Циклика решения частных задач в государственном управлении.

Если смотреть на жизнь с позиций достаточно общей (в смысле универсальности применения) теории управления ДОТУ, то все процессы, за исключением объемлющей всё Вседержительности Божией, протекают как частные процессы в русле совокупности их объемлющих процессов. И процессы взаимодействия частного процесса с его объемлющими процессами во многом определяют характер течения самого́ частного процесса, а в ряде случаев носят решающий характер. Это общее положение касается общественно-экономических формаций в нашей цивилизации — как локализованных в пределах того или иного государства, так и человечества в целом.

Если исходить из этого, то, прежде всего, следует признать, что человечество — один из многих биологических видов в биосфере Земли. Это означает, что его жизнь обусловлена общебиосферными закономерностями, регулирующими воспроизводственные процессы в пределах популяций биологического вида, взаимодействие видов друг с другом, с биосферой и с объемлющими её природными системами и Мирозданием в целом.

Но поскольку человечество — специфический биологический вид, то также существуют и специфические для него биологические закономерности, регулирующие жизнь каждого индивида и внутривидовое взаимодействие людей друг с другом, с популяцией, которой принадлежит индивид, с видом в целом.

Кроме того, человечество несёт культуру, а человеческие общества обладают культурным своеобразием. Культура — своего рода надстройка на биологической основе вида «Человек разумный». Главное качество культуры — вариативность (разнообразие, неоднозначная предопределённость её характера внешними по отношению к обществу факторами), что предполагает и изменчивость культуры. И наряду с этим культура — один из факторов среды, оказывающий давление на несущую её популяцию биологического вида, к которому (если воздействие носит устойчивый в преемственности поколений характер) некоторым образом приспосабливается генетический механизм биологического вида. Вариативность культуры и её воздействие на генетику популяции приводит к вопросу о качестве культуры. Иными словами:

• общество способно породить культуру, которая гарантированно убьёт его в течение смены нескольких поколений, освободив территорию для его геополитических конкурентов;
• но то же общество способно породить культуру, которая обеспечит наиболее полное освоение личностного потенциала развития всеми и устойчиво-бескризисное развитие общества в преемственности поколений в гармонии с природной средой.

Кроме того, существует ноосфера — сфера разума планеты Земля. Она — объективная данность, а не фикция[1], выдуманная в 1920‑е — 1930‑е гг. Владимиром Ивановичем Вернадским (1863 — 1955) и Тейяром де Шарденом (1881 — 1955) для объяснения «мистики»[2]. Она — разум Земли, существовавший задолго до появления человечества и регулирующей всё, что происходит на планете, в русле объемлющих жизнь планеты общекосмических процессов. Взаимоотношения носителей разума регулируются этикой, выходящей за пределы человеческого общества[3], вопреки господствующему мнению, согласно которому этика локализована исключительно в пределах человеческого общества, и в силу субъективизма людей якобы носит субъективный характер. В действительности, вследствие существования ноосферы этика выходит за пределы человеческого общества, и если люди позволяют себе нарушать иерархически высшие по отношению к человечеству ноосферные — объективные этические нормы, то ответная реакция — иерархически высшая по отношению к человеческим обществам и людям персонально — неизбежна.

Кроме того Бог есть, и Он — Вседержитель. Взаимоотношения с Ним каждого человека, культурно своеобразных обществ и человечества в целом, регулируются не ритуалами тех или иных конфессий, а живой этикой непосредственно. И здравой этике, исходящей в этот Мир от Бога, тоже свойственны свои объективные закономерности, иерархически высшие по отношению к людям, нарушение которых (разовое или на кратких интервалах времени) хотя может быть и допустимым в пределах попущения Божиего людям ошибаться, но не обходится без последствий, сдерживающих людское самодурство.

