ПРИВЫЧКА НА «ТЫ».
ПРИВЫЧКА НА «ТЫ».
Командир танкового батальона майор Курдюков Иван Михайлович обладал, скажем так, майорским характером, а майорский характер (только ради Бога не подумайте, что мы говорим обо всех майорах, речь идет о майорском характере Ивана Михайловича), так вот, майорский характер Ивана Михайловича проявлялся в том, что если его погонам с одной средней звездочкой «встречались» погоны с маленькими звездочками, не говоря уже о лычках и «пустых» погонах, и «отдавали» честь, то Иван Михайлович снисходительно отмахивался рукой: ну, какого хрена вам надо, шли своей дорогой и идите, а если он оказывался перед погонами с двумя средними звездочками или тремя, то дело менялось: Иван Михайлович отдавал честь лихо с прищелкиванием каблуков, ну, а если на Ивана Михайловича наползала одна большая звезда, то Иван Михайлович вытягивался в струнку до самой макушки, и приветствие было подобно рыку льва: здравжелтовген.
На обычном языке это звучит так: здравия желаю, товарищ генерал!
Выше брать не будем. Там вообще какая-то чертовщина получалась. И лицо майора исчезало, и фигура… Оставались одни ботинки с шнурками. Куда девался Иван Михайлович – непонятно. Испарялся и возвращался в ботинки, когда здравжелтовген вообще исчезал из вида.
Замполит Курдюкова Сергей Фёдорович Самоделкин тоже был майором, а поэтому описывать его характер не видим никакой надобности. Разве несколько слов о внешности, да тут много не приберешь, так как внешность и Ивана Михайловича, и Сергея Фёдоровича в основном отпечатывалась на их лицах, а какие лица у них были по утрам, боимся говорить, так как некоторые обвинят нас в отсутствии патриотизма и наклёпах.
Отметим основное. Курдюков, (как бы сказать помягче, чтобы нас не упрекнули в жестокости к Ивану Михайловичу), люто ненавидел своего замполита за то, что на офицерских собраниях Сергей Фёдорович заваливал его слово.
Ухватист был замполит в речах. Уцепившись за одно слово, он поднимался с ним на недосягаемую партийную высоту для Ивана Михайловича
- Партия, - подводил итог замполит, не важно, о чём шла речь: плац, казарма …, - это наша высшая сила и только ей принадлежит народная власть ....
Этими словами, как казалось Курдюкову, замполит давал понять (приносим извинения за грубое слово, но что поделаешь: было, было…): ты, Михалыч, – обыкновенный майорский козел, а не хозяин батальона, я – хозяин…
Иван Михайлович в отличие от Сергея Фёдоровича был не речист, и если начинал, например, с плаца то выбраться из него он уже никакими силами не мог. Завораживал его плац, видимо, потому, что это было самое твёрдое место, остальные места были довольно шаткими, словно под ними находились вулканы, и у Ивана Михайловича сильно менялась походка.
- Плац, плац, - лязгал он, пока Сергей Фёдорович не перебивал его.
- Плац – это, конечно, хорошо, - снисходительно говорил замполит, «врезая» свой взгляд в запакованные плацем глаза Ивана Михайловича, - но на нём солдат оттачивает ноги. А вот партия…
Партия оттачивала мозги.
Словом, расходились они в солдатской науке. И никак не могли соединить ноги и мозги солдат, но, несмотря на это они уживались и по вечерам, и утром. А в промежутке между утренними и вечерними временами, Сергей Фёдорович проводил в ленинской комнате за графином с холодной водой, а Иван Михайлович на плацу с солдатской фляжкой.
Однажды после очередного немого вопроса: кто хозяин в батальоне? - разозленный Иван Михайлович, чтобы выпарить накипевшую злобу на замполита, пошел в баню, залез на самый верхний полок и разрядился.
- Вошь, блоха, клоп…
Прошелся Иван Михайлович по Фёдору Сергеевичу сначала мелкими тварями. Потом добрался до крупных лесных и закончил домашними.
- Свинья ты самоделочная!
В это время дверь в парную открылась, и вошел Сергей Фёдорович.
«Свинья ты самоделочная» и настигла его.
- Это Вы мне Иван Михайлович, - спросил Сергей Фёдорович.
Курдюков хотел было бросить, а кому же ещё, но во время спохватился.
- Это я о себе Сергей Фёдорович, - вывернулся Иван Михайлович, вымещая злость от появления замполита на своих боках веником. - Привычка такая. Разговариваю с собой на «ты».
- Я тоже с собой на «ты», - вздохнул Сергей Фёдорович, усаживаясь с Иваном Михайловичем. – Когда я разговариваю с собой на «ты» как-то лучше понимаю себя и правды в словах побольше. Таракан ты ободранный, курдюк затрёпанный.
(Нехорошие слова, но они сами «въезжают» в текст).
- Это, - заикнулся, было, Иван Михайлович, - Вы обо мне.
- Да, что Вы, Иван Михайлович, - накладывая обе руки на свою грудь, ответил Сергей Фёдорович, - это я о себе. Привычка такая же, как и у Вас. Свинья ты батальонная. Верблюд козлиный…
- Это, - снова заикнулся Иван Михайлович.
- Ну, что Вы, Иван Михайлович, - руки Самоделкина переместились со своей груди на грудь Ивана Михайловича, - я же говорил: привычка. Мухомор ты цветастый…
Иван Михайлович опять: это… В ответ, словно отбойным молотком: да нет же…, привычка…
Поработали они так часика два, похлестали веничками друг друга, да так, что у Сергея Фёдоровича спина пузырями пошла, а у Ивана Михайловича живот волдырями покрылся, вышли из баньки, а навстречу большая звезда с сопровождающими.
Ну, как обычно. Только в два голоса.
- Здравжелтовген!!!
Генерал хотел было ответить на голоса. Глядь. Голоса были, а кто их подавал, не было. Пара ботинок со шнурками. Каблуки к земле прилипли, одни только носки их шевелятся, и банные тазики с веничками в воздухе плавают.
Генерал закрыл глаза: ну, не может же такого быть, чтоб носки ботинок сами шевелились и банные тазики с веничками в воздухе плавали, а потом открыл и вздохнул.
«Почудилось, - подумал генерал, - старею, - он вздохнул ещё раз и направился в баню.
Комментарии