрадных интерпретациях.

В ХVI веке появилась клезмерская музыка, основанная на древнем еврейском фольклоре и первоначально исполнявшаяся небольшими оркестрами на свадебных торжествах. Слово «клезмер» составлено из двух слов на иврите, обозначающих «музыкальные инструменты». Со временем клезмер превратился в еврейскую народную музыкальную традицию и песенный стиль, сродни американской народной музыке в стиле «кантри». В ХIХ и ХХ веках замечательные клезмерские мелодии оказали сильное влияние на русский городской романс и так называемую блатную песню – аранжировки в стиле клезмера до сих пор популярны у многих авторов и исполнителей в этих жанрах.

Во времена новейшей истории, с начала XIX века, случился необычайно мощный взлет еврейского музыкального таланта, наполнивший мировую музыкальную культуру множеством выдающихся композиторов, великих исполнителей и дирижеров, и, наконец, незаурядных организаторов музыкального образования. Антон Рубинштейн был не только выдающимся композитором, дирижером и пианистом, но и основателем Санкт-Петербургской консерватории, а его брат, талантливый пианист Николай Рубинштейн – основателем Московской консерватории. Феликс Мендельсон был не только великим композитором, дирижером и пианистом, но и основателем первой в Германии консерватории. Нельзя не вспомнить, что Санкт-Петербургская и Московская консерватории изначально носили имена Антона и Николая Рубинштейнов, соответственно, – в советские времена они были переименованы.

Тем не менее очень непросто выделить еврейскую составляющую мировой музыкальной культуры, потому что музыка космополитична по своей природе и воздействию, она национально окрашена или этнически ориентирована в значительно меньшей степени, чем, скажем, литература или живопись. Тема еврейской составляющей в музыке обсуждается давно и остро. Зоологический антисемит Рихард Вагнер сочинил в свое время известный пасквиль «Еврейство в музыке», где, в частности, пугал обывателей аморальной зловредностью еврейской музыки. Его юдофобская желчь изливалась, в первую очередь, на выдающихся композиторов-евреев – Феликса Мендельсона, Джакомо Мейербера, Жака Галеви. Петр Ильич Чайковский с сарказмом высмеивал антисемитизм Вагнера, противопоставляя его «скучным операм» «безупречно чистый стиль Мендельсона». В 1869-м году русский музыкальный и художественный критик Владимир Стасов, высоко ценивший еврейское искусство, выступил с резкой критикой «музыкального» антисемитизма Вагнера в эссе «Жидовство в Европе /По Рихарду Вагнеру/». Со времен Вагнера и Стасова полемика вокруг «еврейства в музыке» не утихает, и фигура Мендельсона остается одной из центральных в этой полемике.

Феликс Мендельсон по совокупности талантов, вероятно, действительно является наиболее яркой личностью еврейской музыкальной культуры, столь богатой звездами первой величины. Многие выдающиеся деятели мировой культуры ставили его вровень с самыми великими: Гектор Берлиоз писал, что пианистическое искусство Феликса Мендельсона столь же велико, сколь его композиторский гений, Роберт Шуман называл его «Моцартом девятнадцатого столетия», а великий Иоганн Вольфганг Гёте, лично слушавший игру юных Моцарта и Мендельсона, отдавал предпочтение таланту Мендельсона. Известный филолог и публицист Азарий Мессерер недавно писал[31]:

«Феликс Мендельсон являлся поистине человеком эпохи Возрождения... – поэтом, художником, математиком, лингвистом. Он в совершенстве знал пять европейских языков, свободно читал по латыни и переводил стихи с древнегреческого, да еще писал трактаты по философии и теологии... Да и в музыке он преуспел как мастер на все руки: виртуозно играл на рояле, скрипке, альте, органе, считался лучшим дирижером своего времени, сумевшим возродить... забытые произведения Баха и Шуберта. И прежде всего величайшее из творений Баха – “Страсти по Матфею”. По этому случаю двадцатилетний Феликс с иронией отмечал... – Подумать только, что молодой еврей смог возвратить народу величайшую христианскую музыку».