В нашем понимании курс социологии должен давать ясные представления об общебиосферных, специфически человеческих биологических закономерностях и о социокультурных закономерностях, этических закономерностях ноосферы и религии, которыми обуславливается жизнь всякого культурно своеобразного общества и человечества в целом. Но в курсах социологии, соответствующих образовательным стандартам, действующим в РФ и в зарубежных странах, включая государства-лидеры научно-экономического развития, бесполезно искать изложение этих закономерностей: учебные курсы подчинены обслуживанию решения иных политических задач. Это — следствие того, что развитию либерализма изначально сопутствовало развитие атеистической по сути науки на основе воззрений позитивизма, хотя сам термин «позитивизм»[4] появился только в XIX веке.

                                                                   *         *         *

Пороки позитивизма во всех его модификациях таковы:

• внеэтичность: научное знание якобы стоит вне морали.
• по его мнению, дело науки собирать и систематизировать факты, а не объяснять причинно-следственные связи в их множестве[5]:
• это удел религии, которая способна «объяснить» что угодно словами «на всё воля Божия»;
• и философии, которая ищет причины объективно воспринимаемых наукой явлений в мире сущностей, объективно невоспринимаемых ни органами чувств, ни посредством приборной базы науки.
• наука аморальна, нравственно-этические оценки, мораль — вне науки.

Казалось бы, с позитивистскими воззрениями можно согласиться, поскольку в них критерий истинности знаний основан не на слепой и бездумной вере, а связан некоторым образом с фактами, которые можно наблюдать в объективной реальности. Однако есть одно умолчание: позитивистские воззрения подразумевают доступность одних и тех же фактов для наблюдения разными исследователями в разное время или экспериментальную воспроизводимость аналогичных фактов разными исследователями в аналогичных обстоятельствах в разное время. В силу этого умолчания — из компетенции науки, порабощённой догмами позитивизма, выпадают уникальные факты (в принципе не воспроизводимые повторно), и факты, повторное воспроизводство которых обусловлено субъективизмом тех или иных людей (вследствие этого они в подавляющем большинстве случаев невоспроизводимы «независимыми исследователями», являющимися носителями иного по качеству субъективизма), этика оказывается локализованной в пределах общества и субъективно-вариативной. И кроме того не все задачи идентификации причин по следствиям (версии задачи о «чёрном ящике») решаются.

Соответственно из восприятия и компетенции позитивистской науки выпадает некоторая часть объективной реальности, которая однако не перестаёт воздействовать на ту часть объективной реальности, которая остаётся в поле зрения позитивистской науки. И это воздействие в ряде случаев делает позитивистские прикладные воззрения незримо (для приверженцев позитивизма) несостоятельными. А как этот порок позитивистского по его сути «мэйн-стрима» науки выражается в неадекватности прикладных теорий и их неработоспособности, — это уже́ конкретика множества частностей, имеющая место в предметных областях каждой из специализированных научных дисциплин.

Тем не менее проблема неполноты научного знания позитивизма, из которого выпали неповторимые «мистические» (с точки зрения позитивистской науки) явления и вся этика (позитивистская наука осознанно аморальна и потому независима от какой бы то ни было этики) — есть, и её надо решать.

Марксизм — одно из течений позитивистской науки, нанёсшее наибольший ущерб миропониманию людей в СССР и на постсоветском пространстве.

И это означает, что для нашего общества важно не освободиться от власти марксистской предыстории над менталитетом, но необходимо, освободиться от власти позитивизма в целом.

                                                                   *        *        *

Также следует признать, что человечество при достигнутом им качестве развития не способно жить в природной среде без того, чтобы не защищаться от неё искусственной средой обитания. Искусственная среда обитания воспроизводится на основе хозяйственной деятельности. Хозяйственная деятельность общества взаимосвязана и с биосферой в целом, и с биологическими особенностями человека. Наряду с этим она обусловлена внеэкономическими по их сути социокультурными факторами, а также — этическими (ноосферными и религиозными факторами). С учётом этих оговорок ей свойственны свои закономерности сугубо экономического характера.

