Все, что помню о детстве (Часть 1)

Первое детское воспоминание я отношу к тому периоду, когда папа работал заместителем начальника детской колонии по воспитательной работе где-то под Соликамском. Он пришел днем на обед, наевшись, прилег вздремнуть. Мне было года три и, очевидно, чтобы я не шумела, не бегала, не прыгала около него, мама положила подушку на подоконник и усадила меня, дав в руки электрическую лампочку с наказом о том, что если я буду сидеть тихо, держать бережно лампочку обеими руками, то от моего тепла она загорится, папа проснется от яркого света и поиграет со мной. Конечно же, мне очень хотелось играть, я верила в то, о чем говорили, но чуда не произошло. Лампочка не загорелась, папа проснулся и ушел, а я долго плакала, видимо, где-то подсознательно ощутила мамин обман и перестала ей доверять. Я не умела сказать словами все, что я чувствую, поэтому свой протест выражала непослушанием, вредностью и упрямством. При этом, такое поведение я демонстрировала впредь маме, а по жизни тем людям, которым не доверяла.

Второе воспоминание относится к тому же периоду времени. Видимо, меня приучали к горшку и, чтобы удерживать на нем до желаемого результата, в руки давали книгу с картинками. Эту книгу я помню всю свою жизнь, где-то с многочисленными переездами эта реликвия была утрачена, но какая это была книга! Томик стихов Байрона в жестком переплете, на корочке был гравюрный барельефный портрет поэта, страничный срез был окрашен в голубой цвет, а изнутри выглядывала голубая тесемочка. Эта тесемочка была в виде узкой ленты, но не двусторонней атласной, а сплетенной из тончайших шелковых нитей.

Я открывала книгу в месте этой удивительно красивой закладки и разглядывала стройные ряды букв, слов, причудливых рисунков. Это сейчас я знаю, что это были иллюстрации к стихам, а тогда я водила своим маленьким указательным пальчиком по строчкам и вслух «читала» что-то на «каля-маля» языке. По картинкам водила ладошкой, чаще всего это были причудливые деревья, кустарники, цветы, беседки, красиво изогнутые витые скамейки, арки, качели. Среди всего этого рисованного пейзажа были изображены очень красивые, нарядные женщины и мужчины. Иногда они были вместе, их фигуры и лица обращены друг к другу, иногда кто-то был повернут спиной, а другой смотрел вслед, а иногда они были по отдельности, сидели или стояли в разных позах.

Это были персонажи и события, описанные в стихах. Мужчины всегда во фраках, с тростью, с книгой, снятой перчаткой, цилиндром на голове, бакенбардами… Дамы непременно были одеты в шляпки с широкими полями, охваченными лентами с бантом у подбородка.

Платья были разные, но всегда с закрытым воротом, длинными рукавами, украшенными рюшами, кружевами, воланами, узкие в талии с пышными в пол подолами, из-под которых выступали кончики туфелек. Все картинки были исключительно черно-белые, но все равно очень красивые. Страницы в этой книге были плотные, но тонкие, они холодили мою ладошку, я до сих пор помню это свое ощущение гладкой мелованной поверхности. А еще запах этого полиграфического чуда, современные книги утратили этот чудесный запах, наверное, изменился состав клея, краски, бумаги.

Впоследствии ко всем книгам я относилась с огромным вниманием, бережностью, избирательностью. Любовь к книге, как к обожаемому предмету, пробудила жадный интерес к чтению вообще, чтению классической литературы во всех жанрах многочисленных отечественных и зарубежных авторов. Книги играли в моей жизни первостепенную роль в формировании себя как личности, а также почетное место в моем жизненном пространстве, они собраны в некую значительную библиотеку в соответствии с потребностями, литературными пристрастиями и теми скромными возможностями, которые предоставляли скромные советские гонорары и книжные прилавки. Я люблю дарить хорошие книги моим взрослым дочерям, стараюсь купить их заранее, обязательно прочитываю, чтобы знать наверняка правильность выбора подарка.

Я почти уверена, что томик Байрона сыграл также роль в выборе профессии учителя английского языка, чтобы прочесть стихи этого великого поэта на том языке, на котором они были написаны. Сейчас томик Байрона в подлиннике занимает видное место в моем книжном шкафу. Мы часто переезжали с места на место, я помню, что все вещи увязывались в большие узлы, книги ехали в этажерке, изготовленной какими-то умельцами колонии, две табуретки и четыре стула. Больше из мебели ничего не было, когда мы приезжали в то место, где должны были жить, там стояли железные кровати, шкафы, комоды и на них были написаны какие-то цифры.

Запомнились два рослых комнатных растения: фикус и розан. Все грузилось на открытую грузовую машину, вдоль бортов были длинные скамьи, на них садились папа и старшая сестра Людмила. Папа укрывал плащ - палаткой Люду, а мама садилась в кабину и меня усаживали к ней на колени. Помню, что я плакала, изгибалась, кричала, что хочу к папе, но мне что-то говорили, давали конфету и какой-нибудь гаечный ключ. Дорога была тряской, длинной, пейзажи унылые, через малое время я засыпала. Сонную меня укладывали в постель, а утром я просыпалась на новом месте и с любопытством осваивала новые территории...