ДЕФЛОРАЦИЯ трагикомическая история

ДЕФЛОРАЦИЯ

трагикомическая история

 

…Зимний вечер надвигался на сибирское село, притулившееся к старому тракту, по которому недавно прошел грейдер – на обочине утесами громоздились отвалы свежего снега.

 

Над снежными отвалами возвышался высокий дом, рубленный из мощных бревен, и крытый металлочерепицей.

 

В этом доме, сидя за тесовым столом, хлебали щи два человка: дед и бабка.  

Ели по-деревенски – не торопясь, молча.

 

Но вдруг – тишину вечерней трапезы разорвал резкий звук: с дороги донеслось тарахтение дизельного движка.

 

Звук этот становился всё громче. Да к тому же на тарахтение накладывались  молодые женские голоса, которые не то пели, не то выкрикивали нечто рифмованное. Что? Разобрать слова внутри дома было невозможно.   

 

-  Кто там орет? – спросила бабка.

-  Мне-то откуда знать?  - ответил дед.

– Пошел бы глянул! – скомандовала бабка.

 

Дед вскинулся, готовый обматерить супругу. Однако, взглянув на нее,  маленькую сухонькую, -  лицо, словно печеное яблоко! - сдержался:  «Бог с ней!» - подумал дед.

 

Он встал.

Накинул на плечи видавший виды бушлат.

Шагнул к дверям…  

 

…С крыльца дед увидел, как  бывший совхозный ДТ-57, принадлежавший теперь на правах личной собственности местному фермеру Федьке, везет в санях пятерых молодух – разряженных и раскрасневшихся. Молодухи, находясь в некотором подпитии, во все горло орали частушки:

 

«Гуляй, девка, веселей,

Славушки не бойся.

Мужики все занятые, -

Замуж не готовься».

 

- Откель? – проорал дед, надсаживаясь, чтобы перекричать женщин.

- Со свадьбы! – отозвалась одна из них.

 

Тут трактор наехал на кочку, отчего сани изрядно тряхнуло. Женщина, - опрокинувшись на спину, вскинула ноги в фирменных итальянских сапогах и залилась хохотом.   

 

Вслед за ней захохотали все остальные:

 

- Откель? – повторил свой вопрос дед.

 –  Подружку в соседнем селе замуж выдали! – прокричали деду молодухи. И тут же завели озорное:

 

«Парень девку полюбил,

Он ей целку повредил,

Эта операция 

Зовется дефлорация!»

 

- Тьфу! – плюнул дед.

 

Возвращаясь в дом, не затворил - захлопнул за собой дверь.


- Что там? – спросила бабка.

- Доярки с Федькиной фермы напились, - сказал дед. – Катаются на санях,  песни горланят…

 

- С какой радости? – спросила бабка.

- А я знаю? – огрызнулся дед. Обсуждать с бабкой чью-то неведомую свадьбу ему не хотелось: нечего воду в ступе толочь!

 

- Не знаешь, с чего напились? Должон знать! – перешла в наступление бабка. – Зря, что ль, я тебя в разведку посылала!

 

Дед не ответил.  И не потому, что испугался бабкиного напора.

Хулиганистая частушка зацепила деда  И он над ней думал…

 

- Что не ешь? Кому щи варила? – проворчала бабка.

Дед не ответил.

- Ну, вылитый, сыч! – перешла в наступление бабка. – Дуешься, как мышь на крупу!


Взглянув на бабку, норовившую укусить побольней, дед помедлил,  И вдруг, выхватив ложку из миски, резко ударил бабку - ложкой в лоб. 

- Ошалел? - изумилась бабка. 

- Как вспомню, что тебя не девкой взял, так сердце кровью обливается, - произнес дед. 

…В тягостном молчании прошел час.


- Кто старое помянет — тому глаз вон! – сказала бабка. 
- А кто забудет — тому оба, - ответил дед.

На бабку он не смотрел.
Он смотрел в окно. 

Свет фонаря на столбе перед домом позволял отчетливо видеть, как танцуют снежинки в воздухе, прежде, чем опуститься на поверхность сугробов и слиться с ними, теряясь в них навсегда.

 

«Вот и мы так же, - думал дед. – танцуем, кружимся… до поры».   

 

«Жизнь прошла, - думал дед. – А что было-то в ней, в этой жизни?»

 

Десятилетка. Срочная служба в армии – в танковом полку, из которого  демобилизовался классным механиком-водителем. С боевой машины пересел на трактор  – механизаторы были в почете и зарабатывали хорошо… 

 

Молодцеватый крепыш в молодости, дед перед танцами в клубе свои сапоги начищал так, что в них можно было смотреться! Вот и заглядывались девки - на деда…

 

Что дальше?

 

А дальше – сеновал. Где распаленная страстью плоть…

 

И ведь девок-то было много!

 

Так почему  же ни одной целки порвать не довелось?

И теперь уж и не доведется…

 

«Эта операция зовется дефлорация», - вспомнилось деду. В его душе вскипала обида.

 

Он подошел к буфету, достал бутыль и в граненый стаканчик, стоявший там же, в буфете, плеснул самогона. Выпил. Но легче не стало.

 

Дед спрашивал себя: за каким хреном он женился на бабке – тогда еще смазливенькой  и разбитной продавщице сельского магазина?

 

...Почувствовав каким-то верхним женским чутьем, что на душе у деда совсем скверно, к нему подкралась бабка – с тарелкой в руках.

 

На тарелке соблазнительно поблескивал влажным зеленым боком огурчик, замаринованный с  луком, перчиком, чесночком и листом смородины.   

 

- На-тка вот закуси! – сказала бабка.

 

Дед захрустел огурцом. Налил себе еще грамм пятьдесят. Выпил.

 

И тогда бабка обняла деда. И прижала к себе, словно ребенка. Поглаживая по лысине.

 

С чего бы это?

 

А просто на стене, что возле буфета,  в резной рамочке красовалась групповая фотография: дед с бабкой - в окружении трех сыновей с женами и - семерых внуков…