Но если обратиться к курсам экономической теории, то выяснится, что в них в подавляющем большинстве реализован финансово-счётный подход[6], при котором главное занятие «учёных»-экономистов — считать деньги и анализировать их обращение, не вдаваясь в рассмотрение генерации обществом запросов на природные блага и продукцию и не вдаваясь в рассмотрение организации производства и сбыта («рынок всё отрегулирует сам»). Вследствие этого в современном экономическом образовании жизненно состоятельна только математическая и бухгалтерская составляющая.

Экономическое образование не даёт представления об обусловленности экономической деятельности природно-географическими, биосферными, этическими и социокультурными факторами внеэкономического по их сути характера. В силу этого те представления о сугубо экономических закономерностях, якобы не обусловленных внеэкономическими факторами, которые даёт современное экономическое образование, оказываются далеко не во всём и не всегда работоспособными. Проистекающая из этого весьма ограниченная работоспособность экономических теорий и развитых на их основе математико-экономических моделей даёт основание к тому, чтобы высокопоставленные экономисты регулярно делали признания типа:

• «экономика как женщина: разве её поймёшь?» (А.Я.Лившиц — советник президента Б.Н.Ельцина по экономическим вопросам, а позднее вице-премьер и министр финансов РФ);
• «Я больше не понимаю того, относительно чего я думал, будто хорошо это знаю. И я также не знаю, что мне сейчас думать» (Мартин Вольф, главный экономический обозреватель газеты Financial Times, — реакция на первые удары кризиса 2008 г.);
• «Экономические теории невинного обмана» (название последней книги американского макроэкономиста-практика, советника президентов Рузвельта и Кеннеди — Дж. К. Гэлбрейта).

Но то, что объективно существует, — всегда субъективно познаваемо. Значит несостоятельность экономической науки следствие методологической нищеты[7] учёных в области анализа и проектирования экономической деятельности.

Однако современная общеобразовательная школа ориентирована не на формирование личностной культуры самостоятельного познания объективной реальности школьниками и развитие творческого потенциала на благо общества, а на загрузку в их психику того или иного набора фактов и стереотипов (автоматизмов-предубеждений) осознанного к ним отношения. Потом эту традицию продолжает высшая школа, ограничиваясь освещением вопросов гносеологии в трудах философов прошлых эпох, но не давая представления об организации психической деятельности личности, позволяющей человеку эффективно познавать и созидать индивидуально и коллективно. И потому не надо удивляться, что общества не властны над своею хозяйственной деятельностью.

Общество — множество людей — порождает множество индивидуальных и групповых интересов. В этом множестве интересов есть конфликтные друг с другом интересы. Но главная проблема современности в том, что общество генерирует и самоубийственные для него интересы — конфликтующие с социокультурными (включая экономические), этическими и биологическими закономерностями, обуславливающими его устойчиво-бескризисное развитие в преемственности поколений в гармонии с природной средой. Это приводит к необходимости управления процессами реализации множества интересов.

«Множество интересов» по-гречески — «поли тикос». Соответственно задача курса политологии — дать представление об организации процессов управления реализацией этого множества интересов в практической политике так, чтобы обеспечить устойчиво-бескризисное развитие общества в преемственности поколений в гармонии с природной средой.

Понятно, что если нет социологии, которая давала бы представление об объективных биологических, социокультурных, этических и сугубо экономических закономерностях бытия человеческого общества, то не может быть и адекватной жизни и потребностям общественного развития политологии. Но кроме того, что социология должна дать для построения политологии представление об этом комплексе взаимосвязанных закономерностей, управлению как таковому во всех его проявлениях также свойственны объективные чисто управленческие закономерности.

При этом необходимо понимать: теории управления задают структуру постановки и решения управленческих задач. Они отличаются друг от друга архитектурой такого рода структур и потому также по-разному эффективны. Соответственно политология, построенная на основе дефективной в каких-то аспектах теории управления, не позволит обеспечить благоденствие общества даже в том случае, если будет опираться на адекватные жизни социолого-экономические теории. По нашему мнению наилучшую структуру постановки и решения разного рода управленческих задач в аспекте универсальности её применения предлагает достаточно общая теория управления (ДОТУ).