Знаменитый концерт Мендельсона для скрипки с оркестром является одной из величайших вершин, достигнутых человеческим гением в музыке. Если вы слушали его, то не нуждаетесь в комментариях, если нет, то никто не сумеет донести словами то, что вы почувствуете с первыми звуками скрипки, вступающей неожиданно, без оркестровой подготовки – на вас снизойдет, вас захватит дивная, страстная мелодия, влекущая в далекие неземные сферы.

Где-то я читал, что в интернациональном братстве музыкальных инструментов скрипка считается еврейкой – таковой она предстает в мелодии Мендельсона. Азарий Мессерер пишет о вводной теме его концерта: «Эта божественная тема преследовала, изводила его долгие шесть лет, вплоть до завершения, наконец, всего произведения, вскоре ставшего скрипичной классикой». Мне лично «эта божественная тема» мендельсоновского концерта всегда, с самого первого раза, представлялась очень еврейской, эта тема, на мой взгляд, есть музыкальная аллегория судьбы и боговдохновенных мечтаний еврейского народа. Такие ассоциации вызывает у меня эта музыка – гениальное произведение искусства дает возможность каждому увидеть и услышать мир своих собственных образов и мечтаний...

Следуя навету подловатого Рихарда Вагнера, нацисты по приказу своего бесноватого фюрера в 1930-е годы сжигали партитуры еврейской музыки Феликса Мендельсона. В начале 1950-х годов их примеру последовали сталинские «музыковеды» в штатском – портрет Мендельсона был удален из зала Московской консерватории и заменен портретом русского композитора Даргомыжского. Если кто и сомневался, следует ли считать музыку Мендельсона частью еврейской культуры, то германские национал-социалисты и советские национал-большевики четко и быстро разъяснили сомневающимся, что к чему. Нацистское имперское юдофобство и советский государственный антисемитизм были напрочь лишены каких бы то ни было религиозных или социальных корней – это были явления размежевания и отторжения по крови.

Сохранились удивительные свидетельства попыток отторжения евреев от советской музыкальной культуры. Одной из первых и весьма выразительных подобных попыток является докладная записка Управления агитации и пропаганды ЦК ВКП(б), датированная августом 1942 года и найденная впервые писателем Аркадием Ваксбергом[32]. Управление бьет тревогу – в искусстве преобладают нерусские люди, преимущественно евреи. Управление сомневается в целесообразности работы в Большом театре дирижеров Самуила Самосуда, Юрия Файера и Льва Штейнберга, танцовщика Михаила Габовича, танцовщика и балетмейстера Асафа Мессерера. Управление крайне озабочено тем, что ведущие кафедры в Московской и Ленинградской консерваториях занимают евреи, например, скрипач Лев Цейтлин, пианист Александр Гольденвейзер, скрипач Абрам Ямпольский, вокалист Нина Дорлиак и органист Александр Гедике. Управление обращает внимание секретариата ЦК ВКП(б) на «непозволительную засоренность концертного репертуара» именами пианиста Эмиля Гилельса и скрипача Давида Ойстраха. Каждое из названных Управлением имен – гордость и слава советского музыкального искусства, поэтому нельзя не удивиться мракобесному характеру цэковского мышления, но по-настоящему во всей этой истории потрясает другое – время написания докладной. Вдумайтесь – идет август 1942 года! Вымирающий Ленинград – в кольце блокады, Прибалтика, Белоруссия, Украина и западная часть России – в руках Гитлера. Только что фашисты захватили Севастополь и Ростов-на-Дону. Немецкие войска отрезали от страны Кавказ, стерли с лица земли Сталинград и вышли к берегам глубинной русской реки Волги – страна оказалась на грани тотального разгрома. Что беспокоит в этот переломный и трагический момент истории страны партийных чиновников из аппарата ЦК ВКП(б)? Их беспокоит то «серьезнейшее обстоятельство», что в советском искусстве слишком много танцоров, дирижеров, певцов, скрипачей и пианистов еврейской национальности!

