Кошек любите, а коров едите?

Мы, американцы, привыкли считать себя друзьями животных. Но так ли это на самом деле? Чтобы ответить на этот вопрос, можно проследить, на что население нашей страны тратит деньги. Согласно статистике правительства, промышленных предприятий и групп активистов, мы ежегодно тратим около 50 миллиардов долларов на наших домашних питомцев и жертвуем еще 6 миллиардов долларов в благотворительные фонды, занимающиеся защитой животных и окружающей среды. Эти суммы могут показаться весьма внушительными, пока вы не сравните их той суммой, которую мы ежегодно тратим на убийства представителей животного мира, а именно: 72 миллиарда на охоту и рыбную ловлю, 60 миллиардов на опыты на животных и 240 миллиардов долларов на покупку мяса, птицы и морепродуктов. Другими словами, американцы тратят на убийства животных в семь раз больше денег, чем на их защиту.

Наша культурная шизофрения вокруг обращения с животными нашла отражение и в нашем поведении. В 2010 году организация «Люди за этичное обращение с животными» (PETA) назвала Билла Клинтона человеком года за то, что он отказался от употребления в пищу продуктов животного происхождения и стал веганом – никакого мяса, никакой молочной продукции, никакого меда. Тем не менее, в прошлом году, во время своего интервью каналу CNN, рассказывая о преимуществах своего нового образа жизни, бывший президент мимоходом добавил, что «теперь я раз в неделю ем лосося».

И довольно запутанная кулинарная таксономия Клинтона на самом деле не должна никого удивлять. Как показывают результаты множества исследований, «вегетарианцы» часто употребляют в пищу чужую плоть. К примеру, в ходе общенационального телефонного опроса сотрудники Министерства сельского хозяйства США обнаружили, что две трети людей, называющих себя вегетарианцами, за последние 24 часа употребляли в пищу мясо.

Какие выводы мы можем сделать из наших довольно запутанных отношений с животными? Несколько лет назад я обсуждал этот парадокс с Эндрю Роуэном (Andrew Rowan), который в тот момент занимал должность директора Центра по вопросам защиты животных и общественной практики при университете Тафтса (Tufts University Center for Animals and Public Policy). В какой-то момент он поднял на меня глаза и сказал: «В отношениях с животными люди последовательны только в своей непоследовательности». Я назвал это принципом Роуэна и считаю, что он отражает суть наших противоречивых отношений с теми созданиями, с которыми мы делим эту планету.

Та вопиющая непоследовательность, с которой мы подходим к вопросу наших отношений с животными, бросает вызов фундаментальному психологическому принципу, получившему название «когнитивный диссонанс»: суть этого принципа заключается в том, что в условиях конфликта в сознании индивида устоявшихся и привычных представлений он обязательно будет испытывать психический дискомфорт. В ситуациях, когда мы сталкиваемся с информацией, вступающей в противоречие с нашими убеждениями, нам необходимо сделать выбор и чем-то пожертвовать, как утверждают психологи. Мы должны либо изменить наше отношение и поведение, либо отвергнуть несовместимую с ними информацию.

Изучая отношения между людьми и животными в течение трех десятилетий, я пришел к выводу о том, что этот принцип просто не работает в случае с большинством людей. Мы просто игнорируем этот внутренний парадокс, обожая кошек, живущих у нас дома, и поглощая говядину, лежащую у нас на тарелках.

Таким образом, с моей точки зрения, Клинтон, который, очевидно, не видит никакой иронии в том, чтобы быть веганом, употребляющим в пищу рыбу, представляет собой скорее правило, чем исключение.

Однако некоторые защитники животных действительно меняют свой образ жизни так, чтобы он соответствовал их убеждениям и серьезному отношению к проблемам животного мира. В прошлом мне довелось побеседовать с массой защитников животных. Многие из них превозносили личное удовлетворение, которое обычно сопровождает суровую нравственную чистоту. Кто-то из них однажды сказал мне: «Я могу прожить целый день, не прибегая к жестокости по отношению к животным. Я по-настоящему свободен».

Однако такая последовательность требует определенных жертв. Один защитник животных, у которого я брал интервью, был вынужден покинуть команду по софтболу своей церкви, потому что он не смог найти перчатки, которые были бы достойного качества и при этом не кожаные, а другой чувствовал вину за то, что он ездит на машине, потому что во время езды о лобовое стекло разбивалось множество жуков. Одна молодая женщина призналась мне, что она перестала ходить на свидания, потому что не смогла найти мужчину, разделяющего ее взгляды. («Просто в какой-то момент свидания за ужином стали для меня тяжелым испытанием».)

Однажды я встретил докторанта в области математики, который пришел к выводу, что содержание домашних животных безнравственно. Поэтому в один прекрасный день он просто выпустил своего любимого попугая в серое небо над Ралеем, штат Северная Каролина. Тем не менее, он робко признался мне: «Я знал, что она погибнет, что она, возможно, умер от голода. Полагаю, я делал это скорее для себя, чем для нее».

Философские аргументы в пользу освобождения животных довольно убедительны. Однако в вопросах этики логика имеет определенные границы. Необходимость придерживаться нравственной последовательности привела Джоан Данэйер (Joan Dunayer), автора книги «Специецизм» («Speciesism»), к ряду выводов, которые многим из нас могут показаться противоречащими здравому смыслу. По ее мнению, к примеру, наши нравственные обязательства распространяются, в том числе, и на медуз, человек и паук имеют одинаковое право на жизнь, а если перед вами вдруг возникает необходимость решить, кого выносить из горящего дома – щенка или младенца – вы должны бросить монетку.

Современная психология учит нас тому, что наши нравственные суждения являются продуктом двух психических процессов. Во-первых, это интуиция – бессознательный, сиюминутный и управляемый эмоциями процесс. Во-вторых, это рациональность – логический, сознательный и занимающий определенное время процесс. Рассудок и сердце часто конфликтуют друг с другом, и этот конфликт находит свое отражение в нашем отношении к другим видам. К примеру, рассудок говорит мне, что употреблять в пищу животных только потому, что они вкусные, неправильно, тем не менее, мой желудок шепчет мне, что нежный вкус барбекю по-калифорнийски делает смерть свиньи, которую я намереваюсь съесть, оправданной. Логика приводит Данэйер к выводу о том, что жизни ребенка и щенка имеют одинаковую ценность. Моя нравственная интуиция подсказывает мне, что она ошибается.