Если с таких позиций смотреть на жизнь общества, то его юридическая система — один из инструментов управления. Соответственно всякое законодательство содержит в себе несколько компонент разного управленческого назначения:

1. Стандартное управление по господствующей над обществом концепции организации его жизни в преемственности поколений как единого организма.
2. Разрешение конфликтов частных управлений в рамках действующей концепции управления.
3. Защиту управления по господствующей концепции управления от попыток проникновения в это общество управления по чуждым концепциям управления, не совместимым с господствующей.
4. То, что можно назвать «юридическими шумами», — логически противоречивые законы и законы, положения которых невозможно однозначно соотнести с жизнью. Они являются одним из генераторов злоупотреблений властью и снижают качество государственного управления, сея правовой нигилизм и в обществе, и в государственном аппарате.

Соответственно юридическое образование должно проистекать из адекватной жизни социологии, этики, экономики, ДОТУ, политологии и быть направлено не только на формальное изучение действующего законодательства, истории юриспруденции и некодифицированного права, но оно должно быть направлено на изучение процессов социального управления на основе действующего законодательства с целью совершенствования юридической системы как инструмента государственного управления.

Только в этом случае возможно построение такой юридической системы, которая будет опираться на объективные закономерности (биосферные, этические, социокультурные, экономические, управленческие), и потому будет способна обеспечить устойчиво бескризисное развитие общества в режиме, близком к «автоматическому», что позволит людям реализовать свой генетический потенциал в сфере личностного развития и свободного творчества.

Кроме того на протяжении настоящей работы за её текстом витал вопрос о соотношении некодифицированного права (далее права) и кодифицированного права (далее законодательства). Чтобы рассмотреть этот вопрос, определимся в понимании термина «право» по отношению к обеим разновидностям прав.

Право — это открытая возможность делать что-либо, будучи гарантированным от наносящего ущерб воздаяния за содеянное.

В Русском миропонимании понятия «право» и «праведность» взаимосвязанные, а соответствующие слова — однокоренные. Вследствие этого право выражает праведность, и как следствие право — выше закона, который может выражать в жизни общества и неправедность.­ Утверждение о том, что «Право» и «Закон» синонимы, проистекает из злонравия и представляет собой навязывание обществу смешения понятий с целью подмены права неправедным законом.

Соответственно, если вести освещение вопросов юриспруденции в системе мышления, в которой «Право» и «Закон» — синонимы, то в жизни общества необходимо разделять две категории прав:

• права объективные, дарованные Свыше человеку и человечеству, и первое из них объемлющее все прочие, — право каждого человека быть наместником Божиим на Земле по совести без страха и свободно;
• «права» субъективные, учреждаемые в общественной жизни самими её участниками по произволу, в основе которого лежит реальная нравственность индивидов и который может выражать как праведность, так и несправедливость.

Вследствие этого в обществе возможны и реально имеют место конфликты между правами объективными, в следовании которым находит свое выражение Божий Промысел (т.е. объективные закономерности, обуславливающих устойчивое и безопасное развитие общества, о которых речь шла выше), и «правами» субъективными в случаях, когда творцы законов пытаются своею злонравной отсебятиной воспрепятствовать осуществлению Промысла.

Люди признают друг за другом «право» на какое угодно мировоззрение, но Бог, как сообщают Откровения, не признает за человеком права быть атеистом, т.е. отрицать Его бытие или обожествлять что-либо или кого-либо из сотворённого Им, а также не признаёт права впадать в сатанизм.

Атеисты — те, кто невнимателен или рассудочно отрицает тот реальный факт, что Бог дает доказательства Своего бытия персонально каждому тем, что отвечает в соответствии со смыслом их молитв изменением жизненных обстоятельств тем более выразительно, чем отзывчивее сам человек к обращениям Бога к нему через совесть, других людей, произведения искусств, памятники культуры, знамения жизненными обстоятельствами.