Впрочем, советская власть, формально декларировавшая интернационализм, благосклонно допускала и даже до поры до времени поощряла евреев, приносивших им «на блюдечке с голубой каемочкой» гениальные произведения искусства в советской идейной упаковке. Удивителен, например, вклад советских евреев в русскую песенно-танцевальную и эстрадную культуру ХХ века – десятилетиями вся страна танцевала фокстроты и танго под музыку Ефима Розенфельда, Оскара Строка и Ежи Петербургского, под мелодии перелицованных старых еврейских песен в исполнении Леонида Утесова, приобщалась к современной музыке с помощью блистательного джазового музыканта Эдди Рознера, которого на Западе называли «белым Луи Армстронгом», распевала песни Вениамина Баснера, Матвея Блантера, Исаака Дунаевского, Сигизмунда Каца, Эдуарда Колмановского, Дмитрия и Даниила Покрасс, Давида Прицкера, Эдди Рознера, Давида Тухманова, Оскара Фельцмана, Марка Фрадкина, Яна Френкеля, Александра Цфасмана и многих других талантливых композиторов-евреев. Песни "С чего начинается Родина" В. Баснера, "Катюша", "Летят перелетные птицы" и "В лесу прифронтовом" М. Блантера, "Атланты" и "У Геркулесовых столбов" А. Городницкого, "Песня о Родине", "Марш энтузиастов", "Песня о Каховке" и "Легко на сердце от песни веселой ..." И. Дунаевского, "Хотят ли русские войны" Э. Колмановского, "Москва майская" и "Три танкиста" братьев Покрасс, "День Победы" Д. Тухманова, "Течет река Волга" и "Березы" М. Фрадкина, "Русское поле" и "Журавли" Я. Френкеля стали классикой русской песни ХХ века.

Конечно, среди них резко выделялся гениальный Исаак Дунаевский – внук известного в свое время кантора, непревзойденный творец советской песенной классики и более десятка оперетт, в том числе такого шедевра как «Вольный ветер». Дунаевский сочинил могучую и раздольную мелодию неофициального гимна Советского Союза – «Песню о Родине», за что его позже обвиняли в верноподданническом служении тоталитарному режиму. Любопытно, что после нападения Германии на СССР в 1941-м британская радиовещательная станция ВВС, не желая исполнять официальный гимн Советского Союза – «Интернационал», заменяла его «Песней о Родине» Исаака Дунаевского. Безусловно, режим умело использовал талант композитора в своей пропаганде, но почему-то никто не заметил одну общую особенность всех кинофильмов, для которых он сочинял музыку, – в них рассказывается о несуществующей, фантастически красивой жизни в некоей сказочной стране, о романтической мечте. И для этой мечты Дунаевский сочинял прекрасную музыку. (Малоизвестный факт: авторы сценария первой советской кинокомедии «Веселые ребята» на музыку Исаака Дунаевского – Николай Эрдман и Владимир Масс были арестованы сотрудниками НКВД прямо на съемочной площадке.) Вот я сейчас пишу эти строки, а сам «слышу» увертюру к кинофильму «Дети капитана Гранта» – великое, на мой взгляд, достижение симфонической музыки ХХ века.

Поразительно, что почти одновременно с «Песней о Родине» Исаака Дунаевского в Америке впервые прозвучала песня другого выдающегося еврейского композитора Ирвинга Берлина «Боже, благослови Америку», ставшая неофициальным гимном Соединенных Штатов[33]. Так два еврейских композитора, не сговариваясь, а напротив, руководствуясь своими полярными мировоззрениями и представлениями о правде и справедливости, а может быть – вдохновленные самим Провидением, создали неофициальные гимны двух великих держав – прекрасные мелодии из разряда бессмертных.

Если к Ирвингу Берлину добавить таких выдающихся американских композиторов как Эрнест Блох, Арнольд Шёнберг, Аарон Копланд, Джордж Гершвин, Курт Вайль, Леонард Бернстайн, то не будет сильным преувеличением сказать, что американскую классическую музыку в значительной степени создали евреи. В какой мере достижения этих композиторов относятся к еврейской музыкальной культуре – определить однозначно очень трудно. Не менее трудно, чем выделить еврейский компонент в советской песенной классике, созданной композиторами-евреями. Вклад в еврейскую музыкальную культуру далеко не всегда определяется еврейским происхождением музыканта. Думаю, что великие русские композиторы Сергей Прокофьев и Дмитрий Шостакович, не раз обращавшиеся в своем творчестве к еврейским фольклорным и историческим темам, внесли в еврейскую музыкальную культуру больше некоторых композиторов-евреев[34]. В СССР власть предержащие определенно считали 13-ю симфонию Шостаковича «Бабий Яр» слишком еврейской, всячески препятствовали ее исполнению и вымарывали упоминания о евреях из текста Евгения Евтушенко[35]. Тринадцатая симфония Шостаковича – событие русского или еврейского музыкального искусства? Думаю – и того, и другого!

