«Первая исповедь смертников длится, как правило, долго…»

Интервью старшего тюремного священника Минской епархии

Отец Василий Литвинко исповедует приговоренных к смертной казни с 1994 года.

Правда, интервью на эту тему с тех же 1990-х он давать зарекся. Говорит, как раз в то время активно обсуждался вопрос: быть или не быть смертной казни в Беларуси? «Тогда ко мне приехала журналистка с телеканала, чтобы узнать мое мнение. Мы долго говорили, и мою речь потом порезали так, что вышло, будто я за смертную казнь. Церковь всегда выступала и выступает против смертной казни. С тех пор я дал себе обещание никаких интервью на эту тему не давать», — рассказал отец Василий.

 Спустя столько лет накануне очередного Европейского дня борьбы против смертной казни (10 октября) он согласился побеседовать с корреспондентом TUT.BY.

Отцу Василию 62 года. Родился на Туровщине. Женат, имеет троих сыновей (один из них — священник) и пятерых внуков.

 - Как давно вы исповедуете приговоренных к смертной казни?

 - Все началось в 1994 году. Было подписано соглашение о сотрудничестве между Департаментом исполнения наказаний Беларуси и Белорусской православной церковью (с католической церковью такого соглашения нет. — TUT.BY). Я получил архипастырское благословение владыки митрополита Филарета. От него же получил и указ о том, что кроме основного послушания в храме св. Александра Невского в Минске, буду нести послушание в СИЗО №1. С этого времени за всеми исправительными учреждениями закрытого типа на территории Беларуси были закреплены священники, стали строиться храмы и часовни, открываться домовые церкви и комнаты для молитв. В СИЗО-1 тоже создали комнату, с тех пор раз в неделю я туда хожу.

 - Сколько человек с 1994 года вы исповедовали?

 - Учета я не вел. Не могу сказать даже примерно. Скажу одно: со всеми, кто хотел встретиться со священником для духовных бесед и покаяния, я встречался не один раз, а по много раз.

 - Как проходит ваша встреча?

 - Разговариваем мы один на один, без конвоиров. Приговоренный к казни находится в наручниках, они у него застегнуты спереди. Мы знакомимся, разговариваем, вместе молимся, если он пожелает, и наручники не мешают молитве. Точно так же осужденный может поставить свечку сам, креститься, держать книгу в руках.

 — О чем вы говорите? И кто говорит больше: вы или приговоренный?

 - Бывает, что даже те, кто изъявил желание встретиться, приходят и молчат, не идут на контакт. Смертники – люди, которые, сидя в камерах в одиночку, все свои мысли научились держать в себе, и когда приходят ко мне, бывает, срываются на плач.

Я не останавливаю его. Выплачется, а потом мы говорим.

Были приговоренные, которые искали у меня ответов на какие-то вопросы. Но я не следователь, я не знаю подробностей дела. Мне надо, чтобы говорил он. Я – всего лишь проводник между ним и Богом. Он должен выговориться Богу. Разговариваем в основном о смысле жизни, о предназначении человека в мире, о душе вечной и о теле, которое дается нам временно.

 — Если чисто по-человечески, вам их жалко?

 - Все эмоции, которые я испытываю во время исповеди приговоренных к казни, — это слишком личное. Я не готов взять и на бумагу это положить, и не сделаю этого никогда. Смотря от чего плачет приговоренный. Если это просто слезы тоски и уныния, то это яд, это говорит о том, что не осознал он, что сделал не так в своей жизни. А когда он плачет и говорит, что осознал мотивы своего преступления, когда он кается, просит прощения у Бога, тогда он после своих слез начинает улыбаться, у него слезы радости.

Исповедовать приговоренных к казни, которые имеют другую веру/религию, отец Василий не может. Встречаться с ними он может только для бесед.

 - Но вы помните самую сложную исповедь?

 - Конечно. Сергеем его звали. Это был первый приговоренный к смертной казни, которого мне довелось исповедовать. На то время у меня были знания, но не было опыта работы с такими людьми. Сергей первым попросил администрацию пообщаться со священником. На вопрос, почему он решил встретиться со мной, Сергей ответил так: «Я поверил в Бога, молюсь и читаю Святое Писание. Мне попались слова, которые поразили меня и заставили пересмотреть всю мою жизнь до этого. Особенно заболела душа о дочери». Он рассказывал, что понимает, что грехи родителей могут отразиться на жизни детей и последующих поколениях. Сергей не хотел, чтобы его дочь как-то потом страдала из-за его поступков при жизни.

 — А как в таком случае церковь относится к работе расстрельной команды, которая приводит приговор в исполнение?

 - Эти люди тоже несут службу, как и я. У каждого своя служба. Осуждать их за это? У них такая работа. Если закон предусматривает расстрел, значит, следуя букве закона, кто-то должен эту работу исполнять.

 — Но расстрел – это ведь тоже убийство. Церковь не осуждает убийство?

 - Церковь исходит из того, что не человек дал жизнь другому человеку, не ему ее и забирать. Именно поэтому церковь против смертной казни.

 - А те люди, которые приводят приговор в исполнение, они к вам приходят?

 - Может быть. Во время исповеди я очень редко спрашиваю, кто человек по профессии. Но не ждите, что эти люди когда-нибудь тоже расскажут вам о своей работе.

Да, церковь осуждает смертную казнь. Но вопрос наказания за преступление очень спорный сам по себе. А каково человеку, родственника которого убили жестоко? Жертвы тоже приходят ко мне на встречи, я им объясняю, что надо прощать и не желать мести, но не у всех это получается. У нас, к сожалению, мало кто работает с пострадавшими от преступлений.

Страницы: 1 2