Но и атеисты должны признать: то, что здесь названо «объективными правами», реально существует вне зависимости от того, что они не признают Источник их происхождения, поскольку за нарушением людьми и человечеством объективных прав следует воздаяние, несущее ущерб: болезни, травмы, социальные бедствия, включая войны, и глобальный биосферно-экологический кризис как наиболее мощное из всех воздаяний, которые люди смогли обрушить на свою голову.

Смысл объективных прав человека неоднократно излагался в Откровениях, но беда в том, что при фиксации Откровений в писания, названные «священными», смысл Откровений утаивался, подменялся отсебятиной, извращался, заменялся на противоположный в соответствии с объективной нравственностью редакторов и цензоров канонов писания. Но писания никогда не должны были быть основой религии — сокровенной осмысленной связи души каждого человека и Бога, — а только напоминанием о необходимости таковой связи для нормальной праведной жизни людей на Земле.

Вследствие этого конфликт между нормами ВСЯКОГО (вклю­чая и своды светских законов) писания, его каноническими толкованиями и реальной Жизнью разрешается верующим непосредственно Богу человеком сообразно совести, во всей полноте восприятия им конкретных жизненны обстоятельств.

Это — мировоззренческая основа для рассмотрения писаных и неписаных законов и отнесения каждого из них к одной из двух категорий:

• к нормальной алгоритмике самоуправления общества в русле Божьего Промысла в конкретных жизненных обстоятельствах;
• к своду субъективных «прав», учреждаемых исходя из деградационно-паразитической нравственности, препятствующей становлению Царствия Божиего на Земле.

Соответственно характер законотворчества и волевого стремления высшего государственного руководства к неукоснительному без лицеприятия[8] применению порождаемого государственностью законодательства в каждую историческую эпоху очень важен, для последующих судеб государств, народов, цивилизаций.

С точки зрения личности, чья нравственность не отягощена серьёзными пороками, законодательство обязано выражать праведность[9], т.е. должно лежать в русле всех упомянутых ранее объективных закономерностей, следование которым гарантирует устойчиво бескризисное развитие общества (биосферным, биологическим видовым, этическим, экономическим, социокультурным, управленческим). И если идти от совести ко всем аспектам жизни общества и личности, то никаких противоречий между диктатурой совести и диктатурой закона быть не может, поскольку в этом случае: во-первых, в законодательстве выражается текущее понимание в обществе историко-политической справедливости по совести и, во-вторых, принцип «что не запрещено законом, разрешено» все такого рода ситуации передаёт под высшую «юрисдикцию» совести[10], а «юридические шумы» устраняются по их выявлении, поскольку представляют собой реальную помеху общественно полезному управлению и соответственно — безопасности общества.

А в реальности должно быть так, что диктатура совести — вполне достаточное основание для того, чтобы переступить через неправедный закон.

Но может возникнуть вопрос: если все живут под властью диктатуры совести, то зачем законодательство? — Дело в том, что общественно-экономическая формация — сложная система взаимосвязей. Качество её бытия тем выше, чем полнее эта система взаимосвязей. И реальность такова, что в основе системы взаимосвязей лежат стандарты, выраженные в документации[11]. Документация обеспечивает доступ множества людей к одной и той же информации в ходе общественной деятельности и придаёт взаимную согласованность деятельности разных людей. И пока цивилизация нуждается в экономике, воспроизводящей искусственную среду обитания, она нуждается и в документации, регламентирующей в том числе и единообразие управления в решении разного рода «типичных» задач в жизни общества, какую роль и должно выполнять законодательство. Но оно при этом должно быть основой для произвольного творчества под властью диктатуры совести, а не быть направленным на подавление совести и стыда, как это имеет место в толпо-«элитарных» культурах.

И решение задачи возрождения России и её дальнейшее развитие требует разработки и внедрения в учебный процесс образовательных стандартов и учебных курсов, в которых нашёл бы адекватное выражение изложенный выше подход.