Подобные вопросы преследуют исследователей творчества многих выдающихся композиторов ХIХ и ХХ веков, достигая особой остроты применительно к таким музыкальным гениям как Густав Малер.

Так получилось, что симфонии Густава Малера я услышал только в конце 60-х и начале 70-х годов прошлого века. В те времена я, в силу ряда обстоятельств, был вовлечен в информационное поле гигантской схватки сверхдержав за первенство в высадке человека на Луну[36]. Драматические события чудовищного провала советского лунного проекта, потрясшая весь мир трансляция американскими астронавтами Библейского текста о сотворении мира с лунной орбиты, успешная высадка первого человека на Луну – все эти события наложились в моем сознании на грандиозную музыку симфоний Малера. С тех пор величайшее технологическое и духовное достижение ХХ века – покорение космоса – ассоциируется у меня с музыкой Густава Малера. В драматических, сотрясающих твердь земную звуках небесного хаоса из его симфоний мне слышится гигантская схватка за космос, в мощных аккордах огромных оркестра и хора – устрашающий рев раскаленных реактивных двигателей, уносящих космический корабль в безбрежную мглу Вселенной. Много позже узнал я собственные слова композитора о его состоянии во время сочинения симфоний[37]:

«Становишься только инструментом, на котором играет Вселенная... В ней (симфонии) вся природа обретает голос... Представьте себе, что Вселенная начинает звучать... Поют уже не человеческие голоса, а кружащиеся солнца и планеты...».

Вот такие параллельные ощущения встречаются в жизни – оказывается недаром я слышал в симфониях Малера звуки Космоса...

Петр Вайль говорил об «эпическом мышлении» малеровских симфоний, об их «имперской экспансии», о великой «венской империи», сохранившейся только лишь в звуках этих симфоний. Мне представляется, что эпическое мышление малеровских симфоний простирается много дальше «венской империи», оно уводит слушателей во времена библейского сотворения мира, когда (как мы теперь знаем!) в грохоте Большого взрыва создавалась Вселенная... В музыке малеровских симфоний мне чудятся звуки расширяющейся Вселенной, внезапно переходящие, как, например, в Пятой симфонии, в дивные, божественные мелодии человеческих страданий и мечтаний где-то на далеких окраинах этой Вселенной...

Творческое кредо Густава Малера, как мы уже отмечали, восходит к одной из основ еврейской культуры – жестковыйному нежеланию уподобляться кому бы то ни было и чему бы то ни было. Для меня творчество таких композиторов, как Феликс Мендельсон и Густав Малер, определенно принадлежит еврейской культуре, но знаю, что многие с этим не согласны... Артур Штильман в статье «О еврействе в музыке» следующим образом подводит итог своим полным сомнений размышлениям:

«В одном мы можем быть уверены – композиторы и музыканты еврейского происхождения всего мира внесли огромный вклад в развитие музыкальной культуры многих стран на протяжении веков культурного развития Европы и Америки. Этот вклад сделан и в национальных школах композиции в Европе и в то, что может быть объединено понятием "еврейская музыка" – музыка, основанная на древних и современных народных мелодиях и песнях, написанная в разных странах, но связанная с существованием Израиля – древнего и современного».

Мне такая трактовка понятия «еврейская музыка» представляется слишком узкой, ибо не отражает реальный, гигантский и всеохватный вклад музыкантов-евреев в мировую музыкальную культуру. А как можно отразить этот вклад? И можно ли сделать это словами? И нужно ли к этому стремиться? И – не суета ли эта сует?

Я вновь слышу звуки скрипичного концерта Феликса Мендельсона, и они мне кажутся пределом прекрасного... Но здесь приходит нежная, томительная, раздумчивая и недосказанная мелодия Адажиетто из Пятой симфонии Густава Малера, и это диво дивное уводит меня в мир непостижимого...

Может быть, это и есть голос Всевышнего, чьи Библейские послания назывались Песнями? Может быть, эта прекрасная музыка и есть Божественный отзвук вечного Завета, заключенного Им с Человеком...