Рис.1 в разделе 2.2 представляет зримо алгоритмику государственного управления, лежащую в русле изложенного выше подхода. Т.е. он — не наши беспочвенные фантазии, а выражение нашего понимания обусловленности жизни общества объективными закономерностями: биосферными, специфически видовыми биологическими, этическими (ноосферными и религиозными), социокультурными, экономическими, управленческими.

Рис. 1 нуждается в пояснениях. В каждом регионе, обладающем физико-географическим своеобразием, интегральный биосферно-экологический показатель — распределение земель между: 1) заповедными зонами с первозданной природой, 2) зонами, в которых природная среда доминирует, но имеет место эпизодическое воздействие цивилизации, 3) сельхозугодьями, 4) населёнными пунктами и 5) промышленными ландшафтами. Реальная структура землепользования может допускать дальнейшее наращивание в регионе хозяйственной деятельности и численности населения, а может требовать их сокращения и коррекции структуры в интересах оздоровления экологии. В анализе проблематики биосферно-социального взаимодействия можно последовать подходу, предложенному в 1974 г. греческим архитектором К.А.Доксиадисом[12]. Он предлагает шкалу градации ландшафтов, включающую 12 типов, каждый из которых характеризуется степенью угнетения цивилизацией естественно-природных ландшафтов: от первозданной природы до техносферного ландшафта без каких-либо самовоспроизводящихся природных биоценозных включений. Некоторые из 12 предлагаемых им типов могут включать подтипы.

С помощью такой шкалы можно охарактеризовать в целях обеспечения биосферно-экологи­чес­кой безопасности общества любой регион планеты, площадь которого достаточно велика, чтобы на ней можно было выделить «кванты» хотя бы некоторых из типов ландшафтов, предусмотренных классификацией К.А.Доксиадиса.

Анализируя вариативную структуру распределения долей каждого из типов ландшафтов в общей площади территории, К.А.Доксиадис рекомендует в качестве оптимума структуру землепользования, представленную в правом верхнем сегменте рис. 1, позволяющую обеспечить как устойчивость биосферы, так и хозяйственную деятельность и быт цивилизации. В оптимальной на его взгляд структуре 40 % площади должны составлять территории, обладающие тем или иным заповедным статусом, на которых хозяйственная деятельность практически полностью запрещена, 42 % — территории, посещение которых людьми признаётся допустимым в целях отдыха и ограниченного ведения хозяйственной деятельности, не нарушающей устойчивости биоценозов в их сложившихся границах, 10,5 % — сельхозугодья, 7,3 % — территории населённых пунктов, транспортных инфраструктур и промышленных предприятий (за исключением тяжёлой промышленности и переработки отходов), 0,2 % — площади под предприятиями тяжёлой промышленности и переработки отходов.

Соответственно на этой основе можно выработать биосферно-экологическую политику государства, одним из аспектов которой является определение биосферно допустимой экологической ниши, которую в каждом регионе, обладающем физико-географическим своеобразием, может занимать цивилизованное общество (этому соответствуют блоки 1 и 2 в структуре рис. 1). Это предполагает необходимость отказа от исторически сложившегося образа жизни цивилизации путём перехода к ландшафтно-усадебной урбанизации[13], позволяющей поддерживать устойчивость биосферы и воспроизводство здоровых поколений, сочетать в себе удобства городского образа жизни со здоровьем сельского образа жизни, и свободного от недостатков каждого из них при опоре на современные и перспективные технологии и на организацию макро- и микро- уровней экономики.

Это открывает возможности к выработке демографической политики государства, которая должна определить количественные и качественные (медико-биологические и социокультурные) показатели, которыми должно обладать население в каждом регионе, а также — параметры миграции населения между регионами, допустимые как с точки зрения бесконфликтности внутрисоциальных отношений, так и в биосферно-экологических аспектах. При этом необходимо понимать, что демографическая политика — фактор, которому должна быть подчинена экономическая политика, а не наоборот (как это имеет место в либерально-рыночной экономической модели), хотя демографические параметры и обуславливают возможности экономической деятельности. Поскольку жизнь цивилизованного общества невозможна без инфраструктур разного рода, то с демографической и биосферно-экологической политикой необходимо должна быть связана инфраструктурная политика (это отражено в блоке 3 на рис. 1).

Анализ с позиций ДОТУ жизни общественно-экономических формаций позволяет все потребности, порождаемые обществом, разделить на два класса: демографически обусловленные, удовлетворение которых безопасно и необходимо для обеспечения устойчивости общественного развития, и деградационно-паразитические, удовлетворение которых наносит прямо или косвенно вред потребителям, окружающим, потомкам, биосфере. Демографически обусловленные потребности предсказуемы на основе биологических и социокультурных закономерностей жизни человеческого общества на десятилетия вперёд. Это обстоятельство позволяет интерпретировать их в качестве вектора целей макроэкономического управления, а деградационно-паразитические — интерпретировать как собственные шумы системы и помехи, индуцируемые в ней извне, и рассматривать производство в их обеспечение в качестве одной из составляющих вектора ошибки управления. Общее представление об алгоритмике генерации и прогностики демографически обусловленных потребностей даёт рис. 2.

Демографическая политика может быть представлена как демографическая волна, с которой связаны три матрицы демографически обусловленных потребностей: личностных (D_Л), семейных (D_С), инфраструктурных (D_ИС) (включающих и потребности биосферно-экологической политики государства). Их долгосрочная предсказуемость разрешает неопределённости в отношении задания компонент вектора конечной продукции (правой части уравнений межотраслевого баланса) и даёт возможность построить хронологическую последовательность межотраслевых и межрегиональных балансов продуктообмена и финансового обмена, ведущую к гарантированному удовлетворению демографически обусловленных потребностей (более обстоятельно см. работу ВП СССР «Краткий курс…»).

Структурно алгоритмически эта задача (ей соответствует блок 4 в схеме, представленной на рис. 1) аналогична задаче поражения управляемым снарядом медленно маневрирующей цели. Эта задача успешно решается военно-промышленным комплексом с середины 1950‑х гг. в целях обеспечения противовоздушной, противоракетной и противолодочной обороны, хотя в нашем случае она должна решаться в пространстве параметров существенно большей размерности. Спектр инвестиционных продуктов в составе вектора конечной продукции в таком подходе интерпретируется как вектор управляющего воздействия.

При этом задача планирования — показать те уровни отраслевого производства, ниже которых спектр реального производства не должен опускаться в целях обеспечения устойчивости развития общества. Научно-технический прогресс и нормативно не учитываемые производственные мощности идут в запас устойчивости плана. Если созданы условия для массовой самореализации научно-внедренческих циклов[14], то макроэкономика восприимчива к научно-техническому прогрессу и должна отвечать требованию гибкости и адаптивности к меняющейся техносфере. За исключением устанавливаемых государством цен на товары, принадлежащие базе прейскуранта[15], все прочие цены формируются рынком.

При наличии плана гарантированного удовлетворения демографически обусловленных потребностей и обеспечения устойчивого развития общества (с учётом особенностей региональной локализации предприятий) задача макроэкономического управления (регулирования рынка) представляет собой задачу обеспечения рентабельности отраслей в условиях реально складывающейся динамики цен. Её решение должно обеспечиваться налогово-дотационным механизмом, а платежёспособный спрос населения должен системно защищаться целевыми субсидиями и грантами от уничтожения либерально-рыночным ценообразованием.[16] Дотации, субсидии, гранты могут быть как государственными, так и корпоративными. Кредитно-финансовая система, законодательство о хозяйственной и финансовой деятельности, система стандартизации и сертификации продукции интерпретируются как средства сборки макроэкономической системы из множества административно самостоятельных предприятий, а также как компоненты системы бесструктурного государственного макроэкономического управления[17]. Этому фрагменту алгоритмики государственного управления в русле концепции устойчивого развития соответствует блок 5 в схеме, представленной на рис